class="p1">Ася
В пятницу после пар приходится немного задержаться. А все ради того, чтобы исправить тройку, не дающую покоя моей маме, и заодно выслушать пространную тираду преподавателя о том, что физика – царица наук и ее изучение спасет новое поколение от тотальной деградации и отупения.
Получив долгожданную четверку, которая теперь какое-то время будет защищать меня от маминых нападок, я спускаюсь на первый этаж и, приблизившись к раздевалке, принимаюсь искать глазами гардеробщицу. Но, как часто бывает в послеобеденное время, Аксиньи Ивановны на месте нет. Видимо, опять ушла к техничкам и чаевничает.
Решив не тревожить старушку по пустякам, я толкаю дверцу гардероба и захожу внутрь. Ничего страшного из-за того, что я сама заберу свою куртку, не случится. Студенты постоянно так делают.
Неспешно бреду между рядами верхней одежды, когда внезапно откуда-то сбоку доносится не то вздох, не то фырканье. Вздрогнув, оборачиваюсь на звук и тут же столбенею, неприятно удивленная увиденным.
На подоконнике, слегка покачивая ногами, сидит Стелла и задумчиво колупает ногтем идущую пузырями оконную краску. Она выглядит совершенно спокойно и мирно, но мне ли не знать, что в случае с Кац внешность максимально обманчива.
Первый порыв – сорваться с места и удрать прочь. Пускай без куртки и прямо в балетках… Лишь бы подальше от нее. Подальше от ее холодных безразличных глаз, взгляд которых, подобно обломанной ледышке, царапает кожу. По правде говоря, сложно придумать что-то более пугающее и деморализующее, чем пребывание со Стеллой наедине. Для меня точно.
– Хочешь поджать свой трусливый хвост и снова сделать лапки? – насмешливо интересуется Кац, прочитав мои мысли. – Я не удивлена. Ни на что другое ты не годна.
Меня мало волнуют ее оскорбления. За последние пару лет я услышала их столько, что моя психика в какой-то степени потеряла чувствительность. Нет, само собой, мне по-прежнему обидно, но обида уже не ключевое, что мной движет. Ключевое – страх. И именно он сейчас ядовитым ручейком струится по моим венам.
Единственное, почему я все еще стою на месте, – это понимание того, что мать, увидев меня без куртки и сапог, задаст жуткий нагоняй. У нее ведь сегодня выходной, она дома. А значит, остаться незамеченной при всем желании не выйдет.
Вот черт… Так отвратительно, не находите? Я стою и никак не могу определиться, кого же боюсь больше: родительницу или Стеллу. Даже как-то противно от собственного малодушия…
– Че замерла? – Кац повелительно вскидывает подбородок. – За шмотками пришла? Так бери.
Самое неприятное, что моя куртка висит прямо рядом с окном, на котором сидит одногруппница. Чуть левее. И для того, чтобы взять свои вещи, мне придется пройти мимо нее.
Сглатываю волнение и медленно трогаюсь с места, втайне надеясь на то, что Стелла сегодня не в настроении травить меня в полную силу. Всю прошлую неделю она и ее приспешники реагировали на мое присутствие крайне вяло. Цепляли только словесно, а иногда и вовсе не замечали.
Должно быть, это связано с тем, что внимание Кац полностью переключилось на Егора Янковского, с которым они вроде как стали парой: вместе сидят на занятиях, вместе обедают в столовке, вместе уходят из колледжа.
Только вот в данный момент Егора нигде не видно, и от этого факта мне становится не по себе. Ладони жутко потеют, а сердце оголтело молотит по ребрам. Мне даже чудится, будто его стук эхом проносится по всему гардеробу. Ужас…
– На улице такая грязища, – как ни в чем не бывало произносит Стелла, пока я нехотя сокращаю расстояние между нами. – Снег тает, течет…
Без понятия, зачем она это говорит, но погода пока и правда не радует. Повсюду слякоть и удручающая серость.
– Скоро все просохнет, – выдавливаю я, снимая куртку с крючка и вешая на него номерок. – Наверное…
– А сейчас мне что делать? Смотри, вся обувь в дерьме, – она кивает на свои ботинки, перепачканные темно-бурым месивом.
– Не знаю, может…
– Ой, какой у тебя милый пуховичок! – Кац не дает мне договорить. – Желтенький! Ты прямо долбанный цыпленок, Романова!
Ее голос звенит наигранным весельем, а меня буквально парализует новой волной страха. Ощущаю себя мышью, которую загнал в угол саблезубый тигр. Ведь если моей мучительнице сейчас весело, значит, мне в скором времени станет больно.
– Стелла, можно я просто уйду? – тихо прошу я, хотя чувство неотвратимости уже вовсю нависает надо мной.
– Нет, – улыбка сползает с ее лица так же резко, как появилась. – Давай свою куртку сюда.
– Не надо, пожалуйста…
Я не знаю, зачем говорю это, зачем прошу ее о пощаде. Все равно мои мольбы не помогут. Стелла им не внемлет. Она глуха и бессердечна. Всегда была и всегда будет.
– Не заставляй меня подниматься и отбирать ее у тебя, – зловеще цедит Кац, и мне не остается ничего иного, кроме как кинуть любимую куртку ей под ноги.
Удовлетворенно кивнув, Стелла спрыгивает с подоконника и приземляется прямо на спинку бледно-желтого пуховика, который я приобрела в позапрошлом году на распродаже. Даже со скидкой он стоил недешево, но я целую неделю упрашивала маму его купить. Она отнекивалась, говорила, что желтый цвет непрактичен, но в итоге поддалась моим уговорам. Ведь я так сильно хотела иметь маленький кусочек солнца в своей затянутой мраком жизни.
Серо-коричневая жидкая грязь, представляющая собой смесь снега, земли и, кажется, собачьих экскрементов, мгновенно размазывается по желтой ткани, оставляя на ней уродливые следы. Стелла не просто топчется на моей куртке, нет… Она со смаком вытирает об нее ноги, словно под ней не одежда, а половой коврик.
– Я вижу, ты с Бестужевым подружилась. В защитники его записала, – издевательски подмечает Кац. – Интересный он пацан, правда?
С трудом отрываю взгляд от безвозвратно испорченного пуховика и устремляю его на Стеллу. Зачем она заговорила о Глебе? Глеб – это еще один лучик света, пролитый на мою судьбу. Он веселый, добрый, красивый… Благодаря нему я даже в колледж стала ходить без отвращения. Все готова стерпеть, лишь бы в итоге увидеть его синие глаза…
– А ты в курсе, что он мне в любви признавался? – невозмутимо продолжает Кац. – На свидание звал, прикинь? Я, понятное дело, не пошла, и он бедненький так расстроился… Но я же не могу заграбастать себе двух лучших парней группы, верно? – она задумчиво хмурит лоб. – Или могу?
Ее голос звучит ровно, но каждое слово отравленной стрелой вонзается мне в сердце. Ранит, уязвляет, причиняет жгучую боль. Неужели Стелла и впрямь нравится Глебу? Неужели он всерьез хотел провести с ней время?
Ох, как обидно… Мне
