Она пожимает плечами.
— Я не знаю. Пара девочек говорили о том, чтобы пойти в «Веселый Роджер»(пиратский чёрный флаг с черепом и костями).
Я морщу нос. И от того, что она сказала «девочки», и от названия места, о котором она говорит.
— Да ладно, Венди. Ты здесь уже почти два месяца, и ты ни разу не сходила со мной погулять.
Она выпячивает нижнюю губу, ее руки складываются в молитве.
Качая головой, я вздыхаю.
— Не думаю, что я нравлюсь твоим друзьям.
— Это неправда, — настаивает она. — Они просто еще не знают тебя. Для этого ты должна действительно пойти с нами.
— Я не знаю, Энджи, — мои зубы впиваются в нижнюю губу. — Мой папа уехал из города, и ему не нравится, когда я выхожу и привлекаю внимание.
Она закатывает глаза.
— Тебе двадцать, девочка. Обрежь пуповину.
Я нерешительно улыбаюсь ей. Она, как и большинство людей, не может понять, каково это — быть дочерью Питера Майклза. Даже если бы я захотела, пуповину не перерезать. Его власть и влияние достигают каждого уголка вселенной, и нет ничего и никого, что вышло бы из-под его контроля. А если и есть, то я их никогда не встречала.
Колокольчик над входной дверью звонит, и входит подруга Энджи Мария, ее длинные черные волосы сверкают в свете верхнего освещения, когда она идет к нам.
Мои брови поднимаются, когда я смотрю на нее, а затем снова на Энджи.
— Что это за место, куда пускают двадцатилетних?
— Разве у тебя нет поддельного удостоверения личности?, — спрашивает Мария, подходя к стойке.
— У меня его точно нет, — я никогда в жизни не пробиралась в бар или клуб. — Мой день рождения через несколько недель, я просто пойду с вами в следующий раз.
Я отмахиваюсь от них.
Мария осматривает меня сверху донизу.
— Энджи, у тебя нет документов твоей сестры? Они выглядят... похожими, — она протягивает руку и прикасается к моим каштановым волосам. — Просто покажи немного этого тела, и они даже не посмотрят на лицо на удостоверении.
Я смеюсь, отмахиваясь от ее слов, но мои внутренности сжимаются, тепло разливается по венам и зажигает щеки. Я не нарушаю правил. И никогда не нарушала. Но мысль о том, чтобы пойти сегодня вечером, сделать что-то плохое, вызывает волнение в моем позвоночнике.
Мария — одна из «девочек», и она и близко не была приветлива. Но когда я смотрю, как она ухмыляется и проводит пальцами по волосам, я думаю, может быть, Энджи права. Может, это все в моей голове, и я просто не дала ей шанс. У меня никогда не было близких подруг, поэтому я не уверена, как все это должно работать.
— Мне все равно, если ты не хочешь идти, — Энджи дуется, бросая в меня свою влажную тряпку. — Я принимаю исполнительное решение.
Я смеюсь, качая головой, пока заканчиваю пополнять запасы чашек на утро.
— Хм... — Мария громко лопает свою жвачку, ее темные глаза смотрят мне в лицо. — Ты не хочешь идти?
Я пожимаю плечами.
— Дело не в этом, я просто...
— Наверное, это к лучшему, — прерывает она. — Я не думаю, что ВР — это твое место.
Я ощетиниваюсь и встаю прямее.
— И что это значит?
Она ухмыляется.
— Я имею в виду... это место не для детей.
— Мария, перестань. Не будь сукой, — вклинивается Энджи.
Мария смеется.
— Я не сука. Я просто говорю. Что, если он там? Ты можешь себе представить? У нее будет травма на всю жизнь от того, что она находится в одном здании с ним, и она побежит домой, чтобы рассказать папе.
Я поднимаю подбородок.
— Моего папы даже нет в городе.
Она качает головой, ее губы истончились.
— Значит, твоя няня.
Раздражение проникает в мое нутро, и необходимость доказать, что она не права, заставляет меня принять решение, срывая слова с языка. Я смотрю на Энджи.
— Я согласна.
— Да! — Энджи хлопает в ладоши.
Глаза Марии сверкают.
— Надеюсь, ты справишься.
