— Нет-нет. Это не ошибка. Я знаю, о чём говорю, Никита.
Парень пристально посмотрел мужчине в глаза. Тот уверенно кивнул. Надо же, знает его имя. Но откуда? Твёрдый взгляд не сползал с лица Никиты. Да уж, деваться, пожалуй, некуда…
Никита неохотно, но всё же двинулся вслед за нотариусом.
— При разговоре также будет присутствовать Соня, — сказал тот, когда они вышли из кладбища и подошли к белому «Фольксвагену».
— Какая ещё Соня? — удивился Никита. Но нотариус или не расслышал, шагая впереди, или просто решил оставить вопрос без внимания.
Через минуту подошла та самая девушка в чёрном платке. Никита снова пристально посмотрел на неё.
— Я сочувствую… вашей утрате, — с некоторой паузой в словах обратился к ней Михаил.
— Благодарю… — ответила она полушёпотом. На её лице царствовала прежняя мертвенность.
Нотариус быстро и попеременно окинул взглядом Никиту и девушку.
— Мне почему-то кажется, что хоть вы и родственники, но ещё не знакомы… Это дочь Светланы Алексеевны — Соня. А это её племянник — Никита.
«Ничего себе новости… — изумился парень. — Моя двоюродная сестра?..»
— Привет, — выговорил он.
На что Соня лишь сухо кивнула в ответ. От неё исходило какое-то холодное бездушие, но под ним словно таилось что-то ещё. Очень похожее на нетерпеливость.
Нотариус открыл дверцу седана и вынул из бардачка пачку бумаг. Никита уже открыл было рот, чтобы снова сообщить, что всё происходящее — просто огромнейшая нелепая ошибка, но в последний момент передумал. С очень уж серьёзным лицом нотариус выискивал какие-то документы.
— Гражданка Трофимова Светлана Алексеевна, — наконец начал тот, обернувшись к Никите и Соне, — за две недели до своей смерти написала завещание, которое я вам сейчас зачту. Согласно ему…
Следующую минуту Никита стоял и думал о кофеварке. Да, как ни странно, именно о ней. Вот бы ему иметь свою кофеварку! И он бы каждое утро пил бодрящий сладкий кофе, который своим ароматом развевался бы по всей кухне и круто поднимал настроение с самой зари. Он покупал бы разные сорта и, закусывая ореховым печеньем, потягивал бы этот чудесный напиток перед работой. И навсегда-навсегда забыл бы про тот быстрорастворимый суррогат «три-в-одном», которым ограничивались его повседневные будни.
Никита уже даже видел эту картину. Вот он просыпается, блаженно зевает, вытягивает руки к потолку, солнечные лучи приятно слепят его и расцвечивают утреннюю комнату, он медленно встаёт, заходит на кухню и первым делом нажимает кнопку рождения кофе… Волшебно! И так — каждое божье утро! Каждое!
— …подпись гражданки Трофимовой Светланы прилагается, — завершил Михаил и пристально оглядел родственников.
Никита стоял с мечтательно-задумчивым видом. И только когда образовалось значительное молчание, он очнулся, озадаченно уставившись на нотариуса.
— Э-э… — протянул он.
Каменность же Сони стала преображаться. Девушка вдруг побагровела в лице. И, сжав кулачки, посмотрела на Никиту. Вообще, как показывает история человечества, такого женского взгляда мужчинам лучше бы от греха подальше избегать. Но что поделать — тот был всецело устремлён на Никиту… Никиту, который всего лишь молча стоял и грезил о кофеварочных утрах в его жизни. Странно так бывает: вроде стоишь себе, ничего вызывающего не делаешь, однако и этого бывает достаточно, чтобы тебя, возможно, на всю жизнь возненавидели лютой ненавистью…
— Быть того не может! — стиснув зубы, выговорила Соня. Лицо её стало ещё мрачнее: скулы нервно задёргались, лоб грозно покрылся морщинками, в глазах будто вспыхнул огонь.
Никита поймал на себе этот испепеляющий взгляд — и тут же отвёл глаза. Но не потому, что почувствовал себя под зрительным гнётом неуютно. Его останавливало что-то другое. То, что заставило бы тут же отвести глаза, посмотри она на него там — у могилы, когда он до неприличия долго засматривался на неё. Но в тот момент она ни разу не подняла на него глаз. А сам Никита — что тогда, что сейчас — глядел на неё с каким-то даже странным умилением.
«Интересно, сколько ей? — всё гадал он бессознательно. — Двадцать пять? Двадцать семь? Не так уж и старше меня выглядит. Тридцать ей точно не дашь…»
Соня вдруг развернулась и, хлюпая сапожками по жиже из снега и грязи, быстро зашагала к красному «Форд Фокусу».
— Почему она ушла? — наконец опомнился Никита.
— А вы что, сами не понимаете? — Глаза Михаила расширились.
— Не совсем…
— Светлана Алексеевна оставила свою квартиру вам, а не ей.
— Мне?.. Квартира?
— Вы что, совсем меня не слушали?
— Слушал…
— Вам досталась квартира. Правда… есть одно обстоятельство, — произнёс Михаил и на несколько мгновений замолчал. Сузив веки, он смотрел вслед уезжающему красному хэтчбеку.
— Какое обстоятельство? — вымолвил Никита.
— Пожалуй, вам лучше самим это увидеть. Садитесь.
— Прямо сейчас?..
Михаил вздохнул и двинулся к двери своего «Фольксвагена».
— Тянуть, к сожалению, мы не можем.
«Мы? —хотел переспросить озадаченный Никита. — Не можем тянуть?»
Но смолчал, продолжая стоять в замешательстве. Он вдруг почувствовал, что начал совершенно теряться. Будто какая-то непонятная сила активно принялась стирать его из окружающей реальности. И теперь он ощущал себя крошечной таракашкой перед открывшимся исполинским пространством — бездной неизведанного и пугающего.
В его голове только и вертелись слова его двоюродной сестры: «Быть того не может!» И, точно в агонии, от этих слов у него зарождались непонятные состояния, полёты от действительности в какие-то невразумительные мысленные заросли — как, допустим, с этой самой кофеваркой, — которые в любое другое время показались бы ему чрезвычайно странными, но не теперь.
Теперь он смотрел вслед исчезающей среди деревьев красной машине и видел одну предельно ясную вещь: в его ничем не примечательной жизни произошло очень важное событие. И оно уже запустило нерушимый механизм причинно-следственных связей. А это могло означать лишь одно — обязательную последовательность новых, непредсказуемых событий. Событий, которые отныне неизбежно должны будут проявиться в самом ближайшем будущем.
Ох, что-то точно будет!
Сидя в удобном переднем пассажирском кресле, Никита изучающе оглядывал салон дорогой иномарки. Михаил заметил это.
— Ездите? — спросил он.
