чашку с кофе. – Все, я пошла.
– Удачи, Данька! Срази шефа наповал. Буду держать за тебя кулачки. – Зоя Степановна показала девушке свои крепко сжатые кулаки. – А я на пост. Жду тебя с хорошими новостями. Приходи ко мне в бухгалтерию. Будем праздновать и трескать плюшки.
Даня, успевшая добраться до двери, отделявшей ее кабинет от кабинета гендиректора, переместила тубус подмышку, повернулась к женщине и, улыбнувшись, показала ей большой палец.
Чтобы добраться до кабинета, где обитало Его Королевское Величество, требовалось сначала преодолеть главную комнату совещаний – помещение, где стояли огромный овальный стол, окруженный стульями с мягкими спинками, да парочка кулеров для воды. Свободное пространство между стенами и столом занимали узкие ковры, изобилующие оттенками красного и золотого. Ковровые дорожки вели прямиком к двери шефа – похожей на предыдущую, разве что дверная ручка была чуть более вычурной.
Отделенный совещательной комнатой от приемной, занимаемой Даней, Максим Сергеевич вряд ли бы услышал, если бы в дверь постучали. Дане очень нравилась эта привилегия – быть связующим звеном между шефом и посетителями. Когда он пребывал в пределах своего кабинета, лишь ей одной позволялось проходить в совещательную и стучать в его дверь. Он не очень любил телефонную связь, предпочитая, чтобы о новостях сообщать Даня приходила лично.
– Максим Сергеевич? – Девушка осторожно толкнула дверь ладонью, помня, что, если створка приоткрыта, можно заходить без стука.
– Проходи, Даниэла. – Сидящий за столом мужчина тут же отбросил в сторону все документы, которые секунду назад скрупулезно изучал, и вскочил на ноги. На секунду Дане почудилось, что это она руководитель. Кого еще могут встречать с такой оживленностью?
– Кофе. – Девушка преодолела привычный маршрут до стола и тренированным движением выудила ноготком плотную картонку с изображением Эйфелевой башни из-под металлической подставки, на которой гордо возвышалась позолоченная статуэтка богини Фемиды. Водрузив чашку на картонку, Даня вцепилась обеими руками в тубус.
– Спасибо. Вовремя, как всегда. – Максим Сергеевич одарил ее улыбкой.
«Спокойно! Без нервов!»
Даня не нервничала так даже в свой первый рабочий день здесь. К Зотову ее привел Владимир Севастьянов – человек, которого она долгое время считала своим божественным покровителем. Вряд ли где-нибудь можно найти человека благороднее. Владимир столько вложил в нее, такие грандиозные планы строил в отношении нее, а всего пару месяцев назад она взяла и все испортила. Разом разрушила доверительные отношения, которые сама же немыслимо долго налаживала. Однако Севастьянов, вместо того чтобы послать ее ко всем чертям или хотя бы просто проклясть ее за ненадежность, взял и помог ей найти работу. Потому что в один самый ужасный момент ее жизни Дане внезапно понадобилась работа. Срочно. Убийственно срочно. «И пошли вы к черту, Владимир Севастьянов, со всеми вашими чудесными перспективами» – она могла бы просто произнести это вслух прямо в лицо Севастьянова, потому что эта фраза идеально характеризовала ее вопиющий поступок.
Дане было стыдно. Безумно стыдно. Перед своим названым покровителем, который, несмотря на то, что она доставила ему кучу хлопот, не отвернулся от нее, а был рядом так долго, как только мог.
«Ты не виновата. Так сложились обстоятельства», – мягко пожурил ее Владимир, а потом порекомендовал ее своему знакомому Максиму Сергеевичу Зотову, расхвалив так, что впору было и к самому президенту в помощники напрашиваться.
Даня действительно подвела Севастьянова и, чтобы хоть как-то сгладить свое вынужденное предательство, собиралась стараться изо всех сил и работать на износ здесь, у Зотова. Хотя бы этими жалкими потугами она была обязана оправдать доверие Владимира – его рекомендации, его похвалу, его веру в нее. Тем более что Даня умела стараться и умела работать.
И самое главное… эта работа теперь ей нужна была как воздух.
Кабинет Зотова слегка давил на восприятие и резко в негативном смысле. Помещение было не таким уж большим, но темная отделка стен у самого потолка, угольно-черный цвет стола, кресла, шкафов и дивана в совокупности с плотно закрытыми жалюзи на огромных окнах визуально уменьшали размер свободного пространства, не говоря уже о воздухе – он будто утяжелялся с каждым вдохом. Из-за пестрого ало-золотого оформления совещательной Дане порой казалось, что из пламени она прямиком ступает на пепелище.
Дикое воображение. И наверняка результат вынужденного каждодневного просмотра японских мультсериалов, проникающих в сознание с подачи ее младшего брата Лёли. А что делать? Один телевизор и один ноутбук на четыре человека, трое из которых – несовершеннолетние иждивенцы. Следовало поблагодарить юного поклонника аниме-сериалов за то, что хотя бы соблаговолил уменьшить дозу до одной серии за вечер.
– Меня давно гложет любопытство.
Даня вздрогнула и тут же мысленно ругнула себя за непрофессионализм. Нельзя отвлекаться, когда шеф рядом!
– Любопытство? – Сдержанно улыбаясь, девушка впервые за сегодняшний день напрямую глянула на Максима Сергеевича.
Удивительное дело: Зотову всегда удавалось выглядеть так, словно он в любую секунду был готов к вспышкам фотоаппаратов. Даже его движения и позы, в которых он замирал, так и просились стать центром какой-нибудь впечатляющей фотосессии. Даня была его помощником и проводила с ним достаточно много времени, чтобы убедиться, что Зотов был столь же эффектен всегда и везде.
Вот и сейчас высокий черноволосый мужчина в костюме и ботинках, (про общую стоимость которых Даня предпочитала не думать во имя сохранения рассудка в тех областях разума, где проживала любящая подушить ее жаба), с зализанной челкой, накидывающей ему пару годков зрелости, и источающий аромат элитного одеколона, прямо-таки излучал волны давящей харизмы. По мнению Дани, при его присутствии уровень дороговизны и сексуальности на квадратный метр бессовестно зашкаливал по всем допустимым нормам. Однако в профессиональной деятельности Зотов весьма умело пользовался своим преимуществом – ненавязчиво, но ощутимо, – чем располагал к себе потенциальных бизнес-партнеров. А Даня ценила людей, осознающих, в чем их исключительность, и с толком демонстрирующих эти качества в нужное время в нужном месте.
Степень полезности людей Даня научилась определять к шестнадцати годам. Именно в этот период все иные качества, формировавшиеся в ней с детства, отодвинулись на далекий задний план, уступив единоличное главенствующее место холодной циничной расчетливости. И именно в шестнадцать лет она четко осознала одно: у нее никогда не было опоры. Она – всего лишь одна из многих миллиардов. Маленький листочек, сорванный с дерева осенним ветром. Ее ничто не держит, ее никто не подхватит, ее никто не спасет. Она сама должна создать себе опору. Ни на кого не полагаясь, никому не раскрываясь. Самой стать деревом и вгрызться
