33.
Примерно в километре, наискосок от дома была большая ель, старая, такая старая, что внутри нее образовалось огромное дупло. Мы с Павлушкой играли в домик там, иногда брали с собой и Любашу, сестренку его. Любаша была младше меня почти на четыре года, и мешала нам играть, хныкала, отбирала мои куклы. Поэтому брали мы ее с собой нечасто.
Я шла к своему укрытию так быстро, как могла. Старая ель была на месте… хотя куда ей деваться. Ее пушистые колючие ветки надежно укрывали дупло, а молодая поросль вокруг маскировали местность. Здесь меня никто не найдет, если только Павлушка. Забралась внутрь, огляделась. Оказывается, не такое уж и большое дупло, я едва помещалась в нем, а раньше казалось… Сыро и неуютно, но выбирать не приходится.
Присела на ворох старого полуистлевшего тряпья, отдаленно напоминавшее одеяла, которые мы когда-то утащили из дома тайком. Кучкой лежали игрушечные кастрюльки и тарелочки, даже постаревшие и потемневшие куклы мои сидели в ряд. Я перестала приходить сюда, когда мне исполнилось тринадцать, почти девять лет назад. Выросла. Появились другие интересы.
Стемнело. Я просидела в своем укрытии целый день, боясь пошелохнуться. Спина затекла, ног я почти не чувствовала. Пустота, везде пустота – в голове, на голове, в животе. Сначала хотелось есть, теперь только пить… сырая одежда частично высохла, а кое-где снова намокла, дождь лил не переставая, с потолка моего укрытия местами струилась дождевая вода.
Холодно до ужаса. Надо бы выйти и походить, чтоб согреться, но мне не хотелось шевелиться. Выходила только один раз, по нужде. Дремала, лежа на влажном тряпье, или проваливалась в забытье, я уже не понимала. Сначала думала, отсижусь до вечера, а потом пойду в деревню, я знала дорогу.
Но пришел вечер, и я решила умереть здесь. Уснуть навеки. Может не сегодня и не завтра, может через неделю… нет, это произойдет раньше, из-за холода. Мне все равно. Я убила человека! Пусть он мразь… но я убийца! И в тюрьму не пойду! Хоть меня Тимур и успокаивал, говорил, что банкир жив, но перед глазами стоял белый диван, залитый красной кровью… столько крови, не может человек остаться живым, потеряв столько крови…
Вспомнив про Тимошу, я зашевелилась. Я очень переживала за него, что с ним, не сделал ли ему Сироткин что-нибудь? Потом снова опустила голову на воняющую сыростью охапку шмотья и закрыла глаза. Я все равно не узнаю об этом, никогда. Тем более банкир ему ничего не мог сделать, ведь я прикончила его.
Какие-то чувства остались в душе, потому что на глаза навернулись слезы, мне было тоскливо оттого что я никогда больше не увижу своего любимого, никогда он меня не поцелует… и никогда я не увижу своего Султанчика, не проедусь верхом. С тем и уснула. Когда открыла глаза, было уже светло. Во рту пересохло, хотелось в туалет… пришлось подняться и выползти наружу. Смерть от разрыва мочевого пузыря меня не прельщала.
Сделала свои дела, посидела на пеньке, слушая лес. Что-то шуршало, слышался шелест листьев, потрескивания сучьев. Лесные жители не сидели на месте, рыская в поисках съестного. Совсем рядом протопал ёжик, на секунду замер возле меня, потом продолжил свой путь, приняв меня за что-то неживое. Дождь уже не лил, но накрапывал потихоньку.
Я высунула язык, ловя скудные капли. Потом увидела неглубокую лужицу с чистой дождевой водой, не справилась с соблазном и напилась. Ну вот, может дизентерия меня добьет. Сил совсем уже не осталось, ноги как ватные, озноб бьет. Влезла снова в дупло и свернулась клубочком на своей «постели».
Долго лежала, снова дремала, стало немного тепло. Потом все как в тумане, голова кружилась, время потерялось. Казалось, что месяц прошел, как я все это пережила. Вспомнила про мобильник, дрожащими руками отыскала его в дебрях своего маленького рюкзачка. Надо же, не разрядился еще, одно деление осталось. Но скоро, и он покинет меня. Время показывало без десяти десять.
