– Сначала увидела ее книги! Да, книги, книги! Фамилия-то редкая – Корытникова! А мне мать говорила, что у меня есть сестра! Говорила, говорила! Я навела справки и к вам обратилась! Вы все и выяснили! Что вы меня спрашиваете, когда сами все и выяснили! Сами выяснили, а меня спрашивают! Дураки какие!
– Простите, кто вы по профессии, Ада Михайловна? – поинтересовался Апофеозов.
– Я довольно известный модельер, – укоризненно проговорила она и пронзительным голосом повторила: – Известный, известный довольно модельер!
«Сапожник без сапог!» – подумала я, и тут меня осенило: «Почему это у нас с ней разные отчества? Может, она мне никакая не сестра – точно так же, как Коротайко оказался вовсе не Коротайко, а Креветкиным?»
– Постойте, здесь какая-то ошибка, – взволнованно сказала я.
– Никакой ошибки быть не может, – категорично отрезал Апофеозов и вдруг как заорет: – Зараза! Шавка проклятая! Она меня укусила! – ведущий швырнул Афродиту хозяйке.
– Маленькая, маленькая, маленькая! Мы накажем этого злого дядьку! Не переживай, моя Афродиточка!
– Тогда почему она Михайловна, а я Алексеевна? – не унималась я.
– Потому что это ваша двоюродная сестра со стороны отца, – пояснила Катерина.
– Да, мы кузины, мы кузины, мы кузины, – поторопилась заверить меня Ада Михайловна.
– Располагайтесь за столиком, побеседуйте, а мы перейдем ко второй части нашей передачи, то есть опросу, кто кого разыскивает, – оповестил ведущий зрителей, бросив на Афродиту яростный взгляд, а мы с Адой сели за круглый ярко-синий столик.
– Я так счастлива, что разыскала тебя, так счастлива, счастлива, – эхом раздавались ее слова. – Но я не ожидала, что ты так безвкусно одеваешься! Ужасно, просто ужасно, ужасно! Серый шарф, брусничное платье, серые туфли! Полная безвкусица, полная, полная. Нужно, чтобы все, что на тебе надето, было одного цвета, а не таким разноперым, разноперым, разноперым! Ну, не переживай так, я займусь твоей одеждой и вкусом, не переживай, не переживай, – она говорила без остановки, повторяя по нескольку раз одно и то же слово, а я сидела и с интересом разглядывала ее.
Лицо моей кузины (надо сказать, что теперь меня терзали смутные сомнения в самом факте нашего с ней родства) было настолько же странным и чудным, насколько странна и чудна была ее одежда и манера говорить. Серые глаза ее казались очень большими из-за худобы и черных нездоровых кругов под ними. Я еще подумала, что ненормальные они у нее какие-то, будто она страдает базедовой болезнью. Нос длинный (слишком длинный для женщины) на кончике имел ямочку, какая обычно бывает у людей на подбородке, а выглядело это так, будто он разделен на две половинки. Губы – пухлые африканские шлепки без контура, словно перепрыгнули на ее лицо с одного из полотен Гогена, созданного великим импрессионистом на Таити. Я заметила, что у Ады была привычка сжимать их так, что они становились похожими на маленький поросячий пятачок.
От мыслей о Гогене, базедовой болезни и розовых поросячьих пятачков меня отвлек возглас Мисс Бесконечности:
– Дайте мне сказать, в конце-то концов! – возмущалась она, подняв руку, точно двоечник, который впервые выучил урок и теперь рвется к доске. – Прошу слова! Прошу слова! – выкрикивала она как попугай. – Я тоже хочу найти Панкратку! Разыщите мне его! Привезите! Или я умру от любви! – требовала старушка.
Так вот зачем она сюда притащилась! Хитрая бестия!
– Какого Панкратку? – недоуменно спросила Катерина, обратив наконец внимание на смутьянку.
– Моего Панкрата, – настырно проговорила бабушка.
– Расскажите немного о себе и об этом самом... Панкрате.
И Мисс Бесконечность надолго завела старую песню о том, что она отличник народного просвещения, заслуженный учитель, коренная москвичка... Дошла уж было и до банки с вареньем, которую спер на пожаре ее отец в конце позапрошлого столетия, благодаря чему она, собственно, и стала коренной москвичкой:
– От стыда! От стыда уехал отец мой Петр из села Судогды...
– Извините, а можно теперь немного рассказать о человеке, которого вы хотите разыскать. Где он живет, как его фамилия, возраст. Ну, хотя бы приблизительно.
– А ты меня не перебивай! – обозлилась Мисс Бесконечность, что ее оборвали на полуслове и не дали высказать все, что она думает о «кренделе» в кожаных портках из похабной рекламы, о карте москвича и почему градоначальник до сих пор не пожаловал к ней в гости с тортиком и цветами, а она ведь просила его об этом в письме! Однако, понимая, что ее сейчас вообще могут лишить слова, нехотя продолжала. – Панкрат Захарычем его зовут, живет в деревне, лет восемьдесят ему.
– Что вы можете еще сказать о Панкрате Захаровиче? – поинтересовался Апофеозов. – Как его фамилия, как называется деревня, в которой он живет?
– Деревня как деревня! А сказать я вот еще что могу! – словно вспомнив нечто важное, возбужденно проговорила она: – Он до пенсии коровок осеменял... Ну, чтоб у них без быков телята рождались! – крикнула она на всю студию, после чего сначала раздалось тоненькое хихиканье, что невозможно было даже распознать, кому оно принадлежит – мужчине или женщине, потом все присутствующие грохнули от смеха, а ведущий шепотом спросил у помощницы:
– Он что, зоофил, что ли? – и тут же поспешил утешить бабушку, но таким тоном, будто знал наверняка, что старуха-то не иначе как сумасшедшая: – Будьте уверены, Вера Петровна, мы приложим все усилия, чтобы найти вашего Панкрата Захаровича, – а в сторону кому-то прошипел: – Этот кусок с бабкой тоже вырежете.
– Ах, какой хороший паренек! – восторженно сказала она, подобострастно глядя на «паренька» с набриолиненными волосами.
Через полчаса мы наконец-то вышли из телецентра на свежий воздух. Ада шла рядом, держа на руках Афродиту, которая время от времени злобно тявкала, показывая маленькие острые клычки, больше похожие на кошачьи.
– Ой! Какое чудо! – восторженно пролепетала мама и попыталась погладить Афродиту.
– Она кусается! Кусается, кусается! – предупредила Ада.
– Мы еще и кусаемся! – еще больше умилилась мамаша. – Какая маленькая! Меньше моего Рыжика! – И она, тяжело вздохнув, задумчиво проговорила: – И где-то сейчас мои кошарики? Ну, да ладно, скоро я всех их найду! – оптимистично сказала моя родительница и спросила: – А что это за порода?
– Йоркширский терьер. Да. Йоркширский терьер!
– Глупости! У этой собаки нет ничего общего с йоркширским терьером!
– Мне-то лучше знать! Да, лучше! Лучше! Я отдала за нее кучу денег! Кучу, кучу!
– Оставим это, – устало сказала я. Голос Ады действовал на меня ужасно – он словно тонкая стальная пластина врезался в мозги.
