явить миру всю свою непосредственность.
— Может, свяжем? — спрашиваю презрительно.
Пистолет, с которым вошёл лежащий на полу в кухне матери мужик, давно у Ибрагима, но опасность всё равно витает в воздухе.
— И как ты объяснишь это соседям? — спрашивает с улыбкой, хлопая длинными ресницами.
— Но ты же не положишь его в багажник! — вновь шиплю в ответ. — Значит, на заднее сиденье, сам за руль, а мне что прикажешь делать, когда он очухается?!
— Ну, вот, — улыбается идеальной белоснежной улыбкой, всегда казавшейся мне подозрительной, — уже соображаешь. Сядешь с ним на заднее сиденье и свяжешь там. Если есть чем…
— Зараза… — рычу глухо и иду на балкон.
Можно срезать бельевые верёвки сверху, но они получатся короткими и мама вгонит в гроб вопросами.
Нахожу решение в её спальне, сую его в карман шорт и возвращаюсь на кухню.
— Валим, — бурчу себе под нос, а Ибрагим тут же поднимает мужика с пола.
Вываливаемся на площадку и нос к носу сталкиваемся с соседкой напротив.
Мама говорила, у неё муж от цирроза три года назад скончался и я нахально этим пользуюсь, не обременяя себя муками совести.
— Вот хоть бы один мог изливать душу трезвым, Вера Даниловна! — жалуюсь сходу, а она поджимает губы и делает скорбное выражение лица. — Напасть для русского человека!
— И не говори, милая… — вздыхает в ответ.
Ибрагим двигается дальше, а на первом этаже нам встречается местный участковый. Без формы, но с отпавшей челюстью и немым вопросом в очах.
— Что, Сём? — спрашиваю с вызовом и вскидываю подбородок. — Никогда пьяного мужика не видел?
— Он живой хоть? — кривится бывший сосед по парте.
— Проверь, — язвлю в ответ, он тянет руку к его шее, а я взвизгиваю: — Ты ахренел, Мазуров?!
— Да блин! — отвечает возмущённо. — Работа такая!
— Свой проверь!
— Диана! — говорит грозно, но под моим взглядом сдувается, а мужик невнятно стонет.
— Труп может издавать звуки? — спрашиваю ехидно.
— Такая ты язва, когда не в настроении… — бормочет с обидой.
— Надо было отсесть ещё в девятом! — парирую недовольно.
— Надо было дотянуть до одиннадцатого… — тянет тихо и поднимается дальше, на четвёртый, где живёт его мать.
— Если я захочу кого-нибудь грохнуть, сделаю это в квартире твоей матушки, — умиляется Ибрагим на улице.
— Иди нахрен… — бормочу недовольно и сажусь назад, тут же захлопывая дверцу и доставая мамины чулки.
— Если б ты их с себя сняла, я бы прямо тут и кончил, — ржёт Ибрагим.
— Ты какого хрена такой весёлый?! — взвизгиваю возмущённо. — Весь из себя жизнерадостный, позитивный!
— Завидно? — хмыкает в ответ, а я бурчу, связывая незнакомца на заднем сиденье:
— Аж перед глазами темнеет.
— Будет и на твоей улице праздник, если Тимурчик опять не затупит и не включит праведника.
— А это ещё что значит? — я зависаю, а мужик рядом начинает шевелиться и открывает глаза. — Ибрагим! — взвизгиваю нервно и лезу на переднее сиденье.
— Связать успела? — спрашивает спокойно.
— Только руки…
— А бежать ему и некуда, — пожимает плечами флегматично и говорит громко: — Слышь, мужик, рыпнешься — пристрелю.
— Да пошёл ты, — огрызается в ответ и резко накидывает связанные в запястьях руки на шею Ибрагима, но тот за секунду до этого берёт заготовленный рядом пистолет, взводит курок и наводит через плечо назад, целясь прямо в голову мужику.
— Лапы убери, предпочитаю женщин, а ты даже не симпатичный, — продолжает потешаться, а я прижимаюсь к двери и таращу глаза. — Диана, звони своему красавчику.
— Телепатически? — я нервничаю, оказавшись в непривычной среде, и язвительность прёт изо всех щелей.
— Не психуй, тебе нельзя, — хмыкает в ответ, — позвони с моего.
Беру его мобильный с подставки, подношу к его лицу, снимая блок, залезаю в список контактов, но по фамилии не нахожу. Лезу в вызовы и столько раз вижу запись «Тимурчик», что начинает рябить в глазах.
— Вы такие милые, — кривлюсь, дрожащим пальцем тыкая в экран, а спустя пару гудков слышу резкий голос:
— Хер ли надо?!
Я тут же подношу телефон к уху Ибрагима, а он отвечает:
— Двигай на склад. Я с подарочком. Даже с двумя. Нет, с тремя, — сую ему кулак перед носом, а он начинает ржать. — Короче, двигай на склад. Мы все ждём только тебя, дорогой.
— Пошёл нахер, — отвечает Тимур с чувством, а Ибрагим переводит:
— Будет минут через двадцать. Поболтаем? — я кошусь назад, а он вздыхает: — Где мои манеры…
Останавливает машину на обочине, выходит, открывает заднюю дверь и с силой прикладывает пистолет к другому виску мужика. Захлопывает, садиться за руль и продолжает:
— На чём мы остановились?
— Ты садист, — хмурюсь, глядя на обмякшего и затихшего мужика.
— Я нежный и ласковый и тебе об этом прекрасно известно. Давай по делу, припрётся твой нервный и всё испортит. Вопросы?
— Какая-то там игра, — вспоминаю заинтересовавшую меня тему.
— А, ну да. Суть в том, что матушка Тимурчика на столько отчаялась направить сынулю
