тоже блюдет кому-то верность?
Повернув голову, я слежу за реакцией Антона. Сложно сказать, насторожили его мои слова или нет. Выражение лица, по крайней мере, не меняется.
— Возможно. Я о таком не думал.
— На чем вообще держится ваш брак?
— Вероника меня любит. А я ее уважаю. И у нас ребенок.
Дальше этот разговор я решаю не продолжать. Я и так с каждым днем все глубже залезаю туда, куда залезать не планировала.
— Кушать будешь? — спрашиваю я, выбираясь из кровати.
Антон по обыкновению кивает. Ах да, забыла сказать: я же теперь готовлю практически каждый день. Ради себя одной стоять у плиты мне было лень, а для него — легко и с удовольствием.
Убрав тарелки в посудомойку, я смотрю как Антон одевается. График наших встреч сместился на вечернее время. Встречаться в обед стало слишком рискованно и приметно.
— Я поехал, — Антон обнимает меня за талию и крепко прижимает к себе. — Еще спишемся.
Я киваю, вновь ощущая неясное раздражение, поднимающееся из недр грудной клетки. Картина того, как он каждый день спешно натягивает брюки и убегает домой стала немного надоедать. Дело скорее всего в том, что между нами долгое время ничего не меняется. Секс-еда-объятия с последующим обменом сообщениями, которые Антон пишет уже из дома.
Я и сама себя начинаю раздражать тем, что стала такой домашней. Перестала ходить в кино, по магазинам и на йогу, и все свое свободное время отдала сексу с Антоном. А теперь еще и готовке. И что особенно раздражает — это то, что я не нахожу в себе сил ничего менять.
Чем занимаешься? — приходит сообщение от него, когда я забираюсь в кровать с книгой.
Вместо ответа я присылаю ему фото обложки, из-под которой виднеются мои босые ноги.
Спать собираешься?
Ага. А ты?
Я поработал немного. Сейчас иду в душ и тоже спать.
Спокойной ночи.
Спокойной ночи, моя девочка. Хочу к тебе.
И вместо того, чтобы замурлыкать от этих нежностей, мое подавленное раздражение вспыхивает с новой силой, трансформируясь в самую настоящую злость.
Ну не смешно ли, писать, что он хочет ко мне, перед тем как лечь в постель с женой? Антон ведь взрослый дееспособный мужчина. Хочет быть не там, где находится сейчас? Просто пусть сделает это! В чем проблема? Руки и ноги у него, к счастью, есть.
Ничего не ответив, я откладываю книгу на прикроватный столик, а телефон прячу под подушку. Настроение окончательно улетело под хвост облезлому кота. И два недавно полученных оргазма больше не спасают, хотя еще недавно мне казалось, что они способны заменить и сон, и досуг, и еду.
Завтра после работы поеду к маме — она давно ждет. А звонки и сообщения Антона буду намеренно игнорировать.
Верная своему решению, на следующий день после работы я еду к маме. Она обрадовалась моему звонку, даже пообещала приготовить мои любимые сырники из тофу и рисовой муки — высшее проявление любви. Помимо меня в семье их никто терпеть не может, и даже не слишком избирательная кошка отчима брезгливо воротит нос.
Сообщение от Антона уже полдня висит в неотвеченных.
«Привет! Сегодня заеду?»
Выйдя из такси рядом с домом мамы, я все же решаю ему ответить, чтобы не выглядеть обиженным ребенком.
«Привет. Нет. Я сегодня у мамы».
Звонок от него раздается через секунду после отправки. Я смотрю на экран с танцующими буквами его имени и неожиданно для себя наполняюсь еще более детским желанием не отвечать. Просто так, без причины. Вернее, причина все-таки есть. Кажется, я хочу ему отомстить за то, что он с такой легкостью ведет двойную игру.
Мелодия звонка стихает секунд через десять, и тут же возобновляется в новым рвением. Внутри меня зреет торжество, смешанное с самодовольством. Этот вызов я тоже пропускаю, а сдаюсь лишь на третьем.
— Алло, — говорю отстраненно.
— Привет, — голос Антона звучит немного напряженно. — Все в порядке? Ты долго не отвечала.
— Да, все в порядке, — еще более небрежно отвечаю я, подпитываемая его явным беспокойством. — У тебя что-то срочное?
— Нет… — теперь он кажется растерянным. — Ты у мамы сегодня, правильно я понимаю?
— Да. Она давно меня к себе звала.
— Нужно было сказать. Я бы тебя отвез.
Я чувствую укол вины. Пока я ищу способ ему отомстить
Антон искренне предлагает помощь. Забота всегда меня обезоруживает.
— Да все в порядке. Здесь недалеко, — бормочу я.
— Долго там будешь? Я могу тебя забрать.
— Думаю, уже поздно будет. — И не удержавшись, добавляю: — Тебя жена дома ждет.
— Зачем ты так?
— А что я такого сказала? — усмехаюсь я, снова включая холодную стерву. — У тебя ведь действительно есть жена.
— Ладно, я понял, ты сегодня не в духе. — За спокойной выдержанностью его тона я считываю легкое раздражение. — Созвонимся позже.
Я вешаю трубку первой. Просто чтобы не оставлять последнее слово за ним.
Воздух маминой квартиры пахнет мятой и поджаренным тофу. Скинув сумку на пол, я вручаю ей высококалорийный десерт с кучей сливок и сахара в качестве компенсации и заключаю в объятия.
— Замечательно выглядишь, дочь, — мама внимательно оглядывает мое лицо. — К косметологу, что ли, сходила?
— Маска из сметаны на ночь, — шучу я. — Какие в мои годы косметологи?
— Тебе уже тридцать, как-никак, — напоминает она. — Чай наливаю?
— Не тридцать, а двадцать девять, — зачем-то возражаю я, идя за ней на кухню. — Чай буду. А дядя Максим где?
— Поехал в строительный магазин, — небрежно отмахивается мама. — Опять все выходные в саду будет копошится.
Сев за стол, я расслабленно вытягиваю ноги. В гостях у мамы я всегда становлюсь дико лениво, позволяя ухаживать за собой, как за маленьким ребенком. Наверное, это ощущение время от времени необходимо любому взрослому, — отдохнуть от необходимости решать свои взрослые проблемы.
— Посмотри, не пережарила? — спрашивает мама, опуская передо мной тарелку загорелых блинчиков.
— Вкусно, — сообщаю я, надкусывая один. — Лучше, чем в любом веганском кафе.
Телефон в заднем кармане брюк пикает и мне приходится потянуться за салфеткой, чтобы протереть пальцы.
На экране меня ждет входящее сообщение от Антона.
Ксюш, я наверное не слишком внимательно себя вел с тобой в последнее время. Извини, просто много рабочих проблем навалилось. Просто помни, что ты мне очень дорога, и я тебя люблю.
Закусив губу, я перечитываю эти строчки снова и снова. Как тут не заулыбаться? Так много — знать, что тебя кто-то любит. С этим знанием невозможно чувствовать себя потерянной и одинокой,
