А теперь я пытаюсь увернуться от ударов боксерских перчаток, которыми Дэйл старается снести мне голову, пока я надеюсь, что мой стояк остается незамеченным. Я в трениках с гульфиком (Прим. Гульфик — нашивной кусок материи, закрывающий прореху на мужских штанах, расположенную спереди по линии соединения брючин). Это паршиво.
— Что, черт возьми, происходит в твоей голове? — спрашивает Дэйл после того, как решительно стучит по моей голове.
— Даже не знаю, смогу ли объяснить это, — говорю я, поднимая руки вверх, чтобы снова начать упражнение с перчатками.
Я начинаю наносить удары, и на этот раз я способен сосредоточиться на остальных упражнениях. Затем я направляюсь к беговой дорожке, чтобы побегать около тридцати минут со скоростью девять миль в час. Я стараюсь изо всех сил избавиться от мыслей в своей голове.
Мне необходимо перестать думать об Эйвери и об этом придурке Итане.
Дэйл решает снова достать меня с концентрацией. Он завладевает моим вниманием, когда говорит:
— Слышал об Итане?
Тряхнув головой, я изо всех сил стараюсь не вырвать с корнем рукоятки тренажера.
— Этот ублюдок уже требует матч-реванш. Он утверждает, что ты мошенничал, когда у тебя был полный заскок, сказал, что ты бил его по затылку и по лицу. Я просмотрел запись: ты этого не делал, но сегодня утром он наговорил кучу дерьма.
Я ничего не говорю. Просто останавливаю беговую дорожку и иду к тяжелому мешку, прикрепленному к полу, где мы отрабатываем наши удары. Именно здесь я использую свою грубую силу. Я колочу по нему гораздо дольше, чем собирался, но ничего не могу с этим поделать. Этот мудак Итан действует мне на нервы, и я чувствую необходимость выбить его из своих мыслей.
Наконец, я едва могу двигаться, все тело болит и сильно потеет, пока я стою и смотрю на Дэйла.
— Передай Роджеру, что я принимаю вызов и буду драться, как только они выведут нас на ринг, — говорю я, проходя мимо Дэйла.
Он только кивает.
В душе я ощущаю себя не так, как вчера. Тогда мой член бы таким, черт возьми, твердым, что мне пришлось помастурбировать, только чтобы снять напряжение. Сейчас я напряжен немного, и чувствую, что моему телу нужна помощь Эйвери, а не Рози Палмер и ее пяти друзей.
***
Я жду, когда зазвонит телефон. Два гудка, и раздается сильный мужской голос:
— Чейз! Ты почему еще не здесь?
— Уже в пути, просто хотел убедиться, что ничему не помешаю.
— Физиоизвращенка, то есть физиотерапевт, ушла около двадцати минут назад. Так что после полудня я свободен.
Я сдавленно смеюсь:
— Скоро буду.
В мгновение ока я оказываюсь в доме, где вырос, и иду на голос отца, который раздается из гостиной.
— Привет, пап, — говорю я, наклоняясь и целуя его в макушку.
Даже сейчас, когда он в два раза старше меня, он все еще с меня ростом и в удивительно хорошей форме. Коленный протез был из-за всех невзгод его молодости, из-за футбола в школе и колледже и очень активного образа жизни, который он вел. Я по-настоящему верю, что этот мужчина так просто не сдастся, когда дело касается выносливости.
— Так держать, чемпион! — кричит он, обнимая меня за шею и притягивая к себе, чтобы обнять крепче.
Медвежьи объятия этого человека ни с чем не сравнить. Он — акула в мире бизнеса и клевый отец семейства.
Обнимая его в ответ, я улыбаюсь, затем сажусь на диванчик рядом с ним. Когда он смотрит на меня, в его глазах такой необыкновенный блеск. Он владеет одной из крупнейших брокерских фирм в стране, и он остановит все одним щелчком пальца, только чтобы напомнить, что он хочет сказать мне.
— И где же мои внуки? — говорит он вполне серьезно, и я абсолютно уверен, что он просто устал ждать.
— Я познакомился с девушкой в ночь боя, — сообщаю я без предисловия.
— До боя или после?
— Я увидел её до боя и типа дважды надрал её дружку задницу, прежде чем сказал ей привет.
— Ладно, знаю, я старею, но не мог бы ты повторить еще раз?
— Сначала я заметил ее черные как смоль волосы, — говорю я, объясняя все, то произошло, с самого начала, что было перед боем и до этого момента.
Я рассказываю ему даже о моей неспособности перестать думать о ней, пока я был в спортзале. Я ничего не скрываю, он ведь мой отец. С тех пор, как умерла моя мама, когда мне было шесть лет, остались только он и я. Я не обрисовываю ему подробности моих сексуальных отношений... черт, это ведь интимные отношения... с Эйвери, но я думаю, что он знает это даже без моих признаний.