— Дай мне передохнуть, Мария. С ней все будет в порядке. Это бар, а не секс-клуб, — насмехается Энджи, прежде чем повернуться ко мне. — Не слушай ее. Кроме того, мы идем туда только для того, чтобы она могла попытаться привлечь внимание своего таинственного мужчины.
— Я привлеку его внимание.
Энджи наклонила голову.
— Он даже не знает о твоем существовании, девочка.
— Моя удача должна измениться в какой-то момент.
Мария пожимает плечами.
Смущение заставляет меня вскинуть брови.
— О ком вы вообще говорите?
По лицу Марии ползет медленная ухмылка, а в глазах Энджи появляется тоскливый взгляд.
— О Крюке.
2.ДЖЕЙМС
— У нас есть новое предложение.
Я наливаю двойную порцию Basil Hayden (виски) в хрустальный стакан, добавляю один кубик льда и наслаждаюсь вкусом, прежде чем повернуться лицом к Ру.
— Я не знал, что мы принимаем новые предложения.
Он пожимает плечами, зажигает конец сигары и делает затяжку.
— Нет. Но я бизнесмен, а у этой компании огромный потенциал.
Его голос звучит приглушенно, когда он говорит, затягиваясь табаком, но годы впитывания его слов как Евангелия позволяют легко понять его.
Руфус — известный миру как Ру — единственный человек в моей жизни, достойный моего доверия. Он спас меня от ада, и я никогда не смогу отплатить ему за это. Но любезность распространяется только на него, что осложняет ситуацию, когда он решает ввести в нашу операцию новых людей.
С возрастом он стал безрассудным.
— Однажды твоя неспособность отказываться от потенциальных возможностей приведет к тому, что тебя убьют, — говорю я ему.
Его глаза сужаются.
— Я не намерен умирать и оставлять свое наследство британцу.
Я ухмыляюсь. Все это в любом случае мое, просто он не хочет говорить об этом вслух. Не хочет признавать, что ученик превзошел мастера; что он держит бразды правления только потому, что я ему это позволяю. Это было правдой с того момента, как восемь лет назад, в день, когда мне исполнилось восемнадцать, кровь моего дяди пролилась под моей рукой. Я выпотрошил его, как никчемную рыбу, а затем тем же лезвием разрезал стейк за ужином, не позволяя никому усомниться, почему мои пальцы окрашены в красный цвет.
Ру может и носит титул босса, но все они боятся только меня.
Поставив бокал на край стола, я сажусь в одно из кресел с мягкой спинкой.
— Твоя смертность — это не то, о чем я люблю шутить.
Иногда я действительно верю, что Ру считает себя неприкасаемым. Это делает его небрежным. Он слишком легко доверяет. Позволяет людям подходить слишком близко. К счастью, у него есть я, и я вонжу свой нож глубоко в живот любому, кто попытается что-то сделать, а после буду наслаждаться тем, как жизнь вытекает из их глаз, а кровь капает мне на руки.
Думаю, когда ты пережил то, что пережил я, ты быстро понимаешь, что бессмертие дается только через воспоминания людей.
Ру наклоняется вперед, положив сигару в богато украшенную пепельницу на углу стола.
— Тогда слушай внимательно. У нас есть кое-кто, кто заинтересован в позиции нашего нового партнера, — Ру усмехается. — Хочет расширить нашу дистрибуцию. Запустить наш пикси в новые уголки вселенной.
— Очаровательно, — я смахиваю ворсинки со своего пиджака. — Кто это? — спрашиваю я, чисто чтобы успокоить его.
Я не заинтересован в привлечении кого-то нового. Мы использовали нашего нынешнего наркоторговца в течение последних трех лет, и я лично проверил его. Я видел, как он потел в своей одежде, наблюдая за погрузкой нашей пикси-пыли в самолет, спрятанной в ящиках с омарами. Сидел рядом с ним в кабине пилота весь полет, вертел в пальцах лезвие моего крюка, пока он мочился от нервов.
Если вы хотите обеспечить чью-то преданность, вы должны убедиться, что они понимают, почему вы этого заслуживаете. И я убедился, что люди понимают, что конец моего крюка ранит сильнее, когда человек, владеющий им, получает удовольствие от причинения боли.
