тут, на кухне? И решали, как дальше быть. Как жить…
* * *
– Мне надо сейчас уйти, я понимаю… Спасибо вам за все, Лева. Если б вы знали, как я вам за все благодарна… Да, я уйду…
– Да куда ж вы пойдете, Ирина? Вам есть куда идти? Ведь некуда, правда?
– Да. Некуда. Но… Вы и без того позволили мне у вас два месяца прожить…
– А если некуда, так оставайтесь! Я человек занятой, очень много работаю, меня и дома-то практически не бывает.
– Но… Как же я останусь, что вы? Как это вообще… будет выглядеть?
– Да какая разница, как это выглядит, если вам с ребенком больше идти некуда! Да пусть выглядит как угодно! Хотя… Хотя я могу вам еще один вариант предложить…
Он глянул на нее так осторожно и опасливо, будто заранее знал, что она не примет никаких других вариантов. И долго молчал, пока она сама не переспросила:
– Какой вариант, Лева?
– Ну, такой… Но для этого нам надо хотя бы на «ты» перейти, а то совсем уж нелепо будет выглядеть… Давайте на «ты», а?
– Давайте… То есть давай, да.
Лева улыбнулся и кивнул. Они снова замолчали надолго. Она первая не выдержала этого напряженного молчания, спросила тихо:
– Как вы в командировку съездили? То есть… Ты расскажи…
– Да отлично съездил, очень даже результативно. Все время там в лаборатории пропадал. Знаешь… Никогда раньше со мной такого не было, а тут… Мне так хорошо было думать, что меня дома ждут! То есть… Я хотел сказать… Хорошо было думать, что в моей пустой холодной квартире кто-то живет…
– Но квартира вовсе не холодная, здесь очень тепло и уютно!
– Ну да… Я просто хотел сказать, что плохо возвращаться в пустой дом. Холодный – потому что пустой. А еще я подумал… Ты только не сердись на меня, ладно? Еще я подумал, что…
Он не успел сказать – на руках у Ирины заплакала Вика, она произнесла деловито:
– Перепеленать надо… Она мокренькая, наверное. Я перепеленаю…
Быстро ушла в спальню, и Лева почему-то потащился за ней.
– А можно я ее подержу? – попросил робко, когда Вика, освобожденная от мокрых пеленок, лежала голышом на кровати и пищала от возмущения.
– Подержи… Только осторожно, пожалуйста…
Он неумело взял ребенка на руки, стоял, смешно выпучив глаза и замерев в неловкой позе. И боялся пошевелиться, весь напрягся в благоговении. Казалось, даже дышать боится, а не то чтобы говорить в этот момент что-то. И все же проговорил… Тихо, просительно, осторожно:
– Я давеча хотел сказать тебе… То есть предложить… Может, мы просто поженимся, а? Ну, чтобы ты могла здесь остаться с ребенком…
Она бросила возиться с пеленками, глянула на него то ли испуганно, то ли удивленно. И переспросила:
– То есть… Ты сейчас предлагаешь мне выйти за тебя замуж?
– Ну да… Руку и сердце предлагаю… Я бы даже на одно колено привстал, но не могу с ребенком, уронить боюсь. И я… И… Ой, ой! Она меня описала, кажется!
Она неожиданно для себя рассмеялась легко, проговорила почти весело:
– Говорят, хорошая примета… Значит, на свадьбе у Вики гулять будешь!
Он тоже засмеялся неловко, глядя на ребенка с умилением. Потом перевел взгляд на нее, сморщил лоб, спросил тихо:
– Так я не понял… Если ты смеешься, это значит, что ты согласна?
Вместо ответа она вдруг заплакала, прижимая ладони к лицу. И проговорила сквозь ладони сдавленно:
– Спасибо тебе, Лева… Спасибо… Спасибо тебе за все…
– Ну что ты, Ирина… Не плачь… Ну не плачь, пожалуйста! Я так понимаю, что это твое спасибо… Ты согласна, да?
– Да, Лева, да… Конечно же да…
– Ну, вот и замечательно! Знаешь, потом, когда мы будем вспоминать, как я делал тебе предложение, нам обоим будет смешно, что ты вместо привычного «да» ответила мне «спасибо». Наверное, это будет единственный случай во всей практике матримониальных предложений, когда невеста ответила «спасибо»!
– А что я могу тебе еще ответить, Лев? Да, я буду тебе хорошей женой. Самой преданной, самой верной. И благодарной… Ты ведь спасаешь меня, получается…
– А вот этого не надо, прошу тебя! Я ж не потому, что ты… Просто ты мне очень понравилась, правда. Я эти два месяца только о тебе и думал. О тебе и о Вике…
Он замолчал, снова с умилением глянул в маленькое личико девочки. Произнес тихо с нежным придыханием:
– Вика… Викуся… Ты моя дочка… Моя…
Потом, когда пили чай на кухне, он проговорил деловито:
– Надо будет нам быстрее до загса дойти, а то мне снова скоро в командировку ехать. И Вике надо свидетельство о рождении оформить. Ты ведь этого еще не сделала, верно?
– Нет… Не успела еще…
– Вот и хорошо. Отцом меня запишем. Ты не возражаешь? И фамилию мою дадим.
– А… какая у тебя фамилия?
– Виницкий. И ты будешь Виницкая. И Вика.
– Да, хорошо звучит… Ирина Виницкая, Виктория Виницкая… Как по заказу.
– Да… Только давай с тобой договоримся, Ирина, что… Что это все тебя ни к чему не обязывает. Я ж прекрасно понимаю – ты приняла мое предложение из-за того, что выхода у тебя нет.
– Перестань, Лева, зачем ты? Не надо…
– Но разве это не так? Я же все понимаю прекрасно. И очень тебе благодарен… Ты будешь свободна в дальнейшем. Ты ведь можешь кого-то по-настоящему полюбить… И я не буду тебя удерживать, если ты…
– Ну, тогда и ты будешь свободен! Договорились?
– Хорошо, пусть так и будет… Но пока мне этой свободы совсем не хочется. Вот я зашел сегодня домой, так вкусно борщом с кухни пахнет! И еще чем-то таким… Необъяснимо счастливым! Я остановился, аж дыхание перехватило… Давно забытые ощущения… Я ведь один живу с восемнадцати лет. Все один да один… Работой спасаюсь. Кандидатскую ночами пишу… Получается, что и муж из меня плохонький, которого все время почти дома нет.
– Ну не говори так, не надо. Ты просто замечательный, Лева. Ты умный, ты добрый… Ты самый лучший!
Так она и осталась у него. В этой самой квартире, на этой самой кухне. Вскоре они поженились, Вику записали его дочерью. И потекла их обычная семейная жизнь. Как у всех. Если не считать оговоренного в ней многоточия, конечно. Правда, иногда она думала – может, и нет уже никакого многоточия? Живут и живут, бегут будни и выходные, годы проходят… Шибко страстной любви меж ними нет, это понятно. Но, может, ее из-за многоточия и нет? Да и неважно…
Некогда было
