— Знаю, детка, — сказала она, словно успокаивая ребенка. — Знаю. Я так и вижу, как ты унылой поступью уходишь из этого вертепа, унося на себе все грехи офисных обывателей. — Я вздохнула, когда Ханна ободряюще похлопала меня по спине: — Не будем говорить, что тебя выгнали. Скажем — отпустили. Звучит гораздо безобиднее, правда? Намного лучше, чем ты-негодный-работник-который-ворует-степлеры-и-скотч-и-большие-конверты-с-мягкой-подложкой-когда-никто-не-видит. Какое же это воровство, когда тебе дают ключ от шкафа с канцтоварами и предлагают набрать всего, что нужно?
Клянусь вам, Ханна судила не по себе, — отказываюсь верить, что подруга способна на мелкие кражи, не важно, что она ляпнет для красного словца. Я не стала устраивать демонстрацию протеста и возмущенно заявлять о своей невиновности.
— Меня действительно не выгнали, а именно отпустили. Качество работы здесь ни при чем, — подтвердила я, пытаясь высвободиться из объятий без дальнейших чайных потерь. Напиток еще не остыл, но я решила осушить чашку одним глотком, как только представится возможность. Лучше обжечь горло, чем снова менять постельное белье — я постелила чистую смену два дня назад. — Знаешь, у них очень странная арифметика. Одна фирма «Марк Медичи и партнеры» минус одна Таллула Уэст равняется дизайнерской компании, в которую инвесторы дружно ринутся вкладывать деньги.
Расклад показался мне донельзя нелепым, как переделанная таблица умножения, и полученную формулу я сообщила Ханне с большим сарказмом. Правда, на улыбку меня не хватило.
Ханна отпрянула, предоставив мне долгожданную возможность выпить чай, но я побоялась отхлебнуть. От чашки еще поднимался пар, скручиваясь белесыми прядями, и мне вдруг расхотелось обваривать язык и горло. Должен быть способ избавиться от чая иначе, без вреда для здоровья. Секунду поразмыслив, я поставила чашку на пол и задвинула под кровать, подальше от покачивающихся ступней подруги.
— Значит, тебя не выгнали?
— Можешь не сомневаться, — ядовито сказала я. — По работе им не в чем меня упрекнуть.
— Ну, как скажешь, — с явным недоверием отозвалась Ханна. — К твоему сведению, Ник распускает слухи, что тебя выгнали. Может, прочистить ему мозги, пока он не всем растрепал? Репутация — это твоя визитная карточка, нельзя ее марать.
Хотя я мало верила в показную чистоту репутаций, но встала с кровати и пошла звонить Нику. Ханна шла следом с торжествующим видом.
— Все оказалось гораздо проще, — пробурчала она себе под нос, пока я кружила по гостиной в поисках телефона. Конверты с фотографиями аккуратной стопкой лежали в углу, рядом со сложенной постелью и сумками Ханны. Комната была вылизана до блеска. Кто-то даже ковер пропылесосил.
— Что оказалось проще? — спросила я. Телефон оказался там, где мне и в голову не пришло бы его искать: на своей базе.
— Подбодрить тебя. Ты с таким видом отправилась в постель, что я решила — у тебя нервное расстройство. Думала, что ты попросишь принести к тебе в спальню микроволновку, чтобы питаться готовыми обедами с индейкой «Хангри мэн». Слава Богу, ты в состоянии себя обслуживать. Я помогу всем, чем смогу, только не гоняй меня как горничную. Я не могу поступиться этическими принципами даже во имя закона гостеприимства.
Я хотела попросить Ханну не волноваться по поводу своих принципов, но в этот момент Ник поднял трубку. Из-за гнилого либерализма телефонных властей абоненты злостно пользуются определителями номера, поэтому Ник узнал, кто звонит, еще до того, как я произнесла хоть слово.
— Уже еду. — В его голосе звучало сдерживаемое бешенство. Суд я по всему, Ник был выжат, как лимон, раздражен пакостями сотрудников и вынужден держать в орбите внимания множество народа. Возможно, его и добивались целые толпы, но благодаря майоратному праву — не лидеры воюющих держав. Лишь старший сын в семье Таунсендов был обязан продолжать фамильное дипломатическое дело, младшим предоставлялась свобода выбора. Ник избрал веб-дизайн и компьютерное программирование. — Только допечатаю кое-что. Можешь подождать на трубке?
Не знаю, что он себе напридумывал, но это мало соответствовало реальной ситуации.
— Со мной все в порядке, Ник. Я всего лишь потеряла работу, а не свалилась с инфарктом.
— Это практически одно и то же, — отмахнулся он. Я слышала лихорадочный стук клавиш — Ник что-то в темпе печатал. Ровный, успокаивающий звук. — Небось сердечко-то екнуло, когда тебя поставили в известность?
— Постояло минутку и дальше пошло. Старый надежный орган, не волнуйся, — успокаивала я приятеля, хотя и понимала, что дело безнадежное: близким в таких случаях полагается поволноваться.
— Я скоро приеду. — Стук клавиш на секунду прекратился, как будто Ник глубоко вздохнул. — И привезу ужин.
— Я ни о чем не хочу говорить.
— Отлично, — сказал он. — Тогда просто выпьем вина, закусим сыром и молча уставимся в стену.
— Вино и сыр? — переспросила я. — Этими акридами предлагаешь мне питаться в черные дни?
— Ты не должна быть особенно голодна.
— Почему?
— Депрессия отбивает аппетит, — объяснил он. — Все, я уже сохраняю документ.
Я вытаращила глаза. Значит, всему виной проделки Ханны. Это она распускала слухи и марала мою репутацию!
— У меня нет депрессии!
— Ханна сказала, ты слегла от расстройства, — уточнил Ник таким тоном, словно опирался на достоверную информацию из надежного источника, хотя уж ему-то полагалось бы знать цену подобным заявлениям. Они познакомились на какой-то вечеринке в джорджтаунском подвальчике летом после окончания первого курса университета и некоторое время встречались. Роман быстро выдохся: и Ник, и Ханна — неисправимые лидеры, — но они остались друзьями. Позже, когда я вернулась в Нью-Йорк, Ханна дала мне телефон бывшего дружка с наказом перезваниваться, спихнув, таким образом, Ника со своего баланса на мой. Ханна обращалась с бойфрендами как со съемными квартирами, которые можно с рук на руки передавать любимым подругам. — Это дословная цитата.
— Вовсе я не слегла! — возмутилась я, обращаясь сразу к Ханне и Нику. Подруга печально покачала головой, видимо, отчаявшись искоренить мое упрямство даже отбойным молотком.
— Но ты же спала, когда я звонил!
— Просто прилегла. При чем тут нервное расстройство?
— Ну, как скажешь, — насмешливо хмыкнул Ник. В голосе не слышалось доверия, искренности или раскаяния в ошибке. — Я уже выключаю компьютер. Буду у тебя через тридцать пять минут.
— Купи по дороге суши, я умираю с голоду.
Не успела я положить трубку, как Ханна набросилась на меня, заключила в медвежьи объятия и крепко прижала к себе.
