Легко было принять выбор, если он хоть немного был твоим.
— Ты снова не спрашиваешь моего мнения, — остановила его я, — и в этот раз ты ничего не сможешь сделать — я приму решение сама.
Он даже сел, чтобы взглянуть на меня.
— Ты не собираешься с ним разводиться?! — шипение.
Я замерла.
— Я хочу подумать об этом завтра, — шикнула на него.
Затем отвернулась сильнее и прикрыла глаза.
— Я тебя запру, — пошли вход угрозы.
Я промолчала.
— И в этот раз я не шучу, Вася, — наклонился непосредственно к моему лицу он, — установлю решётки на окна детской, и вы будете сидеть и радовать меня своим безопасным времяпрепровождением.
Всё ещё молчу.
— Завтра, так завтра, — он откинулся на вторую подушку, — можешь даже высказать мне какой я нехороший. Но только завтра — раз уж ты так решила, — он был ехиден.
И даже эти слова не вызывали у меня никакого напряжения. По крайней мере он мог обеспечить нам с Соней спокойствие. Да и сбегать от него я уже научилась — один раз даже удалось.
— Сделаем выездную церемонию или бронируем ресторан? — задумчиво пробормотал он.
Я прыснула. Но не успела ответить — в гостиной зазвонил брошенный мною телефон.
— Я сам, — начал подниматься Артём.
Я этого допустить не могла никак, потому практически бесшумно вскочила первая, а после бросилась в гостиную, оставляя замешкавшегося мужчину позади.
— Вася, чёрт тебя дери! Если ты сейчас возьмёшь трубку… — рычал он.
Но дальнейших слов я не услышала, закрыв двустворчатую дверь гостиной, повернув замочек и медленно и тяжело дыша подкравшись к телефону, лежащему на полу. По двери прошёлся удар ладони. Радионяня на столе не отреагировала, значит до Сони этот звук не донёсся.
Он звонил не первый раз — шестнадцать непринятых пришлись на беззвучный режим с вибрацией, после чего телефон свалился на пол, где от удара включил звук.
На пол я села уже без сил. Страшно было даже смотреть на мигающий желтым экран, не то что принять вызов. Однако я выпустила из лёгких весь воздух, успокоила мысли и нажала кнопку.
— Через минуту ты должна быть дома, — нетрезвый, но спокойный тон Никиты.
Шею будто кто-то схватил и сжал — судорога прошлась по мышцам.
— Я не пойду, — первый в моей жизни отказ мужу.
Было страшно так, что голос дрогнул.
— Я больше не буду, — слова того, кому видимо всё же было стыдно, однако само признание было сродни унижению.
Я промолчала.
— Не слышишь? — вновь сдержанный вопрос, — повторять я не буду. Ты сама во всём виновата. Ты вертишь задницей перед этим… чёртом, а я должен быть спокоен, когда он тащит под суд моего брата?!
Я нервно сжала челюсть, сквозь зубы прошипев в трубку:
— Ты сказал, что мы с Соней тебе надоели. Не стоит ли тогда…
— Не стоит! — прервал меня он, — езжай домой, дура. Твоя дебильная мать не берет трубку, когда я звоню ей.
Он подумал, что я у родителей. Я даже выдохнула от облегчения.
— Мне поклясться тебе, что больше тебя не ударю? — вот тут уже началось его извечное презрение, — может на колени встать?
Замок в двери щёлкнул, и в проходе показался Артём со скрещенными на груди руками и настолько недовольным лицом, что мне стало не по себе вдвойне. Однако ему рукой махнуть я смогла. А ещё показать перед губами пальцем, чтобы молчал.
— Хотя бы извинения, — выдохнула для Никиты.
— Извинения?! — закричал он.
Я резко отняла от уха телефон и нажала на сброс звонка. Снизу послышался сперва мат и крики, а затем удары и громкие бабахи.
— Извинения, — в третий раз повторил Тёма, — оно тебе надо?
Я прикрыла уставшие веки.
— Это сложно, Тём, — прошептала так, чтобы он услышал, — я снова накосячила и боюсь даже начинать разгребать. Прости, что затянула в это тебя.
Внизу стало тихо. Телефон завибрировал. Артём дернул щекой и нервно плюхнулся в кресло рядом. Кнопка.
— Если я извинюсь, то ты вернешься домой? — Никита тяжело дышал, мне было страшно за квартиру и ту мебель, которая была в ней, — резче!
