— Да, давно пора ему уже пендаля дать, чтоб ротяку свою лишний раз не открывал, — хмыкнув, произнесла я, а подруга на мои слова вздохнула.
На некоторое время воцарилась тишина. И нет, отнюдь, не от неловкости, а от предвкушения. Все мы ждали одного. Пока первый не сдастся и не произнесет заклятые слова.
Мы хитро переглядывались, а затем, не выдержав, одновременно крикнули:
— Игра!!!
— Чур, не я! — первая отозвалась я, показывая руками крест.
— Чур не я, — следом сказала Ульяша.
— Чур, не я, — спохватилась обычно замедлительная Дунька.
И нечего так громко фыркать, Сонька, кто ж виноват, что последняя осталась!!!
Мы все лукаво ухмылялись друг дружке.
— Стервы! — в сердцах выпалила Соня. — Ладно, валяйте. Давайте, придумайте что-нибудь отвратное бездомной девушке. Ни капли сострадания к людям!
— Ага, — брякнула. — Твои шмотки стоят как квартира, ты точно не пропадешь!
— Ты что! — в защитном жесте, пропищала. — Это ж моя коллекция! Лучше уж буду на улице жить! — гордо вскинув подбородок, заявила.
Ну конечно! Королева красоты и драмы, как всегда в своем репертуаре. Невооруженным взглядом видно же, что прибедняется. Выгонят ее, а как же! Бездомная!
— Давай уже этой пострадавшей задание, — нетерпеливо поторопила меня Ульяша.
Суть игры заключалась в том, что каждый кто «забил» очередь, дает задание последнему. Эта игра было нечто большее, чем банальный азарт. Мы придавали нашим проблемам форму игры, чтобы не замкнуться. Все мы хотели выиграть, но даже если проигрывали для себя мы оставались победителями.
«Нельзя вешать нос!» — наш девиз по жизни.
— Ты должна, — протянула, а в глазах Соньки так и видела: «Не тяни кота за яй…причиндалы». — Устроиться на работу!
М-да, с таким лицом ей и работу искать не нужно. Просто выйти на улицу, а милостынь люди сами подадут.
— Да, ты издеваешься, Цветочек!
Надо же, даже мое прозвище назвала, происходящее от фамилии Цветкова, надеясь на амнистию.
— Не-а, милая. Ты должна будешь проработать месяц.
Ее лицо исказилось в отвращении.
Однако, как бы там ни было, она уже была в игре. И пусть эта белокурая красотка была балованная, но отступать перед трудностями не в ее правилах.
— Что б тебя… — и выругалась. Смачно так с особой изворотливостью и, судя по перекошенному лицу, еще и не все высказала.
— Дуська, — озорно сверкнула глазками Ульяна и та напряглась. Хорошего не жди… Этот черт в юбке, временами с синдромом базарной бабульки, придумывала задания никого не щадя. В ее понимании, все нужно в жизни преодолевать. — Что-то долго у вас с Беловым история тянется. Непорядок, — покачала головой, при этом прищелкивая. — Да, и в девках ты засиделась!
Трудно было удержаться и не закатить глаза. Фролова очень любила предыстории, впрочем как и прелюдии. Нет! Я не проверяла! Это с ее слов!
— Итак… — замолчала и невинно изрекла приговор, — ты должна ответить Белову! И не просто ответить, а послать далеко и надолго, так чтобы у засранца дар речи пропал и вставать перестал! Твоя задача: не молчать! Сделай так, чтобы он забыл как его зовут! Опозорь его перед его тупыми дружками!
Большие глаза Аиды теперь были практически на выкате! Ох, девонька, пропала! Не пожалела злобная Улька ее чувств!
— Я…не смогу, — завертела головой, а губы задрожали. — Я… — выдохнула, — не могу.
— А ну отставить! — прогорланила Соня, и как хлопнула кулаком по столу, да так что аж чашки подпрыгнули. И откуда у этого падшего ангелочка столько силы, спрашивается?! — Все, ты можешь! Никакие облезлые Германы нам не помеха!
Вот, за что я люблю Сонечку, так это за ее поддержку. Серьезно, эта девушка пусть и сама порой плошала, но другим не давала. Она бы с легкостью могла своим запалом разжечь войну. Правда, вот зная Соньку, эта война была бы против мужчин, которые почему-то настойчиво в последнее время лезли в моду! А это женское дело! Негоже мужикам тряпки шить! Вот, так полагала наша София Прекрасная.
