И прозвучал совсем негромкий смех мужчины на диване. Он, ровно глядя на оцепеневшего Бориса, спокойно, с тенью усталости, произнес:
– Мужчину определяет далеко не пол, пора бы это понять в таком возрасте, Хорек, и научить своего сына, что ствол, – краткая пауза, насыщающая последнее слово двойным значением, – тоже совсем не аргумент. – Перевел взгляд на гневно смотревшего на него Олега. – Выйди отсюда. Спровоцировать можешь нехороший исход. Рановато тебе на переговоры, мальчик.
Олег молча смотрел в глаза мужчины, не шевелясь. Тот, отпив алкоголь, иронично приподнял бровь, но Олег не тронулся с места, бросив краткий взгляд на отца в руках шатена. Мужчина, безумно устало вздохнув, как взрослый человек, которого утомили выходки не очень умного подростка, отставив бутылку на пол и, достав сигареты, не глядя на шатена, все так же сжимающего горло Бориса, позвал:
– Вадим.
Шатен тотчас отнял пальцы от Бориса, поставил ручку обратно на подставку и, снова скрестив предплечья на спинке стула, повернул лицо к Илье, приподнявшего бровь, серьезно глядя на глубокий карман куртки Олега, пересекающего помещение, направляясь на выход. Будто бы ничего не произошло, шатен любезно напомнил Илье, – тебе вопрос задали.
– С весны. – Илья перевел взгляд на мужчину на диване, слегка покачивающего за горлышко бутылку, расположенную на его бедре и с едва заметной брезгливостью глядящего на напряженного Астраханова, смотрящего на немного бледного Бориса.
Подкурив и выдохнув дым, мужчина внимательно посмотрел на Илью и заинтересованно спросил:
– Оборот?
– В среднем от десяти до пятнадцати. Доход чистым от трех с половиной. Максималка была в июне – шесть семьсот восемьдесят четыре. Не аккумулирую, вкладываю в расширение и остатки в недвижимость. Ну, и попутные расходы, думаю, какие, объяснять не нужно. – Илья кивнул в сторону Бориса и Астраханова.
На мужчину посмотрели пришедшие с ним и шатен. Он, глядя на конец тлеющей сигареты у себя в руке, чуть погодя кивнул. Шатен отреагировал мгновенно:
– Не возражаешь, если мы пошаримся по твоей бухгалтерии? – повернувшись к Илье, спросил он.
Илья быстро скользнул цепким анализирующим взглядом по лицам пришедших и в его глазах осело отчетливое понимание ситуации. И ее перспектив. Сдержав довольную улыбку, он кивнул. Шатен скоординировал своих людей, тут же вышедших из кабинета и, посмотрев на Астраханова, с укором произнес:
– Интеллект надо поощрять и предлагать варианты развития, а не загонять в кабалу дани, Андрей. – Вадим зевнул, не реагируя на откровенно неблагожелательный взгляд Астраханова и с тоской посмотрел Бориса, недовольно поджавшего губы. – Как вы на плаву вообще держитесь? Только потому, что дуревой транзит контролируете, да выстреливший бизнес обкладываете поборами непонятно за что, и вас за это раком не ставят? Дуракам везет, правду говорят. Проблема в том, что вас, идиотов, так много, что нормальные люди, – краткий кивок в сторону хмыкнувшего Ильи, – тонут. Ну, отнимаете, да, так управлять же нихера не умеете. Редкий бизнес, который вышел на тропу успешности не начинает разваливаться под вашими жадными ручонками, а вы все хапаете. Тебе вот куда букмекерство, Борь? Оставь ты это дело мужику, который в этом понимает. Дай ты ему работать, покровительством авансом награди, потом в случае чего за это взыщешь своей любимой травлей мусорами, налоговиками и прочими еретиками. Помогай, за это процент снимай, и он тебе станет благодарен и добровольно отстегивать начнет, потому что расти будет, соответственно проценты твои увеличатся. Потом, правда, многие начинают забываться и кусать кормящую руку, но там уже разговор другой, да и вы до него не дойдете никогда, до этого разговора, рука у вас не та. Хапающая. У вас потолок только прессовать, да данью обкладывать, а если жертва сопротивляется, то экономам нашепчете, налоговикам наябедничаете и прочая ересь. Заебали вы уже, сил нет. От сердца говорю, Борь, правда, заебали вы. – Искренне устало вздохнул Вадим, печально глядя на недовольного Бориса. – По всей матушке-Руси колесим и вас, хапуг, застрявших в девяностых, никак не передавим. Знаешь, как сложно систему собирать? Вы, шакалье тупорылое, нам перспективные звенья топите, а их и так мало. Слыхал, может, тут у вас в соседнем городишке блистал самородок на нефтяной арене. Грамотный, перспективный, динамично развивающийся. Сколько бабла мог принести при правильном обращении, так нет же! Зажали, давили, а когда додавить не смогли, то пристрелили, и дело отошло басурманину какому-то, а до него поди доберись сквозь все эти миллиарды путанных соглашений, свободные экономические зоны, гражданства других государств и проживания непонятно где… такую возможность просрали, дебилы жадные! – Вадим, удрученно вздохнув, перевел взгляд на побагровевшего от злости Астраханова. – Вот с такими самородками работать одно удовольствие. И деньги. А вы их давите, выдавливаете из поля зрения, но с вами, тупыми, связываться – себя не уважать. Давить нужно только вас, старая ограниченная формация… Тяжела ноша избавителей, ох и тяжела…– Вадим, горько покачав головой, удрученно смотрел на Астраханова, отвечавшего ему взглядом, которым смотрят на мерзость.