— Так, когда я с ней познакомлюсь? — спрашивает он.
— Не знаю.
И я на самом деле не знаю. То есть, я едва знаю эту женщину, и уже снова и снова болтаю о ней моему отцу. Такое чувство, будто я снова школьник. Ну, если не считать того, что в школе я был развратником. Я не думаю, что какая-то девчонка могла удержать мое внимание более, чем несколько часов подряд.
— Так, значит, она окрутила тебя так, что ты не можешь мыслить правильно, и это всего-то за два дня? — спрашивает он.
— Да, для меня это сложно.
— Как и для меня. Я чувствовал в точности то же, что и ты, когда встретил твою мать, — он тихо посмеивается, а потом улыбается мне. Хотя я не уверен, над кем он смеется, надо мной или над собой.
— Я приведу её на ужин как-нибудь на этой неделе, если ты считаешь, что готов к этому, — говорю я и почему-то откидываюсь на диване. Я не знаю, смог ли бы я объяснить это, но внезапно я чувствую себя гораздо более расслабленным.
— Да, любой вечер будет кстати. Я не вернусь к работе на полный день еще пару недель.
Глава 12
Чейз
Дззз. Дзынь.
Эйвери: Привет, можешь говорить?
Я: Конечно, только что приехал домой от отца.
Эйвери: Ооо, ты часто его навещаешь?
Я: Да, довольно часто. Примерно два-три раза в неделю. Обычно либо я готовлю ему обед, либо он готовит для меня.
Эйвери: Ого, да, вы, ребята, выходит, по-настоящему близки.
Я: Да. Хочешь, чтобы я тебе позвонил?
Эйвери: Да, если не возражаешь.
Телефон звонит только один раз, потом я слышу её голос.
— Привет, незнакомец, — говорит она, и она не кажется ни счастливой, ни грустной, что-то среднее между этим. Не знаю, в чем разница, но она кажется отрешенной.
— В чем дело, красавица?
— Я — красавица? — спрашивает она очень тихо.
— Да, Эйвери, я тебе клянусь. Если бы ты знала, что я о тебе думаю... ты бы, наверное, сбежала.
— Может, расскажешь мне об этом за стаканчиком чего-нибудь крепкого?
— Я буду у тебя через двадцать минут, — говорю я и отключаю телефон, не давая ей времени передумать.
Схватив ключи от «Импалы», я выскакиваю за дверь.
Я добираюсь туда за пятнадцать минут. Знаю, может показаться, что я нетерпеливый, но я не тот, кто играет в гребаные игры. Если и кажется, что я нетерпеливый, то только потому что я такой и есть.
Прежде, чем я ушел, мой отец сказал мне кое-что, что до сих пор звучит в моей голове. «Самое горячее пламя сжигает самого быстрого, не забудь, что потребуется время, чтобы узнать её».
«Он прав, конечно», — думаю я, когда Эйвери открывает дверь, и я наклоняюсь, чтобы поцеловать эти поразительно мягкие губы, пока она прижимается ко мне.
Я отступаю на шаг и улыбаюсь.
— Ну, привет.
— И тебе привет, — она поворачивается к двери и запирает ее за собой. Я беру её за руку, когда мы спускаемся по лестнице, веду к машине и открываю для неё дверь.
Пока мы в пути, говорим мало, но я не могу не смотреть на наши всё ещё сплетенные руки. Мне нравится эта девушка, и папа прав, я должен узнать её получше.
В хорошо знакомой мне местной таверне мы садимся в отдаленную кабинку и ждем официанта.
— Итак, что вы, ребята, будете пить? — спрашивает нас парень сквозь приглушённый шум голосов беседующих и заказывающих еду посетителей.
К счастью, на заднем фоне не играет музыка. Я хочу слышать, о чем она хочет сказать, а не кричать, как она прекрасна. Я ничего не имею против того, чтобы объявить об этом на весь мир, но, наверное, это будет немного банально, если я буду об этом кричать.
— Я буду крепкий сидр, — говорит она, затем смотрит на меня.
— Слабый ром и диетическую колу, — с улыбкой говорю я официанту. Он закатывает глаза, и, я думаю, Эйвери делает то же самое.
Убедившись, что мы ничего не будем заказывать из еды, он сразу же уходит.
— Почему диетическая кола?
— Я редко пью, особенно кода за рулем, и я снова тренируюсь.
— Ха, я думала, что ты просто неженка, — хихикает она, затем берет мою руку в свою и держит её.
— Ха! — я смеюсь. — Да, вероятно.
