— Не начинай, а? Хорошо ведь сидим, — попросил он, целуя меня в висок. И то, что попросил — не приказал, не рявкнул, погасило мою агрессию мигом.
— А мне чего не предлагаешь выпить?
— Сейчас открою.
Я закатила глаза и забрала его банку. Губы коснулись жестянки ровно там, где еще совсем недавно были его. Вот, что было по-настоящему интимно. Об этом я говорила… И Семен ведь тоже не остался равнодушным! Он с такой жаждой за мной наблюдал, что по позвоночнику прокатилась волна дрожи. Значит, можем же! Можем… Господи, вот и толку, что нам лет под сраку? Все как в первый раз.
— Замерзла?
— Нет, — шепнула я. — Хорошо.
— Смотри. А то ж ты еще купаться собралась. Помнишь, что тебе солнце противопоказано?
— Помню, — кивнула я.
— Это ничего, Вер. Главное, что все хорошо, — Семен так часто это повторял, что по идее эти слова должны были утратить силу. Но к удивлению, ничего подобного я не заметила. Они меня, как и прежде, очень поддерживали.
— Я, наверное, больницей воняю.
— Нет, — Семен с шумом вдохнул воздух у скулы. Потерся носом. — Я по тебе скучал, девочка. Столько всего передумал…
— И к чему в итоге пришел?
В этот момент у меня громко заурчал живот, и Шведов, хмыкнув, отполз, чтобы достать из корзинки предусмотрительно заказанную еду. Закуски на любой вкус, брускетки, канапе с икрой и, конечно же, фрукты.
— Да, собственно, ни к чему новому.
— Очередной намек на то, что ты никогда меня не отпустишь? — спросила я, замирая в ожидании ответа, с которым Шведов не торопился. Вместо этого он взял канапе и начал мне его скармливать. Почему-то это нехитрое действие подняло в душе целый ураган. Хотя вроде и свиданий в нашей жизни хватало, и моментов наедине… Может быть, не таких щемящих, но все же.
— Не знаю, — ответил он, осторожно стирая с уголка моих губ крем-чиз. — А ты уверена, что хочешь уйти?
Вот тут я занервничала. Потому как нет. Во мне не было этой уверенности совершенно. Я еще никогда так не боялась остаться одна, как теперь. Я вообще всего на свете боялась. К сожалению, со всеми приятными чувствами ко мне вернулись и все другие: страх, неуверенность, злоба.
— Не знаю, — тихо повторила за мужем. И перевела взгляд на водную гладь, над которой как раз летала парочка альбатросов. — Но в чем я совершенно точно уверена, так это в том, что больше не хочу жить, как раньше.
— Ну, так давай постараемся все исправить.
— А разве это возможно? Мы столько дров наломали, Сём. Столько между нами обид скопилось… Думаешь, я не хочу их отпустить? Очень. Ты не представляешь, как я устала от этого дерьма. Вот скажи… Скажи, где ты был?! Когда я боролась за жизнь нашего ребенка… Где ты был?! — Я повернула голову, со слезами на глазах вглядываясь в его красивое лицо: — С этой?
И как же хорошо, что нашла в себе силы на него посмотреть! Иначе бы не заметила его совершенно искреннего изумления.
— Нет, конечно. Что за бред? Я ведь обещал, что больше ни с кем…
— И я должна была в это поверить? Вот так запросто? Просто взять и поверить, да?! — заводилась я.
— Ну да. Я же тебе никогда не врал.
Он так искренне не понимал. Боже! В его вселенной все было так просто. Типа, сказал, что это больше не повторится, и все. Конец драмы.
— Я не могла до тебя дозвониться. Кровь хлестала, врачи твердили, что будет лучше меня почистить, а я не могла до тебя дозвониться… Ты себе даже не представляешь, как мне было страшно одной в тот миг. Я не понимала, как ты можешь быть где-то, когда нужен мне. То есть нам… Так нужен. До последнего верила, что ты придешь и спасешь его.
Есть уже совершенно не хотелось, я отложила на пластмассовую тарелку надкусанный бутерброд. И даже с какой-то неосознанной благодарностью (наверное, это было проявлением ПТСР) нырнула в его широко распахнутые объятья. Это же было не слишком здорово, да, искать поддержки в руках виновника всех моих бед? Но я искала. И плакала. Так горько плакала… Просто захлебывалась слезами.
— Ты никогда мне этого не рассказывала.
— А зачем? Разве это хоть что-нибудь изменило бы?
Я подняла на мужа заплаканные глаза и с ужасом поняла — нет. О господи. Ну что он за чудовище? Я тут сижу, а он… Попыталась встряхнуть с себя его руки, отодвинуться. Но Семен лишь крепче меня держал.
— Меня арестовали. Я не мог выйти. Не мог. Слышишь?! — сипел он, хаотично меня целуя, нет, жаля короткими жадными поцелуями.
— Арестовали? — моргнула я, капитально зависнув от полученной информации. — И ты обвиняешь меня в том, что я тебе, видите ли, что-то там не рассказала? А сам?! Боги, все эти годы я верила, что… А ты… Арестовали? — выпучила глаза, вцепившись пальцами в его рубашку. — Почему ты ничего не сказал?!
— Да как-то… не хотел волновать. Это же мужские дела.
— Мужские?
От шока я как недоразвитый попугай повторяла за Шведовым окончания фраз и недоверчиво качала головой. Потом застонала. Уткнулась лбом в его широкое плечо, закусив губы до боли, чтобы не рассыпаться в обвинениях, зудящих на языке.
— Ну, все-все, тщщщ… Вер, не расстраивайся. Тебе нельзя. Да и в прошлом все, что теперь?
Он правда не понимал, что перешел все границы в демонстрации своей маскулинности. Во всем этом патриархальном дерьме, разделяющем на мужское и женское.
— Ты понимаешь, сколько времени мы потеряли просто потому, что ты ничего мне не рассказал? Так нельзя, Шведов. Это… не по-мужски. Это просто бесчеловечно. Если у тебя какие-то проблемы — я должна о них знать.
— У меня нет проблем. Сейчас нет. Это в прошлом.
— Не осознав его ошибок, о будущем даже заикаться не стоит!
— Я осознал. Но, как мне кажется, на сегