Эм-м… Будь ей лет на сорок меньше, я бы решил, что она в меня влюблена. – Принц-антигерой Александр Первый! Ну вот, надо же… Услышал Бог мои молитвы! Дождалась!
Я окончательно теряюсь. Не знаю, как на это реагировать. Мозги плавит яркое осознание: Соня рассказывала обо мне. И судя по эмоциям старухи, информация подавалась в положительном ключе.
Блядь… Я, конечно, сходу захлебываюсь желанием услышать все, что она говорила. Это важно!
Я был прав? С Сониной стороны все тоже живо?
Эти домыслы заворачивают мне мозги, ошпаривая их кипятком. Сердце оживает, будто кто-то педаль газа втопил. Я уже готов лететь дальше, понимать бы только – куда.
– Могу я узнать, что здесь происходит? – в соседнем окне появляется недовольная рожа какого-то помятого мужика. – Анжела Эдуардовна, я, конечно, все понимаю… Но мне вставать в шесть утра!
– Ой, Николай… Завелся! Как сам в субботу половину ночи аккордеон разрывал, так все в порядке. А как я с красивым парнем пять минут поговорила, так караул!
– Анжела Эдуардовна… – гремит тот якобы предупреждающе, потряхивая в сторону старухи указательным пальцем.
– К нашей Сонечке жених приехал. Из Одессы! – отражает та, провоцируя у меня новый приход горячего волнения. – Что же, человека прогнать? Надо помочь!
– Так помогайте у себя в квартире, Анжела Эдуардовна! Или у Сонечки! Весь двор из-за вас страдать не должен!
– Коля, остынь. Сейчас все решим.
– Еще пять минут вам, и я звоню в полицию, – выталкивает сосед и с треском закрывает окно.
– Алкоголик, – сообщает Анжела Эдуардовна снисходительно. И, не дожидаясь моей реакции, наконец, переходит к делу: – А Сонечка сейчас на работе. Кафе на набережной Днепра. Называется «Фантазия». Они работают до двух. Езжайте скорее!
И я, конечно же, сходу срываюсь. Не удосуживаюсь даже поблагодарить старуху. Просто не соображаю. Сердце снова на максимум втапливает. Единственная мысль, которую я способен раскручивать, пока разгоняю тачку: Соня не с ним.
Боже… Блядь… Вашу мать…
Спасибо, что ли…
Полторацкий ведь успел приехать. Если бы у них с Богдановой все было плотно, разве не должна она бросить дела, чтобы увидеть этого чмыря? Зачем ей вообще работать? Неужели старый козел не способен ее обеспечить? На хрена он тогда нужен? Почему Соня шатается по каким-то сомнительным заведениям? А если к ней там кто-то пристает? Или по пути домой… Как она, кстати, добирается среди ночи?
Пиздец… Просто пиздец.
Облегчение и какая-то тупая радость быстро рассеиваются, стоит только задаться всеми этими вопросами. Знаю, что дело не мое. Но я, блядь, не могу не беспокоиться о ней! Башня выкидывает ракету за ракетой. И все они с грохотом падают внутри меня. Пока доезжаю до чертовой «Фантазии», весь киплю и дымлю.
Выскакиваю из машины. Три шага в сторону темного кабака. Дверь распахивается, и… Мое сердце словно бы затискивает чей-то кулак. Выжимает, как кусок мокрого поролона, пока из него не начинает литься литрами кровь.
Я стопорюсь, не в силах двигаться.
Соня поправляет сумку, откидывает с лица волосы, поднимает взгляд и так же резко тормозит.
– Привет, – выдаю глухо.
Дышу глубоко, словно бы перед прыжком. И планета, конечно же, срывается с орбиты. Давление стремительно меняется. Внешнее с внутренним вступают в сопротивление. Мутное и пульсирующее ощущение медленно поднимается из самого низа моего живота, проходит шаткими волнами мою грудь, забивает горло и, наконец, расфигачивает умопомрачительным головокружением мою башню.
Если бы я мог, я бы прикрыл глаза. Но правда в том, что я не могу этого сделать, даже когда в них возникает жжение.
Уплывает примерно минута общего времени… Самая длинная минута в моей жизни. А мы все не двигаемся.
Соня потрясенно таращится на меня. Моргает. Очевидно, что ждет, будто исчезну. Огорченно вздыхает, когда этого не случается. И оживает.
– Что ты здесь делаешь? – шелестит испуганно. – Ты нарушаешь договор!
В ее голосе бьется боль и сочится тоска. Но самое главное здесь – ее праведный гнев. Словно эта встреча первая после того ужасного февральского вечера, что впоследствии стал нашим общим кошмаром.
– Ты нарушила его первой, – жестко отражаю это обвинение я.
– Да… Прости…
Выдохнув это, Богданова разворачивается и… Она, блядь, уходит от меня.
Это, безусловно, правильно.
Соня имеет все основания обижаться. Блядь, да всего, что я натворил, хватит, чтобы ненавидеть меня оставшуюся часть жизни. И нам, конечно же, ни при каких обстоятельствах нельзя контактировать.
Но…
Мне все равно больно.
Оторопело смотрю на то, как Соня пересекает парковку, приближается к пешеходному переходу и перебегает дорогу на красный свет. Пронзительный визг клаксонов распиливает мне, на хрен, мозг.
И я бросаюсь следом за ней.
Ловлю в полумраке между многоэтажками. Сжимая локоть, требовательно разворачиваю.
– Прости?
Какое там хладнокровие? Я задыхаюсь от ярости. Блядские любовные чувства распирают нутро и буквально выворачивают меня наизнанку.
– Ты, мать твою, снова мир мой перевернула! И теперь… Хочу тебе кое-что напомнить.
– Не надо… Не надо, Саш… Просто уезжай, пожалуйста… – отталкивая, пытается отвернуться и снова сбежать.
Только я уже хватаю ее за плечи. Заставляю смотреть в глаза.
– Ты – моя, – обрушиваю как приговор. – Запомни это навсегда.
Соня не пытается спорить.
Блядь… Неожиданно, но… Она, мать вашу, врывается в меня взглядом… И смотрит так, как смотрела раньше, когда ждала, чтобы я ее поцеловал.
Только думаю об этом, и тело будто бы током поражает. Под воздействием этой энергии за ребрами что-то клинит и прекращает работать. Грудная клетка натужно расширяется, кислород заполняет легкие, но тут же сгорает как реактивное топливо.
Зверское желание охватывает все мое существо. Управляет мной на самых низменных инстинктах. Обволакивает буйством разум.
– Соня…
Я чувствую на своих губах ее сладкое дыхание. Вдохнув его, давлюсь и задыхаюсь. В сердце отрывается какой-то клапан. Моя жизнь держится на волоске. Но суть не в том, что я боюсь своей финальной физической смерти. Все, чего я боюсь – полноценно воскреснуть душой.
С трудом сглатываю, отвожу взгляд и отстраняюсь. Богданова тут же отшагивает в противоположную сторону. Ловлю ее за запястье, чтобы не дать убежать. Пальцы покалывает. Эта шелковистая кожа по-прежнему имеет на меня какое-то мгновенное токсичное воздействие. Машинально опускаю взгляд на руку, которую Соня пытается вырвать, и снова прихожу в ярость.
– На хуя? – все, что спрашиваю, глядя на вытатуированный на ее запястье знак бесконечности. Так расстроен тем, что она посмела это
