выходные взял, вот и приходится самой крутиться. Пойдёмте, я вам всё покажу.
— Пойдёмте.
Елена показывает одну комнату за другой, терпеливо ждёт, когда я осмотрюсь и сделаю себе зарубки в голове.
— Красиво украшено, — оглядываюсь в небольшой гостиной. — Хозяин денег не жалеет…
— Это всё Роза. Любит она все эти шарики, фонарики, гирлянды. А муж ей позволяет.
— Спальню их покажите?
— Зачем это? — удивляется.
— Я должен знать расположение вещей, чтобы ориентироваться в экстренных ситуациях.
— Какая ж в спальне экстренная ситуация может быть? — непонимающе.
— Например, снайпер. Нужно срочно спрятать клиента.
— Боже упаси! — плавно машет рукой и крестится. — Ну, надо, так надо. Спальня Геннадия Ивановича напротив, а Розы рядом, — отрывает дверь и показывает.
— Они спят в разных?
— Храпит он, — шёпотом. — Вот и спят отдельно. А для " этого самого", — подмигивает. — У них смежная дверь есть.
— Понятно… Я посмотрю?
— Конечно, — пропускает меня, прижавшись спиной к двери.
В спальне хозяина дома кровать, несколько шкафов, санузел и гардеробная. На полу мягкий шерстяной ковёр. И запах… Тошнотный…
Морщусь и выхожу оттуда, вдохнув побольше свежего воздуха.
Собираюсь открыть соседнюю дверь, но Елена берёт меня за руку.
— Постучаться надо. К девушке всё же вламываетесь.
— Войдите, — раздаётся отзыв на мой стук.
— Можно? — нерешительно открываю дверь.
Меня словно пускают во святая святых. С первого взгляда понятно, что комната девушки. Всё в модных белых и грязно-розовых тонах. Как там моя бывшая говорила? Цвет пыльной розы?
Усмехаюсь внутри. Как часто муж с неё пыль стряхивает?
Похабник, ты Тарас.
Роза сидит посреди кровати и печатает что-то на ноутбуке.
— Входите-входите, — улыбается намного шире, чем в библиотеке.
У неё даже блеск в глазах появился.
Как же она резко меняется, когда Волошина нет рядом.
— Могу осмотреть комнату? — теряюсь от взгляда её ясных глаз.
— Ну, если вы не будете копаться в ящиках с моим нижним бельём, то, пожалуйста.
— Не буду.
— Лена, вы можете идти, — отпускает домработницу. — Что вам показать? — обращается ко мне, спрыгнув с кровати, когда за женщиной закрывается дверь.
— Я уже и так всё вижу, — нервно сглатываю.
Оставаться с ней наедине я не планировал. Внутри всё сжимается в комок где-то в области живота.
— У вас загранпаспорт есть? — возвращается обратно и просматривает что-то.
— Есть. Для чего он вам?
— Билеты заказать, — поднимает невинные глаза.
— Билеты?
— Ну да. Геннадий Иванович вам не сказал, что через три дня мы улетаем в Доминикану?
— Нет, не сказал.
— Тогда я вам говорю. Мне нужен ваш паспорт, чтобы билеты купить, — маняще машет пальчиками.
— У меня его нет с собой. Дома остался.
— Придётся съездить, — грустно вздыхает. — Может на госуслугах есть данные?
— Не помню, — теряюсь и достаю телефон.
В приложении нахожу все документы. Но меня не пропустят на границе без особого разрешения, я невыездной.
— Да, вот, — протягиваю ей смартфон.
Чёрт! Меня ни о какой поездке в Доминикану никто не предупреждал. Я должен был отработать неделю, а потом обменяться с Дэном. И что теперь?
— Отлично! Считайте, у вас маленький отпуск в самом начале работы, — клацает на кнопки.
Отпуск… Не в такой отпуск я собирался. Думал поехать в горы, покататься на лыжах.
— Это у вас отдых, а у меня работа.
