А та грузная блондинка в темно-зеленом кожаном пальто с отороченным зеленым мехом капюшоном? Из-под песочного картуза выглядывает желтый кучерявый чубчик, а макияж – память о молодости, пришедшейся на бесприютные семидесятые: зеленые веки, толстые контуры вокруг глаз, морковная помада. Женщина-светофор. Неужели таким нарочито тревожным окажется лицо Сашиной персональной беды?.. Вряд ли… Слишком в лоб – так бывает редко.
Тетке, скорее всего, захотелось собственными глазами увидеть столицу. Людей посмотреть и себя показать. Даже себя показать – главным образом. Проведя полжизни в Губернском городе, Саша знавала многих таких дамочек. В родном краю они кое-чего достигли – ну и соответственно почувствовали себя интересными личностями. Торговлю, допустим, собственную открыли, денег заработали. На заработанные деньги приоделись в кожу, прикупили французскую тушь, голову впервые за сорок семь лет покрасили не перед зеркалом в требующей ремонта ванной, а в самом дорогом в городе салоне-парикмахерской. Завистницы подруги ахнули, конечно… Только в Москве этим никого не удивишь. Приходится теперь бедняжке за свои кровные денежки слоняться по грязным московским улицам, скучать, зевая, слушать про сто лет ненужный ампир… Одно хорошо – вечером туристов с Южного Урала ожидает ужин в московском трактире-ресторане. Полное погружение в атмосферу города рубежа XIX и XX веков – все как и обещано в рекламном проспекте турфирмы «Дух праздника». Тетка вытащит из чемодана специально припасенные на этот случай наряды и действительно почувствует праздник…
Слава богу, в Сашины обязанности не входит сопровождение туристов по ресторанам. Ее стихия город. Архитектурные стили, взорванные храмы, рухнувшие человеческие судьбы. Она заметила: про рухнувшие слушают с большим интересом и даже вопросы задают иногда:
– А что сделали с семьей погибшего?.. Выслали? А имущество отобрали?
Саша хорошо понимает, что вопросы задаются не просто так. На фоне чужих катастроф собственная жизнь не выглядит такой безнадежной.
– И имущество отобрали. – Она бесстрашно смотрит в глаза интересующимся.
Знали бы вы, что это такое! Что скрывается за этой фразой, удовлетворяющей ваше пустое, праздное любопытство! В считаные дни, даже часы, ваше имущество объявляется не вашим, ваш дом – чужим, ваши личные вещи – общенародным достоянием. Она, Саша, все это почувствовала на собственной шкуре. И нельзя сказать, чтобы она была наивной девочкой, ни к чему не готовой, ничего не подозревающей. Задолго до трагедии у нее мелькали всякие мысли, закрадывались разные подозрения. А когда все случилось – показалось: внезапно. В доме, который она привыкла считать своим, незнакомые властные люди указали ей на дверь. Пришлось подчиниться. Это было даже в ее интересах: исчезнуть как можно скорее и незаметнее. А главное, не с пустыми руками. Да с какой же стати она подарит им то, что потом и кровью наживал ее муж – бедный Стас?! Что там потом и кровью – жизнью! И она… она тоже имела к этому имуществу самое непосредственное отношение. Она трудилась наравне с мужем, и так же, по замыслу этих темных, коварных личностей, должна была отправиться на тот свет…
– А этот дом по Голиковскому переулку построен в 1927 году архитектором Гурженко для акционерного общества «Домострой». Это редкий пример частного строительства двадцатых годов XX века. Дом был предназначен для жилья состоятельных москвичей, поверивших в серьезность и длительность НЭПа. Стиль дома можно определить как вариант советского конструктивизма… Но уже в 1929 году в доме началось уплотнение. Законные владельцы квартир вынуждены были уступить жилплощадь ответственным работникам НКВД и Наркомтяжпрома. А некоторым из них вскоре пришлось покинуть Москву по не зависящим от них обстоятельствам…
…Ей, наоборот, пришлось в Москву возвращаться. Точнее, срочно покупать билет на поезд Губернский город – Москва, а дальше – заметать следы. Вещи Саша оставила в камере хранения на вокзале. Доехала до другого вокзала, там пересела на электричку и ближе к вечеру добралась до дачи Жанны Григорьевны – старинной подруги ее покойной мамы.
Для начала надо было все объяснить, но тут вдруг выяснилось, что говорить Саша не может. По крайней мере говорить вразумительно. Говорила Ольга, Сашина пятнадцатилетняя дочь, а Саша только кивала, время от времени подавляя спазматические рыдания. Ольга сухо, не вдаваясь в подробности, сообщила главное. Их выставили из мэрской резиденции. Кое-что удалось спасти, но эти люди – эти иезуиты (допотопное слово в устах дочери как-то необъяснимо подействовало на Сашу) – в покое их не оставят. Нужно где-то отсидеться, спрятаться, переждать.
Жанна Григорьевна слушала с застывшими от ужаса глазами. Этого ей только на старости лет не хватало! Однако помочь она не отказалась. Наверное, в память о Сашиной матери и их долгой старинной дружбе.
– Если бы после смерти мамы ты сохранила московскую квартиру… – беспомощно развела руками Жанна Григорьевна.
– Вы в своем уме? – нехорошо усмехнулась Ольга, так что Саше пришлось изо всех сил дернуть дочь за руку. Как ты, мол, разговариваешь! Сказать что-то членораздельное у нее по-прежнему не получалось. – В этой квартире нас бы засекли через двадцать четыре часа. И даже раньше! – бушевала Ольга. – Нам нужно ну такое… неожиданное место.
Погадав, решили, что неожиданным местом может стать садоводческое товарищество «Долгие пруды», где мужу племянницы Жанны Григорьевны принадлежал домик с участком. Племянница с мужем жили и работали в Москве, а отпуск проводили за границей. Сдать дачу порядочным людям было их давней голубой мечтой. И Жанна Григорьевна поспособствовала ее осуществлению.
Наутро муж племянницы доставил Сашу и Олю в «Долгие пруды» на машине, взял деньги за два месяца и остался чрезвычайно доволен. Зато для них началась новая полоса кошмаров. В доме без конца ломалось электричество, по участку, заросшему крапивой, передвигаться можно было только бочком, а предприимчивый сторож, он же председатель садоводческого кооператива, на следующий день потребовал на проверку их паспорта. Увидев, что у них нет московской прописки и регистрации, сторож запросил с них пятьдесят баксов. Его аппетиты быстро росли, и это переполняло чашу их терпения.
Саша с Олей перебрались в Лобню. В этом небольшом подмосковном городе жила еще одна подруга Сашиной мамы – Юлия Арсеньевна, тоже согласившаяся принять участие в их судьбе.
Сняли квартиру. Через неделю явился участковый. Оказывается, квартира сдавалась уже несколько лет, и по негласной доброй традиции – гражданам, не имеющим прописки и регистрации. Участковый на этом деле сколотил состояние.
