я знаю, — это то, что мне чертовски больно.
— Я знаю, — уверенно говорит он. — Я ей так и сказал.
В моей голове проносится миллион и одна вещь, от которой я действительно мог бы сейчас избавиться. Самая очевидная — это то, что мне действительно не нужно быть на гребаной больничной койке.
— Тебе что-нибудь нужно? — спрашивает он.
Мой взгляд останавливается на кувшине с водой и пустом стакане на столе справа от меня.
— Выпить.
Протянув руку, он наливает мне стакан, вставляет в него соломинку и подносит к моему рту.
В его темных глазах блестит что-то похожее на веселье, и это заставляет огонь лизать мои внутренности.
— Знаешь, тебе не нужно так уж сильно наслаждаться этим, — простонал я. Теперь, когда мне пообещали облегчение от прохладной воды, мое горло стало чертовски сухим.
Ухмылка дергается на его губах, но он ничего не говорит. Вместо этого он просто подносит соломинку к моим губам, побуждая меня пить.
Я делаю несколько глотков, но останавливаюсь, как только напиток попадает в желудок, потому что от него мне хочется блевать.
Поставив чашку обратно на стол, он подтаскивает стул поближе и садится рядом со мной.
— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает он, снова проявляя беспокойство и морща лоб. Мне это чертовски не нравится.
— Как будто меня сбил автобус, — признаюсь я. — Неужели это так? — спрашиваю я, искренне удивляясь.
— Нет. Ты не помнишь?
Закрыв глаза, я пытаюсь сосредоточиться на чем-нибудь, что произошло до того, как я очнулся здесь.
Стейк. Я помню, как ел стейк. И пил любимое папино виски.
Боль пронзает мою грудь при одной мысли о нем. Почему я не могу вспомнить события, предшествовавшие появлению здесь, а горе, поглотившее меня с той ночи, когда умер отец, все еще здесь и так же гнетуще, как и прежде?
— Нет, — говорю я, закрывая глаза и откидывая голову назад.
Никому — особенно гребаному бойфренду моей сестры — не нужно сейчас видеть убитый горем взгляд в моих глазах.
Не зря я так долго запиралась в своей квартире. Чтобы никто из них не видел, в каком я состоянии. Здесь же у них будет полный доступ к катастрофе, в которую я превратился.
— Понятия не имею.
— Нико, — тихо произносит Деймон, и я приоткрываю глаза, чувствуя, что он собирается сказать что-то важное, но прежде чем слова покидают его уста, дверь позади него открывается, и в комнату проскальзывает знакомая медсестра.
— Нико Чирилло, ну и видок у тебя! — Дженис, ужасная медсестра, которая, похоже, всегда имеет несчастье лечить нас, подходит к моей кровати. — Мне казалось, я уже говорила вам, что не хочу больше видеть вас здесь.
— Не могу сказать, что я это планировал, — со вздохом признаю я, когда она начинает меня тыкать.
— Как сильно тебе больно? — спрашивает она.
— Очень. И твои тыканья мне точно не помогают.
Она делает паузу и бросает на меня предупреждающий взгляд.
— Я увеличу тебе дозу обезболивающего.
— Это было бы замечательно.
— Но от них у тебя будет сонливость.
Нет проблем. В любом случае, я бы предпочел сейчас отключиться от реальной жизни.
— Отлично. Дай мне все, что у тебя есть.
Она немного копошится вокруг, проверяя мои показатели и делая пометки на планшете у кровати — я уверен, что это все, для того чтобы отсрочить избавление меня от страданий с помощью новых обезболивающих.
Я вздыхаю с облегчением, когда она уходит, зная, что она принесет с собой забвение.
Движение в углу комнаты привлекает мое внимание, и меня захлестывает чувство вины, потому что возвращение в наркотическую кому означает, что Калли снова уйдет.
— Хочешь, чтобы я ее разбудил? — предлагает Деймон.
Я качаю головой. — Нет, пусть отдохнет. Полагаю, она не так уж много спала за последние… — Я осекаюсь. — Сколько сейчас времени? Черт, какой сегодня день?
— Сейчас почти восемь утра субботы.
— Точно, — отвечаю я, как будто знание дня и времени как-то помогает.
Между нами воцаряется тишина, и я снова откидываюсь на спинку кровати с закрытыми глазами. Мне нечего сказать.
Сейчас я настолько оцепенел, что даже не испытываю жгучего желания узнать, почему я здесь. Я уверен, что, что бы это ни было, во всем виноват я сам.
Я уже давно иду по дороге саморазрушения в один конец. Думаю, в какой-то момент оказаться здесь было неизбежно.
Открывающаяся дверь вырывает меня из черных мыслей, но я не открываю глаза, а просто позволяю Дженис делать свою работу. И пока прохлада наркотика поднимается по моей руке от канюли в тыльной стороне ладони, я молюсь о том, чтобы вернуться к мечтам о лучших временах, когда я мог потерять себя в киске моей сирены, а не в наркотиках и алкоголе, чтобы заглушить боль.
К счастью, темнота наступает быстро, и я отключаюсь.
Но на этот раз меня встречает не сирена, а мой отец, и это очень больно.
— Какого черта? — рявкаю я, когда яркий свет освещает мою спальню, заставляя мои глаза слезиться даже за веками.
— Поднимай свою задницу, солдат, — требует отец, бросая на меня кучу одежды, а затем нависая надо мной с руками на бедрах и опасным, как черт, выражением на лице.
— Черт, — шиплю я, откидывая одеяло и пытаясь заставить свое тело проснуться так быстро, как это необходимо.
Один взгляд на будильник говорит мне, что сейчас едва ли четыре утра.
Как и каждое утро в этом месяце.
Я знал, что это произойдет. Он годами предупреждал меня, что все пойдет своим чередом, когда мне исполнится двенадцать.
Понятия не имею, кто сделал двенадцать лет тем волшебным возрастом, когда члены семьи начинают жить как мужчины, как солдаты Чирилло. Но сейчас я нахожусь в самой гуще событий, и должен сказать, что это труднее, чем я ожидал.
Отец стоит и смотрит, как я натягиваю на себя темную одежду.
— Недостаточно быстро, парень, — рычит он, когда я не могу натянуть кроссовки с первой попытки и в итоге прыгаю по комнате на одной ноге. — Когда долг зовет, ты должен быть готов.
Я прикусываю язык, чтобы не сказать ему, что я чертовски вымотан и все, чего я хочу, — это снова свернуться калачиком в постели.
На улице все еще чертовски темно. Меньше всего мне сейчас хочется бегать по саду, стрелять по ночным мишеням или прыгать по рингу, пока он обучает меня драться по-мужски.
Но потом я думаю о нем, о моем деде и всех тех, кто был до них.
Я думаю о себе через несколько лет.
Мужчина. Солдат. Капо.
Заместитель босса.
Да,
