— Ну, встреча ему, похоже, обеспечена по высшему разряду, — заметил Матвей, оглядываясь на Дунечку, которая уже чиркала что-то тонким карандашиком у себя в блокнотике. — А крики… Это сериал новый показывают, а дама с третьего этажа, Тамара кажется, телевизор очень громко сделала и дверь раскрыла, — легко соврал Матвей и вышел наконец из этого дома. Ну и как же ему теперь с Ритой-то общаться? Что она теперь думает про него после Дунечкиного концерта?
Тишина после визга странной девицы стояла оглушающая. И все невольно держали паузу, будто боялись — стоит сказать хоть слово, и тишина обрушится на них внезапными осколками.
Первым рискнул профессор Дворецкий:
— Классический случай истерического поведения, усугубленного эгоцентризмом с признаками инфантильности.
— Не девка, а кошка бешеная. Во, Ритусь, повезло-то начальнику твоему, а! Угораздило же связаться с такой фифой. Попробуй усмири такую! — посочувствовала Тамарочка.
— Я бы попробовал. Такой темперамент… — мечтательно сказал Гриша и, наткнувшись на Ритин изумленный взгляд, добавил: — А что? Мне всегда интересно было, как дрессировщики с тиграми работают. Вот бы и узнал.
— Узнал бы он! Эй, молодожен, не быстро ли ты на чужих баб заглядываться начал? Или надеешься, что Ритусик и про это позабудет? — подбоченилась Тамарочка.
— Тамара, по-моему, вы лезете не в свое дело! — крестил руки на груди Гриша.
— Ага! Как жене твоей тут обустраиваться помогать, тетку ее хоронить, доктора к ней приглашать — мое дело. А как отлегло от задницы — Тамара, не лезь! — неожиданно обиделась Тамарочка.
— Тамарочка, Тамарочка, ты что! Ты очень мне помогла, спасибо тебе! — попыталась вмешаться Рита, но Тамарочка уже приняла решение.
— Ритусь, по-моему, пора мне уже, я к себе пойду. У меня там Толик полдня один сидит. Тоже болеет, между прочим! Пойду за своим мужиком ухаживать! Если что — звони! До свидания, профессор! — попрощалась она и закрыла за собой дверь.
— Ну вот, обиделась, — огорчилась Рита. Наверное, эта Дунечка, когда орала, напустила тут каких-нибудь вредных флюидов. Вон, не успела уйти, как Гриша сцепился с Тамарочкой.
— Да ничего, помиритесь. Даже лучше, что мы остались без посторонних, — отмахнулся Гриша и попросил: — Профессор, не могли бы вы все же осмотреть Риту? Все-таки провалы в памяти — не шутка. Вдруг повторятся?
— Да, конечно. Маргарита… э…
— Ивановна! — подсказал Гриша.
— Маргарита Ивановна, могу ли я занять десять минут вашего времени?
— Конечно, Лев Казимирович! Только давайте пройдем в комнату, — показала Рита на дверь гостиной и попросила мужа: — Гриш, можно мы поговорим вдвоем?
— Рит, ты что? Почему — вдвоем? Ведь это и меня тоже касается! — возразил Гриша, но профессор его остановил:
— В самом деле, Григорий Борисович, мне хотелось бы пообщаться с Маргаритой Ивановной приватно, так сказать, без третьих лиц.
— Ну, как скажете, — недовольно пожал плечами Гриша и вернулся на кухню.
А Рита с профессором пошли в гостиную и сели в креслица у журнального столика.
— Маргарита Ивановна, заранее прошу меня извинить, если мои вопросы покажутся вам бестактными. Уверяю вас, я задаю их не из праздного любопытства, а только чтобы иметь максимально полную картину причин вашего… недуга.
— Лев Казимирович, да нет никакого недуга! Честное слово, нет! Я замечательно себя чувствую!
Рита лукавила. Чувствовала она себя не очень хорошо. Почему-то то, что в новой реальности у шефа появилась истеричная то ли жена, то ли невеста, подпортило Ритину радость от мысли, что сама она — замужем.
