сейчас поглощает каждую клеточку тела.
– Тем, что мой организм ослаблен, и тренировки могут меня добить окончательно, – не выдерживаю, и все же отвечаю резко.
В трубке воцаряется тишина.
Я тоже не спешу продолжить этот выжимающий до последней капли разговор.
– И что дальше?
– Дальше, тебе нужно сегодня приехать со мной к врачу и побеседовать с ним, как моей матери.
– Я сегодня не могу.
Эта фраза вышибает весь воздух из легких.
С удивлением ощущаю, как по носу ползет влажная дорожка и смахиваю слезу.
– И что ты предлагаешь? Тащиться мне одной в больницу?
– У меня сегодня…
– Важная встреча с важным клиентом, – заканчиваю за маму, потому что слышала не раз такую фразу.
– Вероника.
Упрек в её голосе заставляет меня передернуть плечами.
– Я поняла, мам. Пока.
Сбрасываю, не дожидаясь очередного выговора.
Достало! Устала!
Утыкаюсь лицом в подушку и ору в попытке вытеснить обиду, которая тисками сжимает все внутренности.
Подушка влажнеет, а в голове разрывается снаряд боли.
Все тело сотрясается от рыданий, и я ничего не могу поделать, чтобы успокоиться.
Я наивно полагала, что я уже ко всему привыкла со стороны родной матери, но как же я была не права.
Каждый вот такой разговор, как удар в спину.
Я пытаюсь понять, в какой момент мама перестала на меня обращать внимание и в какой момент я перестала чувствовать её поддержку и любовь.
Скорее всего, все это началось после их развода с отцом. Мама словно разбилась на куски.
Но я старалась понять её. Первое время не лезла по пустякам и давала ей время пережить нелегкий период в нашей жизни. Хотя мне тоже нужна была в тот момент поддержка и участие.
Но я тогда не получила её.
– Ника, боже, что случилось, – кровать прогибается под весом Снежаны, которая села на неё.
Меня трясут за плечо и в голос одноклассницы проникает беспокойство.
– Господи, да ты что так убиваешься? Ника, – Снежана продолжает сжимать меня за плечо.
– Вес хорошо, – хриплю сорванным от крика голосом.
И сама же себе не верю.
Снежана цыкает.
– Да отклейся ты от этой подушки. Я понимаю, что она мягкая и так и манит слиться с ней воедино, но, Ника. Так лежать и рыдать не лучший выход из положения, что бы там ни было.
С неохотой отрываюсь от подушки и поворачиваюсь лицом к Снежана.
Она округляет глаза от удивления.
– Что произошло? Ты как будто часа три уже плачешь.
Кривлюсь.
– Ничего такого, что могло бы тебя заинтересовать.
– А вдруг. Люблю послушать чужие исповеди.
– Особенно людей, которые в свое время над тобой издевались?
Снежана качает головой и уголки губ ползут вниз.
А мне становится стыдно за этот выпад.
– Никогда не имела привычки получать удовольствие, когда кому-то так плохо и тяжело.
С трудом поднимаюсь с кровати и сажусь, подогнув под себя ноги.
Убираю прилипшие к лицу влажные пряди и делаю глубокий вдох, задерживая дыхание в легких.
– Прости. Ты ни в чем не виновата.
Сцепляю пальцы в замок и опускаю на них глаза.
С удивлением вскидываю глаза на Снежану, когда она стискивает мои руки и ободряюще улыбается.
– Как бы сейчас это не звучало банально и неуместно. Но..., – она закусывает губу и замолкает на пару секунд, – все налаживается и становится ещё лучше, чем до черной полосы.
Скептично усмехаюсь.
– Не нужно смеяться. Нужно поверить…
– Моей матери на меня плевать. Что может быть хуже? – поднимаю на Снежану вопросительный взгляд.
Она сидит напротив и хмурится. Думает о чем-то.
А я уже думаю, что зря я…
Когда она только пришла мы неслабо кусались, и я пыталась ей всячески подгадить. А сейчас что? С какой стати она должна стать для меня платочком для слез и соплей?
– Моей матери тоже на меня плевать, – она безразлично пожимает плечами.
– Но у тебя есть отец, который рядом.
Она стреляет в меня удивленным взглядом.
– А у тебя?
– А у меня только мамин второй муж, за которого она вышла замуж три года назад. Но он чужой человек.
Решаю, что упоминать о том, что это отец Рязнова вообще будет неуместно.
Все же Антоша её лучший друг.
– А твой отец где?
– Они с мамой развелись давно.
– И вы перестали общаться?
– Так получилось, – опираюсь подбородком на руку и смотрю снизу вверх на замершую Снежану, – папа, он…, – стараюсь подобрать правильные слова, – в общем, он у меня творческий человек и у него были постоянные проблемы с работой. Мама сказала, что он не в состоянии прокормить даже таракана, не то, что дочь. Забрала меня, и мы переехали от отца.
В глазах Снежи мелькает сочувствие.
– Мне жаль. Так а что с мамой?
Она не перестает задавать вопросы, в то время, пока я принимаю мысль, что давно не хватало вот такого разговора по душам. И плевать, что нас не назвать подругами. Но сейчас я хочу побыть эгоисткой и просто поделиться своей болью.
– Мне нужно сегодня к врачу. И я хотела, чтобы она поехала со мной. Поддержала, поговорила с врачом.
– А она не смогла?
К горлу снова подкатывает комок, который говорит о том, что сейчас я снова разревусь как обиженный ребенок.
Открываю рот, чтобы ответить, но не могу. Глаза заволакивает влага, и последнее, что я замечаю, как Снежана закусывает губу, а потом притягивает меня к себе.
– Если тебе станет легче, то поплачь. В этом нет ничего зазорного.
– Она не захотела, Снеж, – выдавливаю с трудом слова и снова ощущаю, как слезы катятся по лицу, – я тебе сейчас блузку намочу.
– Да и пофиг. Уроки закончились, высохнет до завтра, – хмыкает одноклассница.
А меня резко отпускает. Обида словно вся вылетает из меня. Слезы высыхают.
– Давай вместе съездим к врачу, если ты одна боишься.
Моргаю несколько раз.
А вдруг мне это послышалось.
Но Снежана отодвигает меня и внимательно всматривается в лицо.
Щеки теплеют от её взгляда и я отвожу глаза.
– Да прям, что тебя ещё отрывать от дел.
– От каких? Не никаких дел. Могу и Бородина попросить, он довезет. У него вроде даже баллы накопиться успели, не успел растерять.
– Не надо Бородина, – мотаю головой.
