— Кларис, тебя разыскивает мистер Ландерс, — сказала Ивонн, подходя к ней.
Она считала, что небольшая ложь во благо вполне допустима, если помогает сгладить ситуацию.
— Ландерс меня ищет?
Кларис захлопала ресницами в игривой манере молодой кокетки.
Со времен Джонатана Ивонн не видела, чтобы Кларис так реагировала на какого-то мужчину.
— Пойдем, я тебя провожу.
Ивонн надеялась, что Ноуэлл Ландерс не станет опровергать ее слова.
— Но я еще не уговорила Джоли остановиться в Белль-Роуз! Она поселилась в гостинице и говорит, что через несколько дней уезжает из Саммервиля. — Кларис привлекла к себе Ивонн. — Теперь, когда она снова дома, мы не можем ее отпустить.
— Вот что я тебе скажу, — ответила Ивонн. — Ты иди найди мистера Ландерса, а я поговорю с Джоли. Устраивает тебя такой вариант?
— Конечно, очень хорошая мысль! Ты умеешь говорить очень убедительно. — Кларис поцеловала Джоли в щеку, потом отпустила ее и погрозила пальцем. — Выслушай, что тебе скажет Ивонн. Хорошо? Милая девочка, ты же нас не разочаруешь?
Джоли слабо улыбнулась тете:
— Я обещаю, что выслушаю Ивонн.
Казалось, этого заявления было достаточно, чтобы умиротворить Кларис. Она упорхнула искать среди гостей своего восторженного поклонника.
Ивонн повернулась к Джоли:
— Не хочешь подышать свежим воздухом?
— Что ты имеешь в виду?
— Я подумала, что мы могли бы удрать на заднюю веранду. Надеюсь, туда еще никто не добрался.
— Ты что, собираешься вести со мной душеспасительную беседу?
Ивонн улыбнулась:
— Так ты помнишь разговоры, которые я когда-то вела с тобой и Тероном? — Она вздохнула. — Да, именно это я для тебя и запланировала. Тебе не кажется, что пора провести такую беседу?
Джорджетт то впадала в нервозность, то начинала жалобно всхлипывать. Макс как мог еще час назад пытался уговорить ее подняться наверх и прилечь, но она упорно отказывалась. Мать гордилась тем, что была женой Луиса Роняла и использовала любую возможность доказать миру, что она достойна ею быть, естественно, теперь она стремилась всем и каждому показать, что она — искренне скорбящая вдова. Макс ни секунды не сомневался, что мать страстно любила Луиса и что эта страсть часто доходила до грани одержимости. Казалось, Луис был необходим ей для жизни как воздух.
Макс любил Фелисию, страстно ее желал и в конечном итоге позволил ей обращаться с ним совершенно безобразно, но он не мог себе представить, как один человек может видеть в другом человеке начало и конец вселенной. Сила и глубина такой Любви — любви, подобной той, которая объединяла мать и Луиса — пугали Макса, как ничто другое.
— Луис был бы доволен, — сказала Джорджетт. — Он так любил хорошие приемы.
— Да, любил, — согласился Перри. — И он не скряжничал, когда надо было выложить денежки на такую вечеринку. Мне всегда нравилось, что он умел получать удовольствие от своих денег.
— Муж был очень щедрым человеком. — Джорджетт схватила Макса за руку. — Что-то мне дурно, кажется, мне нужно присесть.
— Конечно, мама.
Пройдя через стайку щебечущих женщин, Макс проводил мать к креслу в стиле королевы Анны, стоящему в углу парадной гостиной. Посадив Джорджетт, он опустился перед ней на колени.
— Может, все-таки поднимешься в свою комнату? Хотя бы ненадолго?
Она отрицательно покачала головой.
— Тогда, может, выпьешь чего-нибудь? Я найду Ивонн и велю ей приготовить тебе чай с мятой.
— О да, Макс, это было бы неплохо. Чашку чаю. И пусть она положит три ложечки сахара. Мне нравится, когда чай с мятой очень сладкий.
— Ивонн никогда не забывает, — сказал Макс. — Кофе черный, а чай очень сладкий.
Макс огляделся, ища Меллори. С тех пор как они вернулись домой, он видел сестру всего один раз и подозревал, что она прячется в своей комнате. Он хотел проверить, как она. После смерти Луиса Меллори вела себя непривычно тихо и эмоционально отстранилась. Вероятно, сестра, как и ее мать, задает себе вопрос: как же они будут жить без Луиса? Меллори была его любимицей, избалованной любимицей. Отдав распоряжения насчет чая для матери, Макс пошел искать сестру, чтобы уговорить ее побыть с матерью.
Пройдя через кухню, он вышел в смежную с ней прихожую и оттуда — на веранду, где услышал голоса Ивонн и Джоли. Женщины сидели рядышком на широких перилах веранды и о чем-то беседовали.
— Может быть, ты хотя бы обдумаешь такой вариант ради Кларис? — спросила Ивонн.
Джоли замотала головой:
— Тетю Кларис устроит только один вариант: если я перееду в Белль-Роуз насовсем, а это совершенно исключено.
— Тогда дай ей несколько дней. Думаю, ты сможешь ненадолго забыть о своей неприязни ко второй семье отца и…
— Неприязнь — это слишком мягко сказано. Я презираю Джорджетт. А Максу я не доверяю. Боюсь, я не способна скрыть такие сильные чувства даже ради тети Кларис.
— А как насчет сестры? Меллори ты не можешь ненавидеть.
— Она мне сестра только наполовину. Но ты права, у меня нет к ней ненависти. Имея такую мать, как Джорджетт, она достойна только жалости.
У Макса было два пути: он мог тихо вернуться в дом или выдать свое присутствие. Он выбрал последнее и негромко кашлянул. Обе женщины посмотрели в его сторону. Ивонн соскользнула с перил, а Джоли осталась сидеть, глядя на Макса.
— Ивонн, мама просила чашку чаю с мятой, — сказал Макс. — Не будещь ли так добра приготовить? Она в парадной гостиной.
— Да, конечно. — Ивонн оглянулась на Джоли: — Веди себя прилично, не забывай, что ты — Десмонд.
Ивонн прошла мимо Макса и скрылась в доме. Чувствуя на себе враждебный взгляд Джоли, Макс не спеша пошел к ней, он двигался подчеркнуто медленно. До того как он дошел до ограждения, Джоли спрыгнула с перил и пошла было прочь, но Макс схватил ее за запястье и вынудил остановиться.
— Не спеши, — сказал он.
Джоли дернула руку, но Макс держал крепко.
— Отпусти!
— Не сейчас. Только после…
Джоли подняла правую руку и занесла кисть, готовясь к нападению. Но не успела она замахнуться, как Макс тут же схватил ее и за правое запястье, так что ее руки оказались словно в наручниках. Противники сердито уставились друг на друга.
— Моя мать не заслуживает твоего презрения, а сестра не нуждается в жалости.
Джоли изогнулась, пытаясь освободиться, но безуспешно.
— Я вижу, что к списку твоих грехов можно добавить подслушивание.
— Мне все равно, что ты обо мне думаешь или говоришь, — сказал Макс.
Он крепче стиснул руки Джоли и поднял их так, что они оказались между его торсом и ее.
