— О, писатель! Как интересно! Что же он пишет?
Она приставучка, но правду я ей говорить не собираюсь.
— Он пишет… ммм… статьи.
— Какие статьи?
— Статьи для мужских журналов.
— Интересно. Наверное, он хорошо зарабатывает.
— Кстати, мам, — поспешно прерываю я ее, желая сменить тему, — помнишь, ты говорила, что у тебя есть шоколадный торт с марципаном?
— О, совсем забыла — он на кухне. — Мама встает и исчезает.
Я вздыхаю с облегчением, и мы с папой обмениваемся взглядами и улыбаемся, он закатывает глаза.
Мама возвращается и говорит:
— А как зовут твоего молодого человека?
— Он не мой молодой человек, а зовут его Ник.
— Ник, — повторяет она и задумывается. — Николас. Да, мне нравится имя Николас. Где он живет?
— В Хайгейте.
— Шикарный район, — говорит мама.
Представляю себе, — да у нее случился бы инфаркт, если бы она увидела его квартиру.
— Должно быть, у него хорошо идут дела, раз он может себе позволить жить в Хайгейте. У него один из этих красивых больших домов, да?
— Нет, мам, — вздыхаю я. — Ни у кого из моих знакомых нет большого дома, ты же знаешь. У нас у всех квартиры.
— Ну да, конечно, — говорит она. — Так ты была у него дома? У него хорошая квартира?
— Дай ей передохнуть, — вмешивается папа, откладывая газету. — Вы же только начали встречаться, да, Либби?
И я киваю, с облегчением улыбаясь.
— Я просто беспокоюсь о тебе. — Мама расправляет фартук и присаживается. — В твоем возрасте я уже была замужем, а тебе было три года. Не понимаю вас, современных девушек. Такие независимые.
— Да, мы — женщины девяностых, — говорю я. — И я не хочу замуж, меня гораздо больше интересует карьера.
Как же.
— Как работа? — спрашивает отец, и, как обычно, я начинаю рассказывать, а родители с интересом слушают. Я рассказываю про Аманду и ожидаю, что они будут смеяться над этой историей. Папа действительно смеется, — правда, быстро подавляет смешок, увидев мамино выражение лица.
— Как тебе не стыдно, Либби — строго упрекает мама, — Тебе не кажется, что нужно рассказать ей?
— О, мам, — постанываю я, — все будет в порядке. Она бы и голой снялась, лишь бы привлечь к себе внимание.
— Ну, ты лучше знаешь. — Она произносит это подняв брови, словно говоря, что ничего я не знаю и она не одобряет меня.
— Как Олли? — наконец спрашиваю я, потому что единственный способ поднять ей настроение — спросить, как дела у моего обожаемого братца, ее любимчика.
— О, он проказничает, как всегда, — говорит она. — Влюблен в свою работу и разбивает девичьи сердца.
Я обожаю своего брата. Ему двадцать шесть, он неотразимо красив, и с ним не соскучишься. Мы видимся довольно часто. Олли из тех людей, которые сразу всем нравятся, и мне иногда завидно, что он такой беззаботный. Я не могу долго злиться на него, — разве только когда он говорит мне, чтобы я не обращала внимания на маму.
Правда, в детстве я его ненавидела. За то, что он всегда был самым умным, самым спортивным, самым популярным. Никогда не делал ничего плохого, всегда был маминым любимчиком. Но потом, когда я поступила в университет и уехала из дома, все вдруг изменилось и в первую же встречу он перестал быть противным младшим братиком и стал другом.
Он, как и я, начал курить, и мы запирались в моей комнате и пыхали в окно, а потом опрыскивали все вокруг литрами тошнотворно сладкого освежителя воздуха. Именно с ним я впервые покурила травку: он показал мне, как сворачивать косяк, подозрительно похожий на Тампакс супер-плюс, — посыпать большую полоску бумаги сначала табаком, а потом слегка опаленными кусочками гашиша.
Мама, естественно, ни о чем не догадывалась. Она ругала меня за то, что я курила, пила и поздно возвращалась, но Олли за это ничего не было.
Чем старше мы становились, тем смешнее она нам казалась. И вдруг Олли стал защищать меня. Когда она начинала напыщенно разглагольствовать, появлялся мой брат и говорил, что видел меня сегодня вечером с Сюзи, а мама все неправильно поняла. И она ему верила!
Мы даже хотели вместе жить, но потом я решила, что, несмотря на мою любовь к нему, я не потерплю его бардака. Потом он нашел работу в Манчестере и снял большую квартиру в Дибсбери. Сейчас работает продюсером в крупной телекомпании, а по выходным клубится. У него нет постоянной подруги, наверное, это семейное, но более чем достаточно романтических увлечений. Я звоню ему каждые выходные и обычно выуживаю его из глубин убийственного похмелья. Чаще всего он перезванивает после того, как его очередная пассия, результат вчерашней вылазки, наведет марафет и уйдет.
С ним лучше всего обсуждать мои любовные дела, даже лучше, чем с Джулс. Он не такой умный, но может смотреть на вещи с мужской точки зрения. Я провожу долгие часы, разговаривая с ним по телефону и строя стратегические планы по охмурению мужчины моей мечты.
— Как его работа? — спрашиваю я у матери, потому что в последнее время была слишком занята своей личной жизнью, чтобы позвонить Олли.
— Он делает новую передачу о кулинарии, — гордо отвечает мама, выпячивая грудь, потому что телепродюсер — это серьезно. Ей ли не знать, учитывая, что она смотрит телевизор сутки напролет.
Вот пиар она вообще не считает профессией и не может похвастаться, что ее дочь работает в пиаре, потому что вообще не понимает, что это такое, хотя я ей тысячу раз объясняла. Ей кажется, что мне ни к чему работать, а нужно сидеть дома и готовить деликатесные ужины своему мужу, который целыми днями работает, гребет деньги лопатой и содержит меня и наших десятерых детей в роскоши. Как будто она живет в каменном веке.
Телепродюсер — другое дело. Вот это она понимает, потому что видит осязаемое свидетельство такой работы — телевизор! Фраза «Мой сын — телепродюсер» у нее уже как слово-паразит.
— О кулинарии? — Я прыскаю. — Но Олли ни черта не смыслит в кулинарии, из всех блюд он знает только карри на вынос и гамбургер.
— Программа называется «Вегетарианская кухня для гурманов».
Видимо, мое последнее замечание она решила проигнорировать.
— Вегетарианское что? — Теперь мне действительно смешно. — Но Олли жить не может без мяса.
— Я знаю, — соглашается она, — и, честно говоря, не понимаю всей этой чепухи о вегетарианстве. Уверена, что все это делают просто потому, что сейчас это модно. — И вопросительно смотрит на меня.
Я отворачиваюсь, потому что стоит ей дать малейший шанс подкопаться, как она притащит лопату.
Ну и что, что я однажды решила стать вегетарианкой? Я даже продержалась целых восемнадцать месяцев и, конечно, могла бы сказать, что сделала это из любви к животным, но на самом деле все мои друзья были вегетарианцами и мне просто тоже захотелось попробовать. У меня получилось. Я совсем не скучала по мясу. Но все эти разговоры о том, что вегетарианское питание полезно для здоровья, — полная ерунда. Конечно, следует все время есть салаты и орехи, но я предпочитала хлеб, сыр, яйца и пирожки, и меня раздуло, как воздушный шар.
