— Меня зовут Роман Палыч, — представился дядька уже в машине, — можно просто Роман.
Даша робко назвала свое имя и уткнулась в окно.
— Твой отец не сказал, куда тебя вести. Домой?
— Он мне не отец! — подпрыгнула Даша, моментально превращаясь из нежного, слепого кутенка в разъяренную тигрицу. — Он всего лишь муж моей матери!
— Всего лишь, — повторил зачарованно Роман Павлович, наблюдая, как зарделись от возмущения щечки его спутницы, как трепещут ее ресницы и обиженно выпятились вперед розовые, мягкие губы.
Через секунду он завалил ее вопросами, косясь на розоватые гладкие Дашкины колени. Она отвечала старательно, словно у школьной доски, и для нее полной неожиданностью стало прикосновение его горячей ладони у себя на бедре.
— Давай выпьем где-нибудь кофейку?
— Нет, нет, что вы! Я не пью, — невпопад забормотала она, — мне надо домой, у меня дел много. Спасибо вам, что довезли, я вообще-то отсюда и на автобусе могу…
— А что ты вечером делаешь? — сощурившись, спросил Роман Павлович.
— Стираю, — честно ответила Дашка.
Он рассмеялся. Он уже успел понять, что видеоряд никак не соответствует внутреннему содержанию, что фривольная блузочка и короткая юбка — не способ самовыражения, а скорее нелепая случайность. Дашкино лицо — свежее, без грамма косметики — подтверждало эту гипотезу целиком и полностью. Роман Павлович немедленно восхитился собственной логикой и принялся действовать согласно ей. Он убрал руку с Дашкиной ноги, искусно превратив этот жест в отеческий. Так что Даше даже стало стыдно от собственных нелепых подозрений. Он сменил тон — с покровительственного и заигрывающего на дружеский и доверительный. Он стал жаловаться на жизнь и спрашивать Дашкиного совета, потому что девушка она — сразу видно! — умная и положительная. От слова «положить», скаламбурил Роман Павлович мысленно. Машина медленно катилась по городу, Дашка забыла о том, что собиралась дальше передвигаться на общественном транспорте, серьезно рассуждала о смысле жизни и уговаривала своего нового знакомого не расстраиваться.
Роман Павлович — крупный бизнесмен, отец двоих детей, ныне холостяк, предпочитающий общество пышных умелых профессионалок, уверенно вел игру с юной дурочкой.
Он уговорил ее зайти в кафе, потом отвез домой, ужаснулся вслух мерзким условиям ее существования, а про себя решил, что девочка уже очень скоро будет в его объятиях. Он не слишком ошибся, ему пришлось несколько месяцев притворяться старшим товарищем и усмирять свою похоть с другими, прежде чем Дашка оказалась в его постели. Был ее выпускной, на который не пришли ни мать, ни брат, а папа все перепутал и приехал в другую школу, где Даша училась раньше. Он искал ее там слишком шумно и рьяно, и в итоге был отправлен в отделение, куда и примчалась Дашка, которую сердобольные соседки выловили на улице. Она сбежала с выпускного бала с четким ощущением собственной ничтожности, но с сухими глазами и намерением напиться в одиночестве.
— Вот напьюсь, как он! — бормотала она, направляясь домой. — И пусть знает!
У подъезда ее остановили соседки, сообщили, что был звонок из вытрезвителя, а потом из милиции, что это полное безобразие и куда только смотрит ее мать. Терпение у Дашки было безграничное, и ругаться со старушками она не стала, на маму тоже обиды не было. Однако неразрешимая проблема возвращения отца домой стала для Дашки полной неожиданностью. Оказывается, нужно было заплатить за него штраф, так как папаша успел разгромить в школе какой-то стенд, поставить учителю физкультуры несколько фингалов и нанести существенный урон клумбам.
— Но у меня нет денег, — разводила руками Дашка, которая на последние копейки взяла такси.
Дежурный в отделении смущенно пожимал плечами. Ему понравилась милая девушка и тронула ее забота о родителе, но отпустить пожилого проказника он не мог.
Дашка попросила позвонить и решительно набрала номер Романа Павловича. Это у нее уже вошло в привычку в последнее время.