Вадим, оставив невербальную провокацию без внимания, лишь соболезнующе покрутил пальцем у виска и, обратившись к Илье, попросил налить ему виски.
Мужчина на диване, протяжно выдохнув сигаретный дым, тихо рассмеялся. В унисон с Ильей, доставшего второй бокал и щедро плеснув туда алкоголь, подал Вадиму.
Что Астраханова и Бориса явно задело. Не алкоголь, понимание. Немое, но энергетически ощущаемое слияние интересов на основе инстинктивного чутья сходного, сродственного стиля мышления и модели поведения между пришедшими и Еремеевым. И это Бориса и Астраханова задело. Потому что стая только что пополнилась, а на Илью у них были свои планы. Они выглядели солидно не только из-за внешнего облика, но и своего веяния, исторгающегося из прожитых лет, пережитых проблем, жизненного опыта, что едва ли будет знакОм пришедшим и Илье, ведь время сейчас иное и у него другие законы. Поэтому так часто бывает, что люди подобного склада, требуют к себе уважения и не приемлют подобного отношения и обращения, даже понимая, что время иное. Извращенно и однобоко это понимая. Потому то, что произошло дальше, было неизбежным.
– Порядок, мальчик. – Астраханов многозначительно посмотрел на негромко рассмеявшегося Вадима. – Все держится на порядке. Кто, кому и почему должен. В вашем хаосе, где каждый готов нож в спину всадить, как только ближайший отвернется, порядка нет. У кого крови на руках больше, тот и сильнее, ведь так? Только силу признаете, потому только так с вами и нужно управляться, – краткий кивок в сторону Ильи. – Единственное, что останавливает ваше бешенство – боязнь за собственную шкурку и больше ничего.
– От порядка к хаосу… Энтропия неизбежна в закрытой системе, Хан. – Подал голос с неуловимой иронией мужчина на диване. – Разница между нами в том, что я могу предположить теоритические варианты возрастающего хаоса системы. Вы нет. Соответственно и своевременно реагировать не сможете. И тогда для чего вы нужны?
– Да ты еще и философ, Ярый! – сквозь зубы выдал Андрей, язвительно глядя на цинично улыбнувшегося ему мужчину, с соболезнованием глядящего Астраханову в глаза и жестом упредившего недобро прищурившегося Вадима. Но прежде чем Ярый успел поправить очевидную ошибку Астраханова, это сделал Илья:
– Энтропия это понятие, применяемое в сложных математических конструкциях, а не сфера философии. – Пожал плечом, приподняв бровь в ответ на тяжелый взгляд Астраханова, и посмотрел за его плечо, на мужчину на диване.
Тот отсалютовал Илье бутылкой и отпил алкоголь, взглядом велев шатену передать ему пепельницу, расположенную на краю стола Ильи.
– Да ладно, Андрей, чего ты распинаешься? – произнес Борис, с насмешкой посмотрев на Вадима, усаживающегося на свой стул. – Молодняк волчий, без чести и понятий. Они же сами себя перегрызут, деньги – одна мотивация. Отдадим мы им Еремеева, не жадные же. Мне прямо интересно, кто из этих змеенышей кого первым сожрет. Надо же поощрять интеллект, а не в контроле держать стайку волчар, которые без этого контроля предела не видят и жрут друг друга. Вот и эти пусть сожрут. Ставку сделать, что ли, а, Илюш? Примешь? Не обессудь, но на Ярого поставлю. Он пожестче тебя будет.