— И ничего он не облезлый, — обиженно буркнула и показала язык. — Ох, боже! — вспыхнула она, смотря куда-то в сторону входа.
Повернувшись, я заметила предмет обсуждения, собственной персоны.
— Легок на помине, — пробормотала, наблюдая за тем, как Герман заходит, а вместе с ним и остальные «Волки».
Вы не знаете, кто такие «Волки?». Ох, счастливые люди, сейчас я вам поведаю…
«Волки» — это кучка смазливых недоумков, которые ходят по сердцем несчастных влюбленных в них девиц. Однако, за исключением этого, парни также хоккеисты. Чтоб их… Крупные, рельефные, с точеными чертами лица.
Вот они, наши добрые молодцы,
Все красавцы молодые,
Великаны удалые,
Все равны, как на подбор,
И девичьи сердца им не по чем!
Гады, одним словом.
Фыркнув, я передернула плечами, будто сбрасывая с себя внезапное наваждение. Нечего на этих петухов пялиться, чай, не красавцы! Да таких смазливых пол универа… Наверное…
— О, и Синица здесь, — тотчас же всполошилась Улька, и принялась поправлять превосходные, но вместе с тем, небрежные кудри, не забыв невзначай поправить декольте.
— Кстати, о нем, — игриво поиграла бровями Соня, а в глазах горел хищный огонек.
Ой, чую сейчас отомстит! Как пить дать, отомстит! Оторвется на Ульке, за мое задание!
— Две недели не можешь его уложить, говоришь… — нарочно задумчиво пробормотала, поигрывая часиками на запястье. — Месяц! Месяц, уложить его на лопатки! Но, — приподняла палец вверх, а мне между тем от этого «но», стало не по себе, — ты не должна его провоцировать. Он должен сам тебя захотеть. Без твоих этих флюидов, которыми от тебя разит за километр.
Кажется, Фролова громко сопела, а еще издавала подозрительные рычащие звуки. Ох, как она не любила себя сдерживать в плане физиологии. Полагаю, ближайший месяц нам придется ее терпеть. Почему терпеть?! Потому что неудовлетворенную Ульку можно только и терпеть. Все ее, видели ли, бесит, раздражает!
Каждый уже смирился со своей участью. За исключением, меня. Я свое задание не получила. И, полагаю, время брать ноги в руки и отчаливать. Глаза у девочек были бешеные, ведь это я заварила эту кашу.
— Что ж тебе загадать? — постукивая пальцем по подбородку, интригующе произнесла Дуня. В этот момент никто бы не признал застенчивую Аиду в этой азартной львице, но когда речь заходила о игре, все мы становились другими. — Ты такая холодная с парнями, невозмутимая. Любишь чтобы тебя добивались, а когда в очередной раз рыбка соскакивает с крючка, то впадаешь в депрессию.
Бобрич говорила по существу. Это все было в моем стиле. Ну, вот не могу я по-другому! Ей богу, не могу и не умею! Не буду писать первой! Не буду звать гулять! И целовать первая тоже не бу-ду! Однако, пожалуй, есть разница между тем, чтобы быть недоступной и холодной, и черствой безэмоциональной скукой, как я. По крайне мере, мой единственный полноценный парень именно эти умозаключения выплюнул мне прямо в лицо. Да-да, очень по-мужски!
— Ты должна…
— Ты подлец! — завопил кто-то от души, и мы тотчас же обернулись.
Неподалеку от нас стояла шайка хоккеистов, а капитан команды и, по совместительству, самый главный вертихвост и обольститель, стоял и лыбился как ни в чем не бывало, когда рядом с ним стояла девушка и что-то недовольно вещала, тыкая пальцем ему в грудь.
— Опять? — устало спросила Сонька и поморщилась.
— Ага, драма таймс, — удобнее усевшись, поддакнула Ульяна.
— Ты… Ты, — тыкала пальцем и разъяренно шипела на парня. — Ты говорил, что любишь меня!
— Не-а, солнышко, — поправил ее парень и, убрав пальчик от своей груди, невозмутимо оставил на нем поцелуй, а затем отпустил руку девушки, — я сказал: я же любя-я.
— Да, как ты смеешь? Я думала мы будем вместе! Зачем ты тогда все это мне говорил? Зачем называешь «солнышко»? — барышня едва ли не плакала, и отчасти я ее понимала.
Потому что капитан команды, он же Илья Морозов, который и правда редкостный мороз, был любителем сладких речей.
