— Босс, слава Богу, вы вернулись, мы здесь умираем от жажды, — засмеялся Джефф.
Пока Лиз просматривала газеты, сотрудники поздравляли друг друга с выходом номера. Тони среди них не было, вероятно, он был в баре редакции.
Кто-то уже собирался произнести тост, когда Боб Ховард показал на экран телевизора, работающего с выключенным звуком. На экране появилась первая страница «Кроникл». Кто-то включил звук, и они услышали, что диктор рассказывал про их передовицу. Передовица «Гэзетт» в пресс-обзоре не упоминалась.
Помещение наполнилось радостными возгласами, и Лиз подняла свой бокал.
— За лучшую сенсацию в городе, — про себя она еще поднимала этот бокал за здоровье Джоанны к ее ребенка.
Когда сотрудники начали расходиться, Лиз сняла трубку. Она набрала оксфордский номер Дэвида. Его по-прежнему не было. Огорченная Лиз взяла свою сумочку и прошла к выходу через опустевший отдел новостей. Это был особенный и нелегкий день. Как жалко, что ее родители не могут порадоваться ее триумфу. Сидя на переднем сиденье редакторского «мерседеса» рядом с водителем, который вез ее домой, Лиз заснула.
Жив ли еще ребенок Джоанны?
Этот вопрос Катя и Лиз не решались произносить вслух, но его и так можно было без труда прочитать на их лицах, когда в воскресенье после обеда они вошли в палату Джоанны.
По телефону сестра категорически отказалась говорить о состоянии здоровья Джоанны, и встревоженные подруги поспешили к ней в больницу. Торопливо проходя по зеленому коридору в палату Джоанны, они старались не обращать внимания на других пациентов, посетителей, медсестер и докторов, которые, узнав Катю, заметно оживились.
Лиз все еще никак не могла избавиться от чувства вины и постоянно спрашивала себя, не случился ли у Джоанны выкидыш из-за того, что она переживала за Катю по поводу этой злосчастной статьи? И кто знает, как отразится передовица, опубликованная в «Гэзетт», на карьере Кати? Увидев заголовок в «Гэзетт», Катя сразу же стала звонить своим родителям, чтобы предупредить их. Удар был смягчен опровержением, которое поместила на первой странице «Кроникл» и, кроме того, родителей Кати немного утешило то, что их дочь подала иск в суд.
Лиз и Катя, войдя в палату Джоанны, услышали чьи-то горькие рыдания. Они ошеломленно переглянулись, но тут же облегченно вздохнули, увидев, что плачет другая женщина, а Джоанна молча лежит на спине, устремив взгляд в потолок, несчастная и одинокая.
Взглянув на ее бледное лицо, подруги испугались, что произошло самое худшее.
— Джо, — произнесла Лиз, наклоняясь к Джоане и целуя ее. — Мне так жаль.
Катя, ничего не говоря, взяла Джоанну за руку.
Джоанна попыталась улыбнуться.
— Не волнуйтесь, девочки, думаю, все будет в порядке. Врачи говорят, что если я оставшиеся три месяца буду соблюдать постельный режим, то с ребенком все будет хорошо.
— Замечательно.
— Отлично. — Подруги были просто счастливы.
— Сегодня мне собираются наложить шов на шейку матки, — продолжала Джоанна. — Скоро меня придет осмотреть хирург.
— Ты боишься? — спросила Катя.
— Доктор Бишофф предупреждала меня, что такое может случиться.
— Тебя положили в хорошую больницу.
Джоанна тяжело вздохнула.
— Да в общем я сама виновата. Не надо было летать в Нью-Йорк, не надо было приезжать на церемонию вручения премии «БАФТА», а с работы надо было приходить пораньше. Я злюсь из-за того, что сама себя до вела до такого состояния.
— Ну, не надо так себя винить. Просто тебе не повезло. Тебе от природы досталась такая предрасположенность. Как ты себя чувствуешь? — спросила Катя.
— Кровотечение прекратилось этой ночью, и мне стало намного лучше, но меня волнует, что врачи категорически запретили мне двигаться. Мне даже нельзя вставать, чтобы сходить по маленькому. Я должна лежать, пока не родится ребенок. Как, интересно, я отсюда смогу редактировать журнал?
— Да, это практически невозможно, — медленно произнесла Лиз. — Но, может быть, ты попробуешь работать по другому методу — не станешь беспокоиться из-за каждого заголовка и из-за каждой статьи отдельно, а будешь осуществлять только общее руководство.
— А как быть с крупными статьями и обложкой? — возразила Джоанна. — Я ведь должна этим заниматься!
Некоторое время они сидели молча, напряженно думая над создавшейся проблемой. Наконец Катя, улыбнувшись, достала из своей сумки электронную записную книжку в кожаной обложке и помахала ею.
— Джо, но зато ты можешь, не вставая с больничной кровати, поговорить со всеми, кто тебе нужен. У тебя есть одни знакомые, у нас другие. Посмотри только на букву «Э», — продолжала Катя. — Эндрю, принц, домашний телефон и телефон на яхте; Энн, принцесса, лондонский телефон; …Эдвард…
Лиз тоже засунула руку в сумочку, ища свою электронную записную книжку.
— Берлускони, Сильвио, все номера; Бардо, Бриджит, оба ее телефона в Сент-Тропезе… Под буквой «К», так, Кейн, Майкл; Каролина, принцесса, ее телефонные номера в Монако и Сент-Реми-де-Прованс.
Они выжидающе посмотрели на свою неважно выглядевшую беременную подругу.
Джоанна признательно улыбнулась.
Они ей в ответ, конечно, тоже.
Лиз вдруг пришла в голову ужасная мысль: неужели же еще совсем недавно она была готова пожертвовать этой дружбой? Страх за Джоанну и ее будущего ребенка отодвинул всю журналистику с ее преходящими проблемами на второй план. Лиз дала себе торжественную клятву — она больше никогда и ничем не будет жертвовать ради своей карьеры.
Взволнованная медсестра, просунув голову в дверь, робко спросила:
— Мисс Крофт, вы не могли бы подписать эту открытку для детской палаты? Ее разыграют в лотерею.
— Конечно, — ответила Катя.
Три подруги еще улыбались, когда дверь открылась снова, и они не сразу поверили своим глазам. Высокий, худой, загорелый мужчина держал в руках громадный букет, для которого, наверное, был опустошен целый цветочный магазин.
— Джордж! — У Джоанны выступили слезы.
— Моя бедная дорогая Джо, — сказал он и, положив розы на кровать, дотронулся до ее плеча. — Боже мой, как я перепугался!
Затем Джордж, больше не говоря ни слова, наклонился к жене и прижался щекой к ее щеке — Джоанна даже зажмурилась от удовольствия. Катя и Лиз в это время уже выходили на цыпочках из палаты.
Джордж, нежно погладив Джоанну по щеке, принялся целовать ее глаза, нос, губы.
— Любимая моя, я тебе хочу сказать, — глядя в ее глаза, произнес он, — что больше никогда не оставлю тебя одну. Теперь я буду как следует заботиться о тебе.
