— Этот отлично подойдет для рекламы, — предлагаю я. — Улыбка Ролондо заразительна, и он действительно хорошо сейчас играет.
Спасибо, Джеймс, за твою постоянную болтовню о футболе.
— Мне нравится, — говорит Меган. — Но вернемся к снимку Мэнни. Думаю, стоит начать именно с него.
Я не верну его на экран. Никто больше не увидит неотредактированную версию. Пытаюсь избавиться от собственнического чувства, вцепившегося в горло.
— Конечно, решение за тобой, но думаю, гораздо лучше будет сделать из этого сюрприз. Все захотят увидеть фото Мэннуса. Он звездный квотербек и лидер команды. Немного придержите это в секрете и получите желаемый результат.
Внутри часть меня смеется над всей херней, которую я несу, и гадает, понимают ли они это. Другая часть ненавидит, что я вообще участвую в разговоре о том, как лучше использовать популярность Финна.
Меган издает в трубку звук согласия.
— Мне нравится эта идея. Давай пока начнем с Декса и Ролондо.
— Пришлю их тебе примерно через час, — обещаю я, — хочу подправить несколько теней. — Теней, которые на самом деле яйца, но ей не надо этого знать.
— Отлично. Выпустим их сегодня с пресс-релизом.
К счастью, звонок закончился довольно быстро. Повесив трубку, делаю глубокий вдох и обхватываю голову руками. Что, черт возьми, со мной не так? Я практически шипела и дралась из-за Финна, как какое-то ревнивое животное. Есть ужасное подозрение, что если бы мы с Дени и Меган находились в одной комнате, в тот момент я бы на них зарычала.
Настоящее животное.
Финн мне не принадлежит, и может сам за себя постоять. С другой стороны, он бы не захотел, чтобы на него смотрели как на какую-то сучку. Ты была права, защищая его.
Запустив пальцы в волосы, перекидываю тяжелую массу назад через плечо и делаю долгий, успокаивающий вдох. У меня еще много работы. Размышления о Финне Мэннусе в неё не входят. Чем скорее я это вспомню, тем лучше будет для меня.
Едва эта мысль укладывается в голове, как телефон издает звуковой сигнал, и глупое сердце радостно подпрыгивает. Становится неловко от того, как быстро я хватаю телефон. И еще более неловко, когда моя улыбка тускнеет, это сообщение от Джеймса.
JamesTTwerk: Почти закончила на сегодня?
CC: Заканчиваю.
JamesTTwerk: Круто. Хочешь, подхвачу тебя вечером?
Требуется секунда, чтобы вспомнить, о чем, черт возьми, он говорит. Приходит понимание, и я вздыхаю. Джеймс вернулся из Нью-Йорка, и мы должны были пойти на ежегодную вечеринку нашего друга Малькольма «Петухи и Коктейли». Резко откидываюсь на спинку стула. Те же люди, те же разговоры. Почему все это вдруг утратило привлекательность, не знаю, но меня утомляет одна лишь мысль пойти туда.
Так и подмывает ответить Джеймсу, что не хочу идти, но знаю, он все равно будет ныть и уговаривать. А еще мне определенно нужно убраться из дома и на время выбросить собственные мысли из головы.
Глава 6
ФИНН
В моей работе есть множество вещей, о которых люди не знают. Я играю в шахматы. Вы можете думать, я просто стою в толпе на поле или на линии розыгрыша, выкрикивая команды, переданные мне тренером. В реальности я делаю намного больше. Я читаю защиту, расставляю парней, как фигуры на доске, реагирую и выстраиваю стратегию. И на всё это мне даётся около пяти секунд.
Я — чирлидер. У меня нет помпонов, и хотя задница, по общему признанию, довольно симпатичная, я ей не трясу, ну сильно не трясу. Но, безусловно, подбадриваю своих ребят. Гордость — мощный мотиватор. Как и преданность. Я вызываю в них и то и другое, когда говорю, как чертовски блестяще они сыграли, чтобы они продолжали в том же духе, никогда не сдаваясь.
Я — лидер. Они смотрят на меня, задавая тон, беря игру в свои руки. Несмотря на то, что некоторые из них никогда в этом не признаются.
И я — актер. Если спасую, покажу страх, тогда борьба для моих парней окончена. Не было игры, в которой бы я не придумывал защиту, не выставлял хорошую оборону и не играл в игры разума.