Я вздрогнула.
— Я не знаю, — шепнула отрывисто.
— Не знаешь?! — вновь крик, — напомнить тебе, что тебя никто не спрашивает? Давно не шевелила своими мозгами, шлюха? Так я тебе напомню: я заберу Соню. Суд никогда не признает тебя нормальной матерью, и она будет жить со мной. И Вадимом.
— Тебе мог помочь только он, а он… — пролепетала я, давясь слезами, но не выпуская их наружу, боясь реакции Артёма.
— А он уже нанял адвоката. Они обжалуют ту хрень, которую накинул на него твой урод мент, ещё и компенсацию стребуют! А дальше брат только и будет думать, как и чего тебе отрезать за предательство, — он замолчал с улыбкой, — если я его не остановлю.
Артём хмыкнул и закатил глаза, кажется слыша все слова моего мужа.
— Так что домой езжай, — довольно добавил Никита, — можешь остаться у мамаши на ночь и утро — опять будете голосить в самую рань, а потом садись на автобус, и я тебя жду. Всё, пока.
И он скинул вызов.
— Шанхай не выйдет, — сразу же сказал Тёма, — и никакой адвокат ему не поможет.
— Он заплатит, — всё ещё сидела на полу я, — и убьёт нас всех.
Мужчина хмыкнул.
— Сиди дома, Вась. У меня два выходных, у нас бронированная дверь и пистолет, — усмешка, — могу дать его тебе, только разряженный, — он подался корпусом ко мне, — да и видела ты своего «мужа»? Он не пойдет сюда. Привык сидеть у братика и вопить из-за его спины — даже сейчас про это сказал.
Он оглядел моё взволнованное выражение лица.
— Хочешь я схожу к нему и расскажу о наших планах? Спорим, что на меня он даже голос не повысит?
Я отрицательно помотала головой.
— Твоих планах, ты хотел сказать? — поправила его я, — прости меня, Тём. Но ты знаешь, что я выберу. У меня просто нет выхода.
Он цокнул и собирался уже высказать мне всё, что думает, но тут я не сдержалась:
— Знаешь, что меня останавливает от веры тебе? То, что ты не предложил мне уехать из этого города. То, что ты сам хочешь остаться здесь. Тебя не привлекает спокойствие и тишина, нет. Ты горишь тем ужасом, что творится здесь! Тебе нравятся все эти задержания, аресты и преследования. Опасность и… все эти бандитские разборки! Ты не любишь тишину, а я в ней нуждаюсь! Так зачем мне менять одного злодея на другого?! Для успокоения? Нам с Соней везде будет неспокойно. И мне сейчас нечего терять, кроме неё! Плевать на себя, тебя, Никиту и на всех остальных! А он может забрать её, понимаешь! Заберёт, и у меня не останется вообще ничего! Ей будет плохо, а я не смогу ничего сделать! И плевать я хотела на то, что мне нужно и что я хотела бы! Я хочу, чтобы в порядке была она!
— Нет разницы?! — прошипел он, — он тебе синяков наставил, а тебе нет разницы?!
Я опустила голову, всё ещё держа в глазах слёзы. Артём же успокоился.
— Я, наверное, просто конченный идиот, раз терплю это! — он поднялся и вышел из комнаты, исчезнув в неосвещенном коридоре.
Я прильнула лбом к прохладному полу и, наконец, дала волю эмоциям.
— Иди на диван, бессовестная, — на плечи опустился плед, а его руки практически подняли меня с пола, — мм-м… вся в соплях. Всё, как я люблю, — со смешком добавил он.
Он довёл меня до дивана, чтобы усадить практически у себя на коленях.
— Это слёзы, — возмущенно поправила я.
Но успокоилась. Именного этого он и добивался — моего спокойствия. Двух истерик в день было уже много.
— Всё равно обожаю, — ухмылка, — предлагаю прощальное кино, раз ты меня совсем бросаешь. Выбираю я, а то ты сейчас остановишься на слезливой мелодраме и уревёшься насмерть.
Он достал из диванной боковой полки пульт и включил телевизор, где быстро нашел какой-то фильм из разряда «боевик, но с фэнтези», после чего сурово уместил мою голову на своей груди. Стало тепло, безопасно и уютно. От этого было ещё гаже на душе и грустнее на сердце.
— Обижаешься? — прошептала я, слушая биение его сердца.
Учащенное и громкое.