Скоро снова стемнеет. Я больше суток здесь уже. Убирая телефон обратно, наткнулась на фотографии, пересмотрела. Поговорила с родителями. На одном снимке я была с Максом, мы тогда год уже дружили, мои родители приехали в Екатеринбург и на вокзале мы их встретили. Папа сфотографировал нас. Мне захотелось поговорить с Максом, попрощаться с другом. Номер его я помнила наизусть, достала снова телефон и набрала. Он быстро взял трубку, будто ждал.
- Да, слушаю!
- Макс, привет… это я, Ева.
- Ева! Ты где? Ну не молчи, скажи где ты? – почему-то встревоженно закричал друг. – Ева!
- Да не кричи ты так, я оглохну сейчас… я на природе, отдыхаю… детство вот вспоминаю. По местам своих игр решила пройтись, так сказать. Все хорошо! Правда! Я что звоню…
- Ева, ты точно скажи, где ты, мне нужно знать!
- Ох, Максик, неужели решил тоже присоединиться к моей игре? Не получится, жаль. Ты слишком далеко… и не перебивай, у меня сейчас батарейка сдохнет, а зарядить негде. Я попрощаться хочу с тобой… ты был мне хорошим другом, оберегал четыре года… смешил, успокаивал… Прости, если я тебя чем-то огорчала. Я люблю тебя, как друга... и знаю я только твой номер телефона. Я бы еще хотела кое-с кем попрощаться, но не знаю, как. Вот его я люблю по-настоящему, а не как друга… но теперь это уже не важно. Да и ты его не знаешь, он похож на чудо, пришел мне на выручку из самого детства, только…сама судьба против меня. Но я счастлива, что он появился в моей никчемной жизни, я хоть узнала, что чувствует женщина к мужчине… ну вот, спасибо, что выслушал, я никому это не говорила, но тебе можно. Ты же мой друг! Всего тебе хорошего в жизни, мой самый лучший друг!
- Ева! Ты почему мне говоришь такое? Тебе опасность угрожает?
- Нет, здесь не опасно, даже уютно. Даже есть с кем поговорить, вон куклы сидят, смотрят на меня… я решила поставить точку в этой жизни… и просто мне хотелось услышать тебя и сказать, что люблю… но только как друга. Прости за этот бред. И прощай!
- Ева! – но Макс не успел ничего сказать, батарейка разрядилась и вызов прервался. Еще какое-то время мобильник иногда попискивал, а потом я снова провалилась в забытье…
34.
Когда я с трудом снова проснулась, было ощущение, что я на корабле, меня качало и на лицо попадали морские капли. Я слизнула с губ капельки, но они были не соленые, обычные, дождевые. И темно, только маленький огонек мелькает.
- Павел, давай за руль… я с Евой на заднее сиденье. Сможешь отвезти нас домой? - откуда здесь голос Тимоши? Я еще сплю.
- Да, смогу. Я же не маленький. К нам домой надо?
- Да, к вам поедем… дверцу придержи. Вещи кидай… помоги, – меня прижало что-то, и я пошевелилась. Немного. На много сил не было. – Ох, ну наконец-то, пришла в себя. Разве так можно, Ева? Перепугала всех…
- Тимоша, ты мне снишься? Я с тобой тоже хочу попрощаться, хоть так, во сне.
- Я тебе попрощаюсь вот! Даже не мечтай помирать мне тут… и я не в твоем сне. Мы тебя нашли в твоем убежище, Максу спасибо, позвонил, – я почувствовала, как меня гладят теплые пальцы по щеке, так приятно.
- Сон… ведь ты его не знаешь, он не мог тебе звонить… – прошептала я из последних сил, – что еще сказал?
- Все, что ты говорила ему… эй, ты не уплывай опять, потерпи чуток, сейчас согреем тебя, накормим… - я старалась, но голос Тимоши удалялся, тьма надвигалась.
Ммм-м! Как хорошо! Тепло и сухо, и Тимоша обнимает меня… стоп! Откуда все это блаженство? Помнится, я умирать собиралась... Открыла глаза – я в мягкой теплой постели, уже светло и, что странно, солнышко светит в окно. И Тимур спит рядом, по-хозяйски обнял одной рукой. Почти голый, в плавках только. Хорошо хоть на мне сорочка ночная чья-то. Огляделась. У Зябликовых мы, на хозяйской большой кровати. Эта кровать мне родная, родители обстановку в спальне своей меняли, видать прежнюю Зябликовы забрали. Я будто дома оказалась, аж сердечко защемило!