— Не будьте таким букой-бякой, — подползает к краю кровати и спускает стройные ножки.
— Сколько вам лет, если не секрет?
— Двадцать два, — нахмурившись. — А что?
— Ничего.
Девчонка ещё совсем.
— А вам?
— Мне тридцать два.
— И как давно вы рискуете жизнью ради толстосумов? — ошарашивает вопросом.
— После академии. Странно, что живя в таком шикарном доме, вы называете людей толстосумами.
— Я не всегда так жила, — грубо. — И такой жизни не хотела. Но пришлось…
— Роза, признайтесь. Ваш муж вас обижает?
— Нет, — отворачивается к окну.
— А мне показалось…
— Вам показалось! — обрывает меня. — Хорошо у нас всё! Любовь и всё такое.
Всё такое… Про любовь так не говорят. Там другие слова хочется произносить.
— Я, пожалуй, пойду, — направляюсь к двери. — Мне ещё территорию осмотреть надо.
— Вы телефон забыли, — останавливает меня.
Протягивает мне его. Наши пальцы встречаются. Так приятно покалывает кожа в месте соприкосновения. Я снова перестаю дышать.
Ловлю её взгляд. Она смущённо улыбается, а на щеках появляется лёгкий румянец.
Я не могу себе позволить смотреть на неё как на женщину. Она клиент. А значит, нужно включить холодную голову и перестать думать о том, как я хочу её поцеловать.
Твою мать! Я всего час в доме, а у меня уже мозги набекрень.
Хотя… Мужчинам достаточно нескольких минут, чтобы понять, что он хочет эту самку. Я, блядь, понял за секунды.
Выйдя во двор, достаю из пачки сигарету и подкуриваю. Курю обычно всего три или четыре раза в день. Но теперь, похоже, придётся чаще вдыхать ядовитый дым. А ведь обещал, что после Нового года брошу.
По затылку скользит холодок. Такой бывает, когда кто-то наблюдает со стороны. Поворачиваюсь к дому и вглядываюсь в окна. В одном колыхнулась штора. Спальня Розы.
Подглядываешь за мной?
— Показать что-нибудь? — подходит ко мне ещё один охранник периметра. — Саня, — протягивает руку.
— Тарас, — пожимаю в ответ и выпускаю дым в сторону. — Слепые, тёмные места, дополнительные выходы за территорию и входы в дом, — перечисляю.
— С освещением здесь будь здоров, всё сверкает, как новогодняя ёлка. Только ближе к забору есть теневые участки. Ночью там собаки караулят.
— Собаки?
— Да. Три питбуля.
— Серьёзные, — выдыхаю дым.
— Зимой с них толку мало. Мёрзнут суки, — достает тоже сигарету. — Тут кавказцы нужны, — усмехается.
Чиркаю зажигалкой, он подкуривает.
— Обзор камер, какой?
— Пара слепых зон на несколько метров, а остальное, как на ладони. Пойдем, покажу.
Углы дома. Обычное явление, ничего удивительного.
— Хозяйка часто покидает особняк? — бросаю взгляд на окна Розы, там тихо.
— Если не считать института, то нет. Может разок в неделю съездить по магазинам прошвырнуться и с подругами у неё встречи по четвергам после обеда. А остальное время здесь проводит. Горничная говорит, что хозяин её ревнует жутко, вот и контролирует каждый шаг. Скандалы постоянно на этой почве.
Какие тут все откровенные. Спалили кантору первому встречному.
— Бьёт?
— Не видел. Не знаю. Но плачущей несколько раз заставал в саду.
— Ясно… Зачем вообще столько охраны?
На участке только человек восемь, один в доме и я.
— Волошин непростой мужик. Конкурентов и недоброжелателей полно. Да и как человек он так себе… Вот и трясётся.
Знаю я историю его бизнеса. Дэн просветил подробно. На грязных и незаконных делишках поднялся дядька. Ничем не брезговал. Если глубоко копнуть, то можно его