не попытались с ней встретиться? Это, по меньшей мере странно, а по большей…
Глаза свекрови становятся еще шире, мелькнувшее там удивление тут же сменяется злобой:
— Не надо этих вот игр со мной, девочка. Пока я терплю, — хрипло и почти угрожающе говорит она, — ради сына. Потому что мой романтик и правда в тебя влюблен. Пусть побалуется, раз ему так хочется. Я потерплю. В конце концов, Леночка еще слишком мала, и не так уж много я и пропустила…
— Хватит! — практически кричу я, потому что мне не нравятся ни ее слова, ни ее обвинительный тон. Я даже бояться ее в этот момент начинаю и все еще совершенно не понимаю.
— Я ни во что с вами не играю, — четко произношу я, чуть понизив тембр голоса, — а совершенно искренне не понимаю. Почему вы раньше не потрудились увидеться с внучкой?
— Ты сама запрещаешь нам, — шипит на меня женщина, и тут же отсекается. Видимо, замечает удивление в моем взгляде. А там оно, конечно же, есть. Не может не быть. Я удивлена настолько, что у меня даже рот приоткрывается, а сама я отступаю на шаг назад.
Оксана Сергеевна тут же начинает, что-то быстро и тихо тараторить, вроде извиняется, говорит, что все неверно понимала, она начинает оправдывать Максима.
Ну, конечно, он же ее сын, и она стремится его выгородить, только поздно. Я уже поняла… и если не все, то основное. Максим почему-то не хотел, что бы его родители виделись с его дочерью и врал.
Мне врал, матери своей врал.
Я отхожу от свекрови еще дальше и быстро шагаю к ближайшей скамье, потому что ощущение, что вот-вот меня подведут ноги, накатывает на меня просто с катастрофической скоростью.
Мысли никак не хотят складываться в какую-то более менее связную картину. Оксана Сергеевна, подходит ко мне, отпускает коляску и садится рядом. Женщина пытается взять меня за руку, но я не даю ей этого сделать, резко подскочив с места.
Свекровь не поставила коляску на стоп — чудо, что та все еще никуда не откатилась.
Я с силой давлю ногой на рычаг и понимаю, что мне больше нечего себя занять… отвлечь. Нужно возвращаться на скамью к свекрови, а я не хочу. Не хочу ни о чем с ней разговаривать или что-то выяснять.
— Мариночка, послушай меня, — женщина совершенно не дает мне возможности для отступления. — Не торопись с выводами. Не нужно. Кто знает, для чего Максим так говорил.
— Ну, спасибо вам хотя бы за то, что вы его не пытается выгородить, — свекровь кивает, а затем кладет ладонь на скамью рядом с собой, в приглашающем жесте. И я опускаюсь. Куда мне еще деваться?
— Это было бы глупо, — тяжело вздохнув, произносит она.
— Несомненно, — тихо вторю я ей, думая о том, что глупость могла бы быть у них семейной чертой. Потому что поступок Макса иначе как глупым и не назовешь.
— Я не знаю, почему он так…
— А он вообще часто с вами общается? — я поворачиваюсь, ловлю взгляд свекрови и очень внимательно за ним слежу, пытаюсь понять обманет она меня или скажет правду. Хотя… я же не детектор лжи, чтобы делать выводы лишь по чужим взглядам и жестам, но кажется, я зря допускала глупость женщины еще минуту назад. Оксана Сергеевна прикрывает глаза и, тяжело вздохнув, говорит, — он приезжает к нам с отцом каждую неделю.
— Отлично, — киваю я, а затем крепче сжав в замок ладони, лежащие на коленях, опять спрашиваю, — а деньги он у вас берет? Я понимаю, что вопрос бестактный, но все же…
— Нет-нет… ничего, что ты спрашиваешь, я же все понимаю, — Оксана Сергеевна отворачивается и упирается взглядом в коляску, — деньги он по прежнему отказывается брать. Знаешь… мне кажется, что и внучку нам с Витей он не показывал до сих пор, потому что боялся…
— И чего? — бестактно перебиваю я женщину. Ехидство в голосе скрыть не то, что бы не получается, я даже не стараюсь его скрывать… зачем?
— Что познакомившись с внучкой, мы навяжем ему… тебе… вам свою помощь. Понимаешь? — я качаю головой, потому что ничерта не понимаю. — До этого она была гипотетическим ребенком… я … господи, да я даже фотографий ее не видела Ты, пожалуй, права, наверное, я не сильно-то и хотела. Так… так мне было проще. А сейчас… ну где вы живете? Отвратительный район. Такая загазованность… вот даже парк этот… — Оксана Сергеевна морщит свой красивый аккуратный носик, а голубой камушек в сережке-гвоздике, украшающем правую ноздрю, начинает бликовать. — вроде можно погулять с ребенком и в то же время здесь даже дышать нечем. А у нас… — женщина довольно вздыхает, — у нас воздух чистый-чистый и все блага присутствуют.
Я жмурюсь и прислонясь затылком к скамье. Это свекровь квартиру еще нашу не видела. Интересно, как бы она тогда запела?
Я тру переносицу, осознавая, что доля смысла в словах Оксаны Сергеевны все же есть, но в тоже время, нужно выслушать Максима. Такое проигнорировать я не могу. Ведь даже, если все так, то это все равно слишком жестоко…
Жестоко не только по отношению к собственным родителям, но и дочери. Ведь по сути у Леночки совсем не было дедушек и бабушек. Моих нет по понятным причинам… но тут мой муж просто самопроизвольно лишил нашу с ним дочь двойной порции любви.
— А пойдемте к нам? Ну… — я открываю глаза, смотрю на свекровь, а она напрягается, наверное, заметила что-то недоброе в моем взгляде, или же просчитала мои намерения, которые я сама все еще не могу до конца сформулировать. — или приезжайте вечером к нам в гости. Я с удовольствием приготовлю ужин. Праздничный. Для вас и вашего мужа.
— Твоего свекра.
— Да, простите. Просто его в отличии от вас я вообще ни разу в жизни не видела. Так что… — я улыбаюсь, что есть сил, — для вас внучка была гипотетической, а для меня свекр, — пожимаю плечами, надеясь на то, что хоть чуть-чуть, но уколола ее в ответ.
Слишком она лощеная, слишком довольная жизнью. Ей
