В этот раз я хотел девушку… не для того, чтобы уйти после. Я не испытывал никаких угрызений совести от того, что выкидывал женщин из своей постели. Я делал это настолько часто, что перестал быть чувствительным к выражению боли на их лицах. Не то, чтобы я не предупреждал их об этом до того, как они раздвигали свои ножки. Я был крайне осторожен с теми, кого трахал, исключая всякую возможность эмоциональной привязанности. Это невозможно для меня. Я никогда не стремился к тому, чтобы ценить женщин. Это чувство для меня было уничтожено давным-давно.
Но Кэт… Кэт была непредсказуема. Она дала то, что мне нужно. Не было приставаний, поклонения, как у исступлённых поклонниц группы. Все это я ненавидел.
— Я хочу, чтобы ты вошел в меня снова.
Кэт оседлала меня. Но как только она это сделала, я резко схватил ее за талию, бросил на спину и расположился сверху, придавив всей тяжестью своего тела.
— Твое место подо мной, красотка.
Там, где это было безопасно. Подо мною. Чтобы я мог уйти, если захочу. Чтобы я мог контролировать ее. Мне необходим контроль. Я не мог получить его никаким другим способом.
Кэт рассмеялась, и ее глаза засверкали, как голубые драгоценные камни. Я замер, глядя на женщину, зажатую подо мной. Чертовски неожиданно. Мы оба думали, что это на одну ночь, хотя технически, их было уже две. Как это случилось? Я задавался этим вопросом, но ответ был очевиден. Она разбудила ту часть меня, которая прибывала в спячке в течение многих лет. Ее честность и простота разрушили стены. Не самовлюбленность… нет, это была чистота. То, чего так не хватало мне.
Блядь, когда я проснулся сегодня утром, моя рука обнимала ее за талию. Шок, который я испытал, увидев это, заставил меня сделать единственное, что пришло мне в голову, чтобы избавиться от этого образа… я перекатился на нее, и одним толчком вошел в ее киску жестко и резко, погрузив свой член до основания.
Она проснулась, и, постанывая, стала двигать бедрами навстречу моим толчкам. Я кончил в течение нескольких секунд. Она нет. Впервые я почувствовал себя виноватым из-за того, что не позаботился о девушке. Но Кэт поцеловала меня, встала и пошла в ванную, откуда через мгновение донесся шум воды.
Я лег на спину и первой мыслью, которая пришла в голову, была: «Должен ли я пойти туда и присоединиться к ней?». Я представлял, как лижу ее киску, пробую ее на вкус и заставляю умолять меня, стонать, под моими искусными ласками.
Но я не сделал этого. Мне нужно было некоторое расстояние, чтобы вернуть под контроль свои эмоции. Вместо этого, я слушал шум воды и представлял, как ее руки скользят по телу, намыливая его, пока не провалился в сон.
Это случилось, когда я проснулся от того, что она сосет мой член.
— Отвалить?
Ее брови поднялись и мне захотелось поцеловать ее, за этот нахальный взгляд на ее лице. Я знал, что ей не понравился мой ответ. Единственная причина, из-за которой возникали проблемы — ее уверенность в себе и наглый ротик, против моего желания все контролировать. Контроль — это именно то, чего мне так не хватало в детстве, и то в чем я нуждался теперь в каждом аспекте моей жизни. Именно поэтому группа доверяла мне ведение переговоров. Ничто не могло ускользнуть от меня, потому что я не вмешивал эмоции в дела бизнеса и никогда не боялся уйти, если не получал того, что хотел.
— Прими это или уходи.
Жестковато, но это должно быть именно так. Лучше, если она поймет это сейчас.
Я сузил глаза, и смех вырвался из ее приоткрытых губ. Когда Кэт попыталась отстраниться, я ухватил ее под мышками. Она подумала, что я шучу, но она ошиблась.
— Ты будешь там, где я скажу. Я сверху, и буду погружать свой член глубоко в твою сладкую, тугую влажность, пока ты не станешь умолять меня. И будь уверена, я заставлю тебя умолять, Кит-кат.
— Умолять?
Она облизнула губы.
Я наклонился вперед и мой рот оказался в непосредственной близости от ее. Если бы я сделал глубокий вдох, то наши губы слились бы в поцелуе. Ее грудь перестала вздыматься.
Не сейчас, красотка.
