Я помню дату, когда пошла на первый скрининг — 13 июня. Это была пятница, но я никогда не была суеверной, и не верила в подобную чепуху. Но видно всему есть место. Риск синдрома Дауна плода с показателем 1:4 — таким был диагноз, разбивший все на свете. Носовую кость плода не было видно. Совсем. Мне стало нехорошо, потемнело в глазах, и я плохо помню, как дошла домой, где первым делом залезла в интернет. Высоким риск считался уже от 1:250. Молчать я не смогла и сразу сказала Косте, надеясь услышать слова поддержки. Но этого не произошло.
— Полина, может, тогда не стоит рожать? — ответил он.
— Костя, как ты можешь такое говорить? — с болью смотрела на любимое лицо. Сил возразить не было, я настолько была убита неожиданной новостью.
— Полина, у нас еще будут дети, я уверен. Зачем мучить и его и нас?
— Мучить? Почему?
— Потому что невозможно любить нежеланного ребенка.
— Но ведь мы оба его хотели! — возражаю я, глотая слезы.
— Мы хотели здорового ребенка, Полина.
Вот так легко мой ребенок стал для мужа нежеланным. Я не смогла с ним согласиться. Замкнулась в себе и все свободное время читала информацию на сайтах, форумах и группах, где мамочки делились своим опытом, воспитывая детей с таким диагнозом.
— Костя, я решила, что не буду избавляться от малыша, — твердо сказала мужу.
— Почему?
— Я не могу.
— Ты понимаешь, на что ты обрекаешь нас?
Да, я понимала. Но поступить по-другому не могла.
На повторном УЗИ, которое мне сделали в 13 недель, носовую кость также не увидели, хотя другие показатели были в норме. В анализе крови ХГЧ был немного повышен. Повышенный ХГЧ также является маркером синдрома Дауна у ребенка.
Генетик, пожилая сухонькая женщина, к которой меня отправили, назвала те же цифры, которые я уже знала наизусть, и рекомендовала сделать амниоцентез. Я решила, что не буду его делать. Во-первых, твердо решила, что ребенка оставлю, и результат уже не имеет никакого значения, а во-вторых, это все-таки операция, и есть угроза выкидыша. А еще я прочитала, что женщины теряли даже здорового ребенка именно после амниоцентеза. Рисковать я не хотела, но сделала неинвазивный пренатальный тест.
Анализ крови на определение распространенных хромосомных аномалий пришел отрицательный.
* * *
За всеми этими обследованиями, я не заметила, как отдалился Костя, а потом он просто не пришел домой. Анна Захаровна не стала церемониться и высказала, все, что она по этому поводу думает. Свекровь ясно дала понять, что Костя не вернется. Оставаться в доме его родителей не имело смысла. Я собрала свои вещи и вернулась к маме.
Мама не стала тыкать меня носом, как нашкодившего котенка, что именно об этом она меня сразу предупреждала, а хорошо отругала только за то, что я сама поднимала сумки.
Маме я сразу сказала о патологии.
— Господи, вот как же мы-то рожали без всех ваших тестов, скринингов и, хрен выговоришь еще чего? И дети были здоровые, и матери спокойные. А сейчас? Только деньги успевай отсчитывай на все ваши херининги! — Мама грешила употреблением крепких словечек. — Я, надеюсь, муж тебе оставил денег?
— Мам, я подала на развод.
— Зачем?! — родительница всплеснула руками. — Господи, ну, в кого ты такая бестолковая, а? Ведь пока ребенку не исполнится год, вас бы не развели! Суд всегда на стороне матери, Поля! Забери заявление!
— Мама, Костя ясно дал понять, что ребенок ему не нужен. Такой ребенок.
— Поля, вот ты сначала роди, а потом ставь диагноз: «такой»! Что ты его раньше времени в инвалиды записываешь?
— Ее, мам. Это девочка.
— Тем более!
— Мам, кому нужна некрасивая дочь?
— Да кто тебе сказал, что она будет некрасивой?! — мама качала головой.
— Мам, у нее носовая кость отстает в развитии на месяц.
Первый раз носовую кость увидели в шестнадцать недель (мне пришлось идти на экспертное УЗИ), кость была два миллиметра и отставала в развитии.
