– Неужели есть что-то более возбуждающее?
– Секс с тобой возбуждает сильнее любого скандала.
Габриель перевернул Джулию на спину и принялся целовать ей шею.
* * *
Солнце еще не успело взойти, когда Джулия на цыпочках вернулась в гостевую комнату. Свет, льющийся из окна, частично освещал обнаженную мужскую фигуру на кровати. Габриель лежал на животе, спутанные темные волосы разметались по подушке. Отброшенное одеяло позволяло любоваться его спиной и ягодицами.
Джулия с восторгом задержала взгляд на мускулистой спине и ягодичных мышцах мужа. Этот мужчина был красивым и сексуальным. Этот мужчина принадлежал ей.
Джулия сняла штаны для йоги, футболку и все остальное, аккуратно повесив все на спинку стула. С тех пор как они поженились, она всегда спала обнаженной. Ей очень нравилось телом чувствовать тело своего любимого.
Лечь тихо не получилось. Габриель шевельнулся и сразу же заключил ее в объятия. Через несколько секунд он проснулся.
– Где ты была? – спросил он, водя пальцами по ее руке.
– Ходила во двор взглянуть на каменные фигуры.
– Зачем? – удивился Габриель, окончательно открыв глаза.
– Я читала «Хроники Нарнии». Эти фигуры… значимы для меня.
Он взял ее лицо в свои ладони:
– Так это из-за Льюиса ты захотела здесь остаться?
– И из-за тебя тоже. Вы же с Полиной когда-то жили здесь. И я…
Джулия тут же пожалела, что упомянула имя женщины, о которой они оба пытались забыть.
– Это было до того, как мы с ней стали близки. Здесь мы почти не встречались. – Габриель обнял жену. – Если бы я знал причину, то вчера не стал бы звать тебя в «Рэндолф». Почему ты мне не сказала?
– Я подумала, что мой интерес к «Хроникам Нарнии» покажется тебе подростковой чепухой.
– Все, что для тебя важно, никак не может быть подростковой чепухой. – Габриель задумался над ее словами. – Я ведь тоже читал эти книги. В нью-йоркской квартире матери была кладовка. Я верил: если стану хорошим мальчиком, то оттуда мне откроется вход в Нарнию. Увы, хорошим мальчиком я не стал.
Габриель хотел рассмешить Джулию, но она не засмеялась.
– Мне это знакомо. Чего только не сделаешь, чтобы придуманная история осуществилась наяву, – прошептала она.
Габриель крепче обнял ее:
– Если хочешь увидеть, где жил Льюис, я свожу тебя туда. Его дом называется «Килнс». Потом навестим паб «Птичка с младенцем», где собирались «Инклинги».
– Буду только рада.
Габриель поцеловал ее волосы:
– Однажды я сказал, что мы с тобой не равны. Ты лучше меня. Боюсь, тогда ты не поверила мне.
– Иногда трудно верить, что ты способен так думать.
Габриель поморщился.
– Тогда я постараюсь наглядно тебе это показать, – прошептал он. – Правда, пока не знаю как.
После завтрака в столовой колледжа Святой Магдалины Габриель настоял, что в колледж Святой Анны – место проведения конференции – они поедут на такси. Он опасался, что Джулия в туфлях на высоком каблуке не выдержит пешего пути. О том, чтобы попросить Джулию надеть другие туфли, не могло быть и речи.
– Осуществляется моя мечта, – шептала Джулия, когда они ехали по Оксфорду. – Я и представить не могла, что однажды попаду сюда, не говоря уже о выступлении с лекцией. До сих пор не верится.
– Ты много и старательно трудилась, – сказал Габриель, поднося к губам ее руку. – Это тебе в награду.
Джулия не ответила. На ее плечи давил тяжелый груз ожиданий.
Когда ехали мимо Музея Ашмола, глаза Габриеля вспыхнули.
– А здесь мы могли бы отлично напроказничать, – сказал он, указывая на музейное здание. – Насколько помню, у них предостаточно укромных уголков для наших занятий.
Джулия покраснела. Довольный Габриель засмеялся и притянул ее к себе.
Он до сих пор мог вогнать ее в краску, чем немало гордился. Несколько дней назад не только Джулия краснела после того, что они устроили в Британском музее возле стены.
В колледж Святой Анны Эмерсоны прибыли незадолго до начала первой лекции. В холле, между столами с угощением, бродили полсотни специалистов по творчеству Данте. Они пили чай, лакомились печеньем и вели нескончаемые разговоры о несравненном мире исследований творчества великого флорентийца.
(В общем-то, они правы: этот мир значительно интереснее, чем кажется сторонним наблюдателям.)
Габриель налил Джулии чая, а себе – кофе. Увидев рядом двух именитых оксфордских профессоров, с которыми был знаком сам, он представил им свою жену.
Ученая публика потянулась в аудиторию. Желая подбодрить Джулию, Габриель положил ей руку на спину. Но не пройдя и двух шагов, Джулия остановилась как вкопанная.
До ее ушей донесся знакомый беззаботный смех. Источник смеха находился в нескольких футах от нее, окруженный мужчинами разных возрастов, облаченных в строгие твидовые костюмы. Центром их внимания была красотка с роскошными волосами цвета воронова крыла. Высокая, гибкая, с соблазнительной фигурой, подчеркнутой облегающим черным жакетом и короткой юбкой. Туфли на четырехдюймовых каблуках делали ее длинные ноги еще длиннее.
Впервые в жизни профессору Эмерсону было противно смотреть на элегантные дизайнерские туфли.
Смех красотки оборвался, когда черноволосый, очень загорелый мужчина стал что-то шептать ей на ухо. Его глаза приклеились к Эмерсонам.
– Дерьмо пожаловало, – едва прошептал Габриель.
Он сердито посмотрел на Кристу Петерсон и профессора Паччиани. Джулия следила за реакцией других мужчин. Ее взгляд перемещался по их лицам, а на душе становилось все муторнее и тревожнее.
Мужчины тоже обратили на нее внимание. Их глаза дольше, чем допускали приличия, задерживались на ее груди и бедрах. Выпустив руку Габриеля, Джулия застегнула все пуговицы на своем жакете, почти целиком прикрыв грудь от их разглядывания.
Зеваки не скрывали своего разочарования. Они ожидали увидеть молоденькую симпатичную аспирантку, которая соблазнила профессора и стала центром скандальной истории. Их ожидания явно не оправдались.
– Сейчас я успокою их раз и навсегда. – Габриель рванулся было вперед, но Джулия схватила его за руку, вцепившись в ткань костюма и кожу руки.
– Мы можем немного поговорить?
– После.
– Не начинай, – прошипела Джулия. – Только не здесь.
– Раздор в раю? – послышался громкий насмешливый голос Кристы. – Надо полагать, медовый месяц оказался весьма недолгим. – Ее кошачьи глаза остановились на Джулии. Чувственный рот изогнулся в усмешке. – Меня это ничуть не удивляет.
