непроницаемым. Словно что-то каменное опускается на лицо, отдаляя его от меня.
— Я знал, что этот разговор будет, Эшли. Иди домой, тебе пора!
— Ты позвонишь?
— Только посмей ей морочить голову и звонить, Палмер! Эшли, сегодня же отдашь мне телефон! Кэтрин все рассказала нам с Патрицией, и мы оба расстроены. Как ты могла подвести наше доверие? Я был первым, кто тебе всегда доверял!
Это невозможно. Все, что сейчас происходит — несправедливо и неправильно, и мои обида и удивление настолько велики, что горло перехватывает немота, а на глазах выступают слезы.
Мне приходится уйти, чтобы прекратить это унижение Мэтью перед моим отцом и закончить их ужасную встречу. И чтобы не разреветься в присутствии парня. Он стоит спокоен и холоден, но я никогда не поверю, что он оглох.
Отец вновь подгоняет меня и, задохнувшись, я убегаю в дом.
В холле сидят Патриция с Кейт, и если мачеха при виде меня встает навстречу, то ее дочь остается сидеть. Только отворачивается, чтобы не встретиться со мной взглядом.
Я знаю, кто во всем виноват и тут же подхожу к ней.
— Это ты! Что я тебе сделала? Ненавижу тебя, слышишь?! Ты хуже всех! Ты такая же мерзкая и черствая, как… как твой отец! И если думаешь, что будешь счастливой, делая другим подлости — ты ошибаешься!
Патриция вскрикивает от изумления, а я убегаю к себе, не желая их видеть. Чувствуя, как в эту самую секунду что-то безоговорочно рушится между всеми нами, и я не хочу это останавливать.
Закрывшись в своей комнате, подбегаю к окну, отодвигаю жалюзи и вижу, как Мэтью садится в машину и уезжает. Сорвавшись с места, исчезает из поля зрения на своем старом «Додже» так же быстро, как ветерок счастья улетучивается из моего сердца.
О, нет. Нет, нет, нет!
Я отхожу к кровати и сажусь на нее, ощущая себя, будто в тумане. Подняв ладони к вискам, обхватываю голову и сдавливаю их, закрыв глаза.
Этот год — просто ужасен! Выпускной класс ужасен! И я сама тоже, потому что не могу ничего сделать, чтобы это изменить.
В дверь спальни стучатся отец с Патрицией, но я не хочу их ни видеть, ни говорить.
— Эшли, открой! — требует отец, но уже спокойнее. — Мы хотим с тобой поговорить!
— Нет!
— Эшли, пожалуйста, — я слышу хорошо поставленный голос мачехи. — Открой нам. Это важно! Мы твои родители и действуем ради твоего блага! Обещаю, мы просто сядем и со всем спокойно разберемся. Эшли?
— Не сейчас. Уходите, оба!
— Эшли, дочка? — отзывается отец, и его знакомый и такой родной голос звучит сейчас больнее всего. — Открой, я хочу сказать!
Я подхожу к двери, но не открываю ее. Говорю, зная, что он меня услышит.
— Ты уже сказал все, что хотел. Но главное, ты сказал, что я тебе лгала. Пожалуйста, пап, уходите и оставьте меня одну.
— Но мы поговорим?
— Не сегодня.
— Почему, дочка?
Еще никогда я не говорила отцу то, что собираюсь сказать сейчас:
— Потому что сегодня я не хочу тебя видеть!
Позже я звоню Мэтью, но он не отвечает на мой звонок ни через час. Ни через два.
Я так и засыпаю, чувствуя себя морально сломленной и неживой.
Глава 13
Мэтью
Еще один молодой подонок, рожденный с меткой «Выбраковка общества». Достаточно смелый для того, чтобы зайти за дозволенные границы, и достаточно наглый, чтобы этого не скрывать.
Вот что читалось в глазах офицера Уилсона, когда он смотрел на меня и был уверен, что видит насквозь. Мог ли я его за это винить?
Нет, не мог.
Сколько бы я не обманывал себя, но я на самом деле был и оставался тем, кого он однажды допрашивал в своем кабинете, и кто вел себя с ним более, чем цинично — не раскаиваясь и наотрез отказавшись просить прощения у пострадавшего и его родителей.
Тогда я ненавидел лживого Рентона, офицера, школу и весь мир вместе с собой в придачу. И только жалел о том, что мне помешали до конца выместить свою злость, оставив ее бурлить в крови.
Чувствовал ли я что-то похожее сейчас?
Нет, не чувствовал. Скорее досаду и режущий осадок в груди на то, что все оказалось так предсказуемо, и так быстро закончилось.
Я действительно понимал, что этого разговора не избежать. Пусть и не хотел о нем думать, но никогда себе не лгал. И не подбирался к Эшли.
Если бы можно было все просто объяснить. И если бы меня услышали.
Я не мог винить офицера Уилсона за его слова. На его месте я бы тоже не подпустил такого ублюдка, как я, к своей единственной дочери, зная, на что он способен. А в том, что Уилсон хороший отец, видя Эшли, сложно усомниться. Несчастные люди не умеют так искренне улыбаться.
Сегодня я тоже ощущал себя живым. Настолько, что казалось больше нет ничего невозможного. Надо только позволить себе мечтать и все получится. Выходные с Эшли, лето с Эшли, а дальше… Дальше от близости и смеха рыжей девчонки, от ее сладких губ и смелых мыслей пересыхало горло и все туманилось в голове.
Не получилось. Окрылив, сказка быстро истаяла, больно разбив несмелое желание о жесткую реальность.
«Убирайся, щенок! Чтобы ты не задумал, я тебе не позволю это осуществить!»
После разговора с отцом Эшли я не могу ехать домой — туда, где все напоминает о том, что он прав. Сейчас мне не хочется никого ни видеть, ни слышать.
Впившись пальцами в истертый руль и словно окаменев, я веду машину к побережью и приезжаю на пустынный пляж. В единственное место, где могу побыть один. Долго стою на берегу, слушая ночной океан и песню ветра. Позволяя холодному бризу лизать мое лицо и трепать волосы в надежде, что он выстудит
