беру, не могу просто отказаться, посадив своего черного демона на цепь. Ради нее. Делаю все осторожно, замечая все равно страх на ее лице, пусть даже и окутанный легкой поволокой похоти, опасным блеском в ее глазах, раскрасневшимися щеками и губами. От возбуждения и моих поцелуев, которых мне мало! Все насытиться ею не могу. Впервые со мной такое, чтобы так…до одури просто хотел девчонку.
Ася принимает меня ласково, и член у меня просто каменным становится. Я вхожу в нее медленно, опираясь на руки до дрожи. Ее промежность сладкая раскрывается, соски твердеют, а живот аж дрожит от возбуждения.
Она хочет, вижу прекрасно, не меньше чем я, однако только я веду сегодня, и делаю все, чтобы ей понравилось.
Как только вхожу, мотылек вся каменная просто становится, сжимается дико, не дышит, вижу, что опасается повторения боли. Знаю, боится, и я целую ее снова и снова, даю понять, что не обижу, что не хочу снова делать больно, и тогда девочка расслабляется. Доверяет мне, но доверие это такое шаткое, что мы оба лишнее движение боимся сделать.
Черт возьми, ее тело как гармонь, как чертов инструмент музыкальный! Она реагирует на мою ласку и так, как мне нужно, снова становясь мокрой и податливой.
Ася неопытная, и кроме принуждения от меня без маски в сексе ничего не видела, поэтому сейчас я стараюсь показать ей иное: только с ней я ласков, хотя обычно я деру баб жестко, от чего те аж орут в голос, но только не с ней. С ней нельзя больше так, сам себе не разрешаю, никогда больше…и снова ошибаюсь.
Ася часто дышит, мурчит, шире раскрывает бедра, зарываясь в мои волосы тонкими пальцами, и для меня это просто как зеленый свет. Я вхожу в ее тело снова и снова, осторожно меняю позы, смотрю на реакцию, и она реагирует, еще как!
Девочка стонет подо мной, и мне аж крышу рвет от того, какая Ася кошка в постели. Сладкая и лакомая, нежная девочка, которую я хочу, как конченый психопат трахать до утра, но знаю, что не позволю.
Не так, буду на цепи себя держать, но не трахну ее жестко снова. Ведь она шанс мне дала. Один единственный, и проебать так просто его я уже имею права.
Я растираю ее клитор вместе с толчками, не даю увернутся, мучу ее, пока девочка не кончает, крупно содрогаясь подо мной и пряча глаза, стыдливо уткнувшись мне в грудь. Я же членом прямо чувствовал ее сокращения, и это блядь больше чем секс, это наше откровение. Дикое, запретное, трепетное.
Это не наш первый секс технически, но первый в плане близости. Когда мы оба этого хотим, как изголодавшиеся звери.
Я кончаю быстро Асе на живот, вынув член из ее лона, не в силах сдерживаться больше, ведь ее тело, блядь…Ася идеальная. Для меня она идеальная, и не может быть лучше.
Эта девочка юная моя уже с головы до ног. И я хочу ее снова и снова, и просто зверею, когда даже после оргазма эта раскрасневшаяся кошка снова тянет руки к моему паху.
Осторожно, поглядывая на меня. Вижу, что боится, но хочет.
Черт возьми, эта кукла запретно действует на меня! Мне хочется ее всю снова, но я укладываю ее спать, так как боюсь, что сорвусь на этот раз, а я не хочу, чтобы хоть на секунду Ася того самого Беса во мне узнала.
Она даже по имени меня боялась называть, пока я не разрешил. Боялась есть при мне, боялась прикоснуться лишний раз, и даже смотреть мне прямо в глаза.
Я это сделал с ней. Я довел до такого, и теперь стараюсь оградить ее от того дерьма, оградить от всего мира, закрыть на все замки, лишь бы со мной была.
Я эгоист, и мне похуй на это. Я просто хочу, чтобы девочка боятся перестала и стонала в моих руках.
Кажется, все идет хорошо, все даже лучше, чем я мог себе представить, но внезапно приехавший Булат следующим утром разбивает на хрен наш хрупкий мир, превращая его в осколки стекла.
***
Я не ожидаю этого, не предвижу и главное, не успеваю подготовить ее. Я не пускаю дядю в дом, что означает тоже самое, если бы я плюнул Булату прямо в лицо.
На удивление, дядя воспринимает спокойно, но эта грань доверия между нами уже расшатывается.
Каким-то чудом Булат все еще не знает про девчонку, что она выжила, и я не могу позволить, чтобы он просек, что я тогда ее из могилы откопал. Да, я стал предателем семьи ради нее, и отказался от мести ради Аси, но я не жалею об этом ни минуты, находясь с нею рядом.
— Тимур, родной!
Булат хлопает меня по плечу, поздравляя с днем рождения, тогда как я ошалело смотрю на охрану, и незаметно подаю знак отмены огня.
Нельзя. Дядя ничего не знает. Не знает, что я стал предателем, и прямо сейчас я прячу дочь Коршунова в своем доме. Прячу, как сокровище эту девочку, не желая ей больше делать больно, и Булат не должен узнать об этом. Только не сейчас, когда она едва отошла от той грязи, в которую я ее опустил.
— Ты не предупредил, что приедешь.
Цежу сквозь зубы видя, как Булат оглядываться по сторонам, осматривая дом. Замечаю восхищение в его глазах. Он впервые здесь, тогда как я всеми силами надеюсь, что мотылек еще спит, и не увидит дядю. Не высунется за дверь, ведь тогда я не смогу ее защитить. Все, что за пределами дома опасно для нее. Охрана Булата отлично подготовлена, он никогда не приезжает без своих шакалов, да и сам дядя отлично стреляет.
— Я не мог пропустить праздник своего единственного племянника! К тому же, ты так резко приезжать ко мне передумал. Тимур ты что, не рад видеть меня?
Зоркий взгляд Булата падает на меня, и я сцепляю зубы, стараясь не выдать волнения, которое уже к горлу подбирается. Ася дома сидит, и она не должна дядю видеть, как и Булат ее.
— Рад. Но я не ждал гостей сегодня.
Чеканю я, преграждая ему дорогу к входной двери. Булат окидывает охрану взглядом, и весь напрягается. Я прямо слышу это. Он мне не верит. Ни единому моему слову.
— И что же, в дом даже не пустишь?
Кулаки сами собой сжимаются, но я даже не суюсь в сторону оружия. Меня положат, едва я