— И все-таки, Маргарита Ивановна, я хотел бы прояснить некоторые моменты!
— Ну ладно, — сдалась Рита, — проясняйте.
— Скажите, как долго вы знакомы с Григорием?
— Э-э-э… Полгода? — попыталась вспомнить Рита то, что подслушала из спальни.
— А как вы с ним познакомились?
— В Интернете!
— А где встретились в первый раз?
— Э-э-э… В кафе каком-то…
— Сколько времени проболела ваша матушка?
— Три года.
— Когда она умерла?
— Месяц назад.
— Вы рады?
— Что?
— Вы рады, что матушка умерла? Что наконец-то закончился этот кошмар? Эта тягостная необходимость, это мучительное выполнение дочернего долга?
— Лев Казимирович, да что вы говорите? Да как вы можете? — вскочила Рита.
— Сядьте! Как Григорий реагировал на то, что в доме — больной человек?
— Никак…
— Он с вами жил или отдельно?
— Он на этой жил, как ее… На вахте!
— Про болезнь матушки вы ему сказали до знакомства или после?
— До… или после. Я не помню!
— За что вы на него обиделись и отчего разругались?
— Мы не ругались… Профессор, я не пойму, зачем вы задаете мне эти вопросы! Я устала!
— Простите, Маргарита Ивановна. Но мне совершенно очевидно, что вы лукавите, утверждая, что все вспомнили. Вы почему-то вычеркнули из своей памяти целый кусок. Вычеркнули все, что связано с вашим мужем Григорием. Почему? Быть может, он сделал что-то или сказал нечто, с чем ваше сознание не может смириться? А? Что он сделал?
— Не знаю, Лев Казимирович… Не помню… Я устала…
— Лев Казимирович, простите, что вмешиваюсь, но, по-моему, ваша беседа Риту расстроила, — очень вовремя появился Григорий.
«Под дверью, что ли, подслушивал?» — вяло подумала Рита и провела ладонью по лицу. Мокро. Оказывается, она плакала.
— Рит, может, пойдешь приляжешь? А мы пока с профессором без тебя побеседуем?
— Не хочу, Гриша, лежать, належалась с утра. Лучше я пойду к компьютеру, почту посмотрю, ладно? А ты мне скажешь потом, какой диагноз поставил Лев Казимирович! — Рита встала из-за стола, кивнула профессору, стараясь оставаться вежливой, и прошла через коридор в третью комнату, где когда-то, судя по стеллажам с книгами. и столу с тумбами, был кабинет тети-Таиного мужа. И Рита тоже устроила тут себе кабинет: поставила компьютер и провела Интернет. Сделать это оказалось совсем несложно — к дому была подведена линия, и тети-Таина квартира оказалась единственной не подключенной. Так что, когда Рита пригласила мастеров, им только и оставалось, что протянуть кабель из подъезда в кабинет. Хватило сорока минут и четырех метров провода.
Рита включила компьютер, он начал загружаться, а Рита невидяще уставилась в посветлевший монитор. Вопросы профессора Дворецкого всколыхнули в ней то, о чем она пока не задумывалась. Точнее, старалась не задумываться, загнав мысли об этом, даже не мысли — предчувствие мыслей, зачатки эмоций, — в самые глубины подсознания. А теперь Рита поняла: она обрадовалась, когда мама умерла. Точнее, не обрадовалась, а испытала огромное чувство облегчения. Будто камень с шеи скинула, который голову к земле пригибал. Будто крылья у нее за спиной выросли. И она подняла голову и впервые за три года мир вокруг увидела. И крылья раскинула, и почти взлетела… Может, ни в какой она не в другой реальности? Может, у нее и вправду не все в порядке с головой? А Гришу оттого ее память из списков вычеркнула, что он — из той, прошлой жизни, в которой болела мама? Может, ей так хотелось начать жизнь с чистого листа, что она ее, жизнь с чистого листа, и придумала?