— Кто тебе такое сказал? Они писюн у мальчиков разглядеть не могут, а тут носик не увидели! Поля! Не занимайся ерундой! Забирай заявление, и пусть папаша обеспечивает. В конце концов, ответственность должны нести двое, да и алименты никто не отменял.
— Нет, мам. Я ничего не буду забирать, — отрезала я.
В душе была пустота, только тепло и любовь к той, что я носила под своим сердцем, давали силы жить дальше. Что бы не случилось, я пообещала своей крохе, что буду любить ее такой, какая она есть. Для меня она самая желанная!
— Странно, — вздохнула мама. — Тебе отклонение в умственном развитии не ставили, да и училась на одни пятерки, а дури, вон, полно в голове.
Глава 2
Очень хотелось, чтобы мама оказалась права. Но и разочароваться потом я не желала, поэтому принимала реальность такой, какая она есть.
Все свободное время я не вылазила из интернета, читая статьи и опросы, сверяла статистику и реакцию беременных, когда они узнали о диагнозе. Примерно 40 % будущих мам имели риски на скринингах и даже знали о диагнозе, но все равно решили рожать, у 40 % были нормальные и УЗИ, и скрининги, а 20 % опрошенных, вообще, не делали никаких исследований.
В интернете я нашла несколько ложноположительных результатов неинвазивных тестов, но ни одного ложноотрицательного, что давало крохотную, но надежду.
Каким родится мой ребенок — беспокоило меня больше, чем развод. За него мне просто было некогда переживать. Я приняла это как данность, стараясь не впускать в сердце обиду, что в самый сложный момент осталась одна. Мама еще какое-то время ворчала, пытаясь наставить на путь истинный, но я ее почти не слушала. Нужно было закончить университет и решить, как жить дальше. Вероятность того, что не смогу работать, была достаточно высока.
Никто из моих знакомых не знал о патологии. Не хотела выслушивать чужие мнения, которые явно были бы не в мою поддержку. Поэтому со всеми своими страхами и проблемами приходилось бороться самой. И когда было совсем невмоготу, я гладила свой живот и жаловалась только своей крохе. Наревевшись, засыпала, а утром было намного легче.
Трудно передать словами, как далась мне беременность. Даже со стороны врачей не было моральной помощи. На повторном скрининге меня отругали, что я не пошла делать амниоцентез, сообщив, что неинвазивные тесты — полная ерунда и ложноотрицательных результатов достаточно много. На этом осмотре носовая полость была совсем немного меньше нормы, но риск патологии оставался.
* * *
Услышав крик своей малышки, моим первым вопросом, был: «Есть ли у нее нос?»
Нос был.
«Конечно, есть. Куда бы он делся?» — услышала я ответ и разрыдалась, выплескивая со слезами весь страх, который пережила за последние несколько месяцев. У меня случилась настоящая истерика, и пришлось ставить успокоительное. Девочка родилась абсолютно здоровой. Я никак не могла поверить в это, но на всех осмотрах никаких отклонений не было выявлено.
Дарина — буквально означает «подаренная». Да, я считала, что это подарок небес. Чудо. Другого объяснения у меня не было, хотя мама и говорила, что это обычная медицинская ошибка, и, слава богу, что врачи ошиблись.
Ни Косте, ни Анне Захаровне я ничего не сказала. Благодаря бывшей свекрови, я знала, что Костя уже женился, и его жена сразу же забеременела, она тоже должна была вскоре родить. Получалось, что мы с Дариной там точно не нужны.
Мама сильно переживала, что я повторю ее судьбу и проживу одна. На мужчин заглядываться было некогда — из декрета я вышла рано. Работа отнимала много времени, а все остальное я посвящала дочери.
Дарине было два года, когда я познакомилась с Сергеем. Я тащила четыре пачки тетрадей на проверку. В школе задерживаться не хотелось — спешила к дочке, которая была под присмотром бабушки. Мы решили, что из нас двоих дома будет сидеть мама.
— Позвольте, помогу, — услышала позади себя, когда пыталась в одной руке удержать сумку и два пакета с тетрадями, а второй открыть дверь.