На поле разум, тело и дух работают в идеальной гармонии.
Как я и говорил, это лучшая работа в мире.
Но бывают и другие дни.
Подавив вздох, пролистываю массивную папку, лежащую на коленях. В кресле рядом сидит запасной квотербек, Диллон. Вустер, квотербек третьей линии развалился на диване. Не знаю, как этот ублюдок умудрился прилечь. По местным правилам все рассаживаются, кто где успел. Почему-то Вустер всегда добирается до дивана первым.
Альтман, наш координатор нападения, продолжает бубнить, объясняя новые игровые комбинации, которые я могу изучить сам, если он закончит это собрание и позволит мне. Сто тридцать новых комбинаций, если быть точным.
Я уже говорил, что учусь? Каждую неделю я учусь, изучаю и запоминаю. Сборник игровых схем — моя жизнь. Я читаю его по ночам, за завтраком, и при любой возможности. Но сейчас?
Хочу уйти отсюда.
Моя голова не здесь. Сегодня пятница, почти пять часов вечера, и я устал. Мы сидим здесь уже несколько часов, просматривая отснятый материал, а теперь еще и схемы игры.
Щелчок пальцев привлекает внимание. Альтман сверлит меня парой холодных голубых глаз. Он примерно на пятнадцать лет старше, когда-то был резервным квотербеком, которого обменяли в конце карьеры. Это то, чего все мы боимся больше всего: быть выброшенным за борт, барахтаться в поисках работы и наконец понять, что никто тебя не наймет.
Но Альтман извлек из этого максимум пользы. Он отличный координатор нападения и, возможно, когда-нибудь станет тренером.
— Ты хочешь чем-то поделиться с нами, Мэнни? – спрашивает он.
Мы работаем вместе второй год, и я неплохо научился читать его. Сейчас он не зол. Пока.
Одариваю его легкой улыбкой.
— Да, мне нужно воспользоваться уборной.
— Не можешь удержать в себе? — дразнится Диллон.
— Слышал, это вредно для простаты, — мягко говорю я.
Вустер фыркает.
— Мы же не хотим, чтобы Мэнни налажал на поле, не так ли?
Ему бы понравилось, несмотря на это мы не враги.
Показываю ему средний палец.
— Отвали, идиот.
— Будете валять дурака в свое свободное время, детишки, — фыркает Альтман, но отпускает нас.
Спасибо, блин.
Не успеваем мы выйти в коридор, Диллон уже говорит по телефону, даже не пытаясь понизить голос.
— Привет, детка, — тянет он. — Только что вышел. Да. Да, — кивает в ответ на все, что говорит жена.
Я знаю, что это жена, потому что он всегда звонит ей после собраний и всегда называет ее деткой.
Стараясь быть вне зоны слышимости, иду немного быстрее, но впереди техобслуживание полирует пол, и я замедляюсь.
— Она еще не спит? — спрашивает Диллон жену. Наступает пауза, а затем он воркует — Малышка, правильно, это папочка.
В трубке раздается детский визг, и он хихикает.
Я огибаю препятствие и двигаюсь дальше. Диллон догоняет меня у входа в спортзал, заканчивая разговор с женой, пообещав скоро быть дома. У него такое выражение лица, довольное и счастливое, что кажется, будто я вторгаюсь в его личную жизнь.
Он ловит мой взгляд и улыбается еще шире.
— Вера начала вставать.
Вера. Правильно. Я знал.
— Ей уже около года?
— Десять месяцев, — открывает фотографию в телефоне и показывает мне.
Жена Диллона красивая блондинка, похожая на королеву выпускного. А дочь — их идеальное сочетание. Ее волосы — буйство тугих медных кудрей, светло-коричневая кожа сияет свежестью. Яркие карие глаза светятся, когда она улыбается в камеру, показывая два передних зуба.
На нее почти больно смотреть, она такая милая и счастливая.
— Она прекрасна, чувак.
— Я знаю, — гордо говорит Диллон, дружески обнимая меня за плечи. — Самое лучшее в жизни, дружище, иметь семью. Не важно, какое за дерьмо говорят парни.
Семейные люди всегда стараются обратить нас, бедных, заблудших одиночек. Джейк утверждает, они делают это для того, чтобы почувствовать себя лучше, будучи пойманными в западню. Раньше я с ним соглашался, но теперь уже не так уверен.