Он примчался спустя несколько минут и обалдел. Его сладкая девочка с забавными косами, в которых блестели атласные ленты, его юная красавица в длинном сногсшибательно-белом оборчатом платье, с растерянным взглядом больших светло-карих глаз, ходила по грязному отделению среди ментов и проституток, и губы ее обиженно подрагивали. Он понял в ту секунду, что пропал.
— Быстро в машину, — скомандовал Роман.
— Я должна забрать папу.
— Я заберу его, иди в машину.
— Хорошо.
Он смотрел ей вслед и не мог понять, откуда у этой бедной, задавленной бытом девчонки поступь и осанка королевы, откуда в ней столько самообладания и естественной грации.
Папу свалили на диван бесчувственным кулем, а сами пили чай за маленьким столиком с кривыми ножками. И тут Дашка, весь день не проронившая ни слезинки, вдруг разрыдалась. Она не стала разубеждать своего взрослого «друга», что эти слезы не от жалости к самой себе и не от благодарности к нему. Она просто устала, каждая ее клеточка стонала от усталости, и Дашка заснула на плече у Романа Павловича вот так — не переодевшись, не объяснившись, с мокрыми щеками и спутанными волосами.
Она проснулась в незнакомой комнате, он был рядом с уже придуманным рассказом.
— Я не мог смотреть, как ты там мучаешься. Давай ты хотя бы выспишься нормально, я снял этот номер на двое суток, тебе вполне хватит. Я сейчас уйду, я просто не хотел, чтобы ты испугалась. Принести тебе чего-нибудь?
Он выплеснул на нее еще целый водопад ненужных, красивых слов, а сам уже целовал заспанные губы, ямочки на щеках, маленький подбородок.
— Роман Павлович, ну что вы… Роман Павлович…
— Я просил говорить мне «ты», — напомнил он, расстегивая последнюю пуговицу ее платья.
— Не надо!
— Я старше, мне лучше знать, — сказал он, срывая с нее трусики. — Я люблю тебя, — признался он, уткнувшись лицом в ее грудь.
Дашка взмокла от растерянности и стыда. Но менять что-либо ей не хотелось, и руки Романа Павловича казались сильными и ласковыми, и его движения доставляли ей удовольствие. Она опрокинула голову на подушки и расслабилась. К ней снова вернулось ее обычное спокойствие, и вместе с ним она пережила тот миг, когда стала женщиной.
Все покатилось под откос с этой минуты. Пожилой, нервный, уставший мужчина преподносил ей свою любовь, словно дар небес, а Дашка отказывалась принять ее, рискуя вновь остаться одна. Но она уже поняла, что все это время и так была в одиночестве, что дружба Романа Павловича ничего не стоила, а его любовь была ей самой не нужна. Он пустил в ход тяжелую артиллерию, и Дашку замучили разговорами мать с отчимом. Каждую встречу они намекали, что Дашка — дура, раз не хочет воспользоваться своим шансом. Ведь Роман Павлович предлагал ей замужество, а не просто кратковременные привилегии любовницы. Представить себя женой этого человека она не могла.
Их постельные отношения закончились, толком не начавшись, и Дашке с трудом удавалось сдерживать порывы стареющего влюбленного. Он устраивал ей засады, подкарауливал у института, куда сам же и помог поступить.
— Что ты делаешь, овца безмозглая? — орал на Дашку брат, присоединяясь к более интеллигентным высказываниям остальных родственников. — Хватит уж цену себе набивать! О матери подумай!
Дашка срывалась из-за стола, клялась никогда больше не переступать порог их дома. Но в следующие выходные приезжала снова и спрашивала спокойным голосом у Димки, что он имел в виду.
— Оно и видно, что ты дура! Не можешь сама догадаться, да? У Ромки твоего кто работает? Он кому зарплату платит, а? Васе Пупкину, что ли? Он же над дядей Колей начальник, идиотка ты малолетняя, он его в любой момент может турнуть под зад коленом!
Дядя Коля только кивал молча.
— Он его и так турнет, — пожимала плечами Дашка.
Ей хотелось понять, разобраться в этом. Неужели ее родной брат хотел, чтобы она вышла замуж ради будущего процветания дяди Коли?! Неужели ее мать мечтала о таком зяте, как Роман?! Неужели, никто из них никогда даже не задумывался о Дашкином счастье?! Недоступно было ее пониманию, что дядя Коля обещал подарить Димке машину, а сейчас отговаривается нестабильной работой, что мама хочет приходить в шикарный особняк Романа Павловича на правах тещи.