Предвкушение обостряло контроль. Я мог контролировать это. Я знал, как заставить женщину желать мужчину так сильно, что она будет готова на все, чтобы удовлетворить болезненное желание. Это не то, чем можно гордиться, но усвоив этот урок, я использовал свои навыки для того, чтобы подчинить Кэт. Если она готова принять это, я подумаю о том, чтобы позволить ей остаться в моей постели подольше.
Ее дыхание было словно теплый ветерок, согревающий мою кожу. Я наклонил голову и позволил двухдневной щетине слегка задеть ее подбородок. Я хмыкнул, когда услышал вдох и почувствовал, как она вздрогнула всем телом
— Умоляй меня.
Я привык заставлять других умолять. Сейчас… я должен получить это сейчас.
— Никогда, — возразила она.
Я бы мог заставить ее уступить, но боль в моей груди, напомнила о том, что я пытался забыть каждый гребанный день моей жизни. Мне пришлось отступить.
Ладно, еще раз, и я уйду. Она понимала, что это было всего лишь удовлетворением наших потребностей. Она была не против. Вопрос, который обрушился на меня, разозлив до предела, словно быка — готов ли я сам к этому? Я отбросил эту мысль неумолимо и быстро, так же, как привык действовать, когда находился между женских ног.
— Ох, детка, неправильный ответ.
Мои руки потянулись к ее запястьям. Я поднял их над головой и сжал, не давая ей возможности сопротивляться. Я не могу заставить Кэт умолять, потому что у меня, дерьмо, нет сейчас времени на это, но я могу заставить ее стонать и извиваться подо мной.
— Рем, отпусти меня.
Я понимал, что от моего захвата останутся синяки, но мне нужно было, чтобы она оставалась неподвижной. Мне нужно было, чтобы она подчинилась мне, тьма была слишком близко, чтобы дать Кэт возможность прикасаться ко мне. Я заткнул ее жестким, мощным поцелуем, протолкнув свой язык сквозь ее зубы, запечатывая последние слова.
Она взвизгнула, и ее соблазнительное тело, еще влажное от душа, ощущалось подо мной восхитительно, когда ее губы, даже протестуя, отвечали мне, вкладывая в поцелуй всю жестокость.
— Умоляй меня.
— Нет, — выдохнула она, и изо всех сил дернулась, пытаясь освободить руки. — Отпусти меня.
Дорогой, гребанный Господь, она была горячей. Ее грудь приподнималась и покачивалась, в то время как ее тело извивалось подо мной. Слабый румянец на ее щеках, сделал ее еще более неотразимой, и на секунду я теряю контроль, когда желание снова оказаться внутри нее становится важнее победы.
Кэт почти ударила меня по гребанной шее, когда я ослабил хватку и освободил ей одну руку. Ее локоть маячил передо мной, и мне пришлось отклониться.
— Я не умоляю. Никогда.
Мой член пульсировал между ее ног, и не было ни одного шанса, что я смогу отпустить ее сейчас. Это больше не было связано с желанием уйти. Я хотел позволить ей выиграть, и все еще остаться с ней. Якорь, который удерживал меня во мраке моего дерьмового прошлого, немного ослабил свое давление, и я увидел, что она лежит подо мной тяжело дыша, с распахнутыми глазами почти… в панике?
Блядь. Что я наделал?
— Я отпущу тебя, но есть новые правила, не трогай меня.
Я дождался кивка и отпустил ее запястья. Я знал, что у нее на запястьях останутся синяки, и волна вины накрыла меня. Я не хотел причинять ей боль, но мой контроль ослабевал рядом с Кэт, и мне необходимо было его вернуть. Это был единственный известный мне способ справиться со своими демонами.
Ее грудь поднималась и опускалась, и твердые соски касались моей груди с каждым вдохом.
— Рем, почему ты…
Я прервал ее до того, как она смогла задать свои вопросы. Я никогда не отвечал. Вот почему трахать девушку, больше чем раз, было ошибкой. Слишком близко. Вопросы делали это большим, чем просто быстрый и жесткий трах.
Я смял ее рот своим, чтобы проглотить какие-либо дальнейшие протесты, которые у нее могли возникнуть. Хотя, в последние сорок восемь часов, которые мы провели в постели, Кэт не возражала против того, что я с ней делал. И я, блядь, благодарен ей за это.
