И теперь с беспокойством и удивлением я наблюдаю, как на хорошеньком личике юной воительницы появляются растерянность и… страх?
— К-как это? — едва слышно бормочет дрожащими губами.
А мне уже хочется сорваться с места, чтобы пожалеть, погладить по черноволосой голове — не каменный же я! Но я, скорее, руку себе отгрызу, чем приближусь к этой чертовке!
— Почему? — её голос звучит сипло и горестно, а длиннющие ресницы порхают часто-часто.
— Айя, что случилось?! — громыхая креслом, я стремительно выбираюсь из засады на помощь несчастному ребёнку, но тут же спотыкаюсь о злой взгляд.
Айка подняла на меня совершенно сухие глаза и, отчаянно сжав крошечные кулачки, бросила ожесточённо:
От яростного хлопка двери на пол осыпалась штукатурка и сорвалась с гвоздя сувенирная подкова, висевшая над входом.
Понял, не дурак. А как же, наверное, хорошо сейчас в Австралии!..
Глава 2 Аика
Паршивая осень!..
Как-то неправильно всё устроено в этом мире… В крупных прогалах между высокими полулысыми соснами расплескалось по-летнему яркое небо. Ослепительное солнце прокралось даже сюда, на траурную церемонию, исполосовав золотыми лучами тёмные одежды на кучке кисломордых лицемеров. И птицы разорались, как безумные! Разве им не пора в тёплые края? Стеф наверняка знает, когда они мигрируют… Мне бы сейчас рогатку — я бы придала горластым птахам ускорения!
Целую неделю Бабаня лежала в больнице и смотрела в окно на серое хмурое небо, рыдающее проливным дождём. И птицы попрятали клювы в задницы — мокро же! Зато сегодня им весело — лето вернулось! А только Бабане, лежащей в гробу, уже пофиг на эту свистопляску. А копачам пофиг на Бабаню — они изрядно вспотели и теперь с нецензурным выражением на рожах нетерпеливо подгоняют: «Давайте, прощайтесь уже!» Вон, их главный, Геракл засушенный, уже лопатой поигрывает.
А ну, дядя, врежь-ка вон той бабке по загривку, она у меня уже давно на ласку напрашивается.
Прощаться никто не торопится — не наговорились ещё, не всех обмусолили. У-у, стервятники! Сейчас ещё и жрать пойдут на халяву. Но сперва горячие новости! Острые любопытные взгляды сосредоточились на моей мамочке, горестно понурившей голову. И зашуршали ядовитые шепотки. Вот же тварюги говнодушные! Так хочется выхватить у копача лопату и каждой твари по тупой брехливой харе — на-ка!
Марь Васильна, моя бывшая училка, неожиданно дёрнулась, как будто ей и правда прилетело, оглянулась и уставилась на меня злым взглядом. И остальные тут же выкатили свои бельма. Сейчас бы закурить, чтобы у этих куриц клювы поотваливались, но Бабаня очень не одобряла это дело, и пусть она уже ничего не видит, почему-то я чувствую — сейчас не надо. А я всегда себе доверяю. Поэтому я приветственно подмигнула любопытствующей публике и кивнула — что, мол, надо? У нас тут похороны, а не смотрины! Все клуши, как по команде, отвернулись, но школьная директриса оказалась самой отважной и двинулась ко мне. Ну, давай-давай…
— Айя, ты почему опоздала? — шипит таким строгим тоном, будто имеет право предъявлять мне претензии.
— Машина не завелась, — смотрю на неё с вызовом. Что-то ещё?
— Ты что, приехала на машине?
Я закатила глаза.
— Я же говорю — не завелась у меня ещё машина. Мне так-то шестнадцать, Вы не забыли?
— Ты совсем не меняешься, Скрипка! Хоть бы платок чёрный надела, бабушку ведь хоронишь.
— Пф-ф! А это чем-то ей поможет? — я киваю в сторону гроба. — Пообещайте мне, что Бабаня встанет из этого ящика — так я хоть ночной горшок на голову напялю!
— Ничего святого, — она сокрушённо качает головой. — И выглядишь, как… прости, господи!
— Убедили, Ирин Санна, на Ваши похороны я прибуду вовремя и вся в чёрном. Обещаю.
Директрису словно ураганом отшвырнуло. Так-то лучше.
В заднем кармане завибрировал мобильник — очередное сообщение. Читаю и злюсь — пятихатка сегодня сорвалась. Вот уроды, не могли раньше сообщить! Изучаю расписание и ищу, кем бы заполнить это окно…
А когда возвращаюсь к мрачной действительности, с удивлением слышу зычный голос директрисы. Расположившись у ног покойницы, она эмоционально жестикулирует и толкает проникновенную речь. Ну, прямо Ленин на броневике — я аж заслушалась. Жаль, Бабаня не слышит. Правда, когда ораторша начала вспоминать, каким чутким и отзывчивым человеком была безвременно ушедшая и как она самоотверженно любила детей, я даже на цыпочки привстала, чтобы удостовериться — а в гробу точно Бабаня?
По мне так «безвременно ушедшая» — единственные правдивые слова из всего, что я успела услышать, хотя «безвременно» — совершенно дурацкое слово. И да — всё же Бабане стоило это послушать — вместе посмеялись бы. Ни для кого не секрет, что моя бабушка Аня была на редкость чёрствой старушенцией, а детей она ненавидела даже больше, чем работу и своих лицемерных коллег. Да и плевать на них всех! Нам с Бабаней было хорошо вместе. Ну-у, во всяком случае, не скучно. Теперь так уже больше не будет… Никогда…
Я поднимаю взгляд в небо… такое ярко-голубое — аж режет глаза. Бабаня любила лето… И оно пришло её проводить.
Кто все эти люди? Зачем они здесь? Коллеги, соседи, какая-то восьмиюродная сестра, притащившая свои пухлые телеса из Белгорода. Вот пожрёт после похорон, получит слюнявчик на память и пусть мотает обратно — у меня не ночлежка. Они ведь даже не знают Бабаню, не представляют, какой она была! Даже мама не знает…
А моя Бабаня так любила солнце! И арбузы!.. А ещё — «Трое из Простоквашино»! Я всегда знала, в какой момент поставить этот мультфильм, чтобы она подобрела. И ещё Бабаня очень любила птиц! Ох, она бы мне и всыпала по первое число только за одну мимолётную мысль о рогатке. Мне так жаль, что она не знала других своих внучек!.. Я уверена, она бы тоже их полюбила. Особенно Стефанию, ведь малышка Стеф тоже любит птиц… и зверей… Она у нас вообще всех любит.
Моя пятая точка снова ощущает вибрацию придавленного карманом телефона, и на сей раз долгую — кто-то звонит. Номер незнакомый, но я
