больше не вернусь. Найду самых лучших юристов, которые сделают всё, чтобы вернуть разбазаренное тобой. Или вообще придумаю что-то вроде того, что творит Лия Ивановна. Например, женюсь на Тоне. Ну, или подарю ей фирму и все оставшиеся активы. Вот моё решение.
Я едва удержалась от того, чтобы не отшатнуться, насколько ужасающе злым взглядом вцепился в меня муж. И Лия, наверное, тоже - этого видеть я не могла, потому что Мыльникова уже нацепила очки обратно на свой изящный вздёрнутый носик.
- Знаешь что, Тоня, - процедил Миша, сосредоточив всё своё внимание на мне. - Не будь мой отец настолько болен и не знай я, что он приехал буквально вчера, я бы решил, что ты с ним спишь.
Он выдал эту отвратительную даже на слух тираду и показательно устроил широкую ладонь на располневшей талии любовницы. Весь его горделиво-надменный вид буквально кричал - вот, что важно. И должно быть таким для всех в радиусе сотни километров.
- Миша… - послышался предупреждающий голос свёкра, но я вполне могла постоять за себя.
- Ты это на собственном опыте познал? - ответила, пока Евгений Александрович и его сын не схлестнулись в словесной дуэли. - Не волнуйся, Малинин. Я, в отличие от тебя, из койки в койку не прыгаю, пока связана обязательствами. Так что спала я в последнее время только с тобой.
- Чушь! - буквально выплюнула в ответ любовница мужа. - Миша не настолько неразборчив, чтобы, встретив меня, ложиться в постель со старой женой.
Я вскинула бровь, с насмешкой посмотрела на Лию, потом на Михаила. Муж растерялся, но лишь на мгновение. Хохотнул и покачал головой.
- Ты переходишь границы разумного, Тоня, - сказал он, но в голосе его уже не было уверенности.
Да, этот разговор уже перешёл в то русло, которого интеллигентные люди в беседах не касались. Вот только как раз таковыми людьми ни Миша, ни Лия не были. Да и Евгений Александрович с интересом слушал, что будет дальше, кажется, полностью удовлетворённый тем, как повернулась беседа.
- Я перехожу? А может, Малинин, их переходил ты, когда неделю назад приезжал от любовницы и ложился со мной в постель вовсе не для того, чтобы отдыхать?
- Перестань лгать, Тоня! - яростно одёрнул меня Миша.
Его правая, свободная от поглаживаний живота любовницы, рука легла на стол и с силой сжала вилку. Возможно, это было глупо, но мне представилось, что Малинин сейчас на грани и может в любой момент запустить в меня ею. Или, что хуже, вонзить туда, куда дотянется.
Он обвинил меня во лжи, и я могла своим признанием в беременности если не убедить Мыльникову в том, что говорю правду, то хотя бы посеять в душе Мишиной любовницы семена сомнений. Но цена такого признания была бы слишком высока. Не сейчас, не когда я уязвима и пока не приняла решения - идти ли на предложение адвоката.
- О, прости, - приложила я пальцы к губам. - Я просто только сейчас догадалась, что когда ты залезал на меня, видимо, представлял вовсе не меня, а Лию. А ей просто забывал поведать о таких интимных пикантных подробностях.
Это было грубо, почти на грани фола. И полыхнувшие адовым огнём глаза Миши говорили красноречивее любых слов, которые наверняка готовы были сорваться с уст мужа: «Тоня, ещё хоть слово, и тебе не поздоровится!» Но мне не было страшно. Уже - нет.
- Антонина, вы бы почаще в зеркало смотрелись, - со смешком в голосе, проговорила Лия, небрежно отталкивая руку Малинина и поднимаясь из-за стола.
Миша, как по команде, последовал её примеру.
- Или у вас нет такого предмета обихода? Я пришлю вам его в подарок по почте. Будете любоваться на отражение и задавать себе вопрос - кто готов будет на вас позариться, если рядом стану находиться я? Всего доброго.
Последние два слова Лия обратила к свёкру. Тот никак не отреагировал, и Мыльникова удалилась, покачивая бёдрами. Следом за ней, как верный страж, шествовал Миша.
Едва они скрылись из виду, как я почувствовала себя словно бы меньше и незаметнее. Как будто кто-то выпустил из моих лёгких весь воздух, и теперь я стала своего рода оболочкой.
- Пустышка и дрянь, - констатировал Евгений Александрович. - Ума не приложу, чем она его околдовала? Красавица, тоже мне! Алчная пустышка!
Он откинулся на спинку стула, по его уставшему виду было понятно, что остатки сил уже покинули свёкра. Но прежде, чем я успела бы предложить ему уехать, уточнил:
- Ты ведь специально её дразнила, да? - На губах Евгения Александровича играла улыбка. - Или мой сын действительно настолько нечистоплотен, что таскал домой… вот это вот всё?
Свёкор неопределённо помахал в воздухе рукой, и в любой другой ситуации я бы замяла эту беседу, но сейчас почувствовала желание поделиться тем секретом, который был достоянием всего двух людей. И ещё моего врача, разумеется.
- Я не дразнила её, - покачала головой, вертя в руках салфетку. - Мало того… я ношу третьего ребёнка, Евгений Александрович. Узнала о нём в тот день, когда попала в ту злополучную аварию. Мы с Малинкой как раз ехали из клиники. И это пока секрет. Для Миши уж точно.
Я растянула губы в кривоватой улыбке, свёкор смотрел на меня сначала с удивлением, а затем - лицо его буквально осветилось радостью, идущей изнутри. Он вновь положил ладонь поверх моей руки и с горячностью сказал:
- Это самая лучшая новость для такого старика, как я. Теперь я просто обязан не только увидеть третьего внука или внучку, но ещё и лично отвести его в первый класс, как минимум!
Я тихо рассмеялась, покачав головой.
- А лучше - к алтарю, - ответила и через мгновение притворно строго добавила: - А сейчас домой. И возражения не принимаются.
И широко улыбнулась, когда Евгений Александрович шутливо отдал мне честь.
* * *
Между ними за время пути домой не было произнесено ни слова. Это напрягало Мишу так, что он ощущал страх. Чувство какого-то непонятного ужаса присоединялось к злости на жену и отца. И хотя Малинин был уверен, что у этих двоих ничего не выйдет, агрессия никак не хотела исчезать.
Лия позволила проводить себя до двери в квартиру, но даже когда скидывала туфли в холле, погружённом во мрак, молчала. А Миша не стремился нарушать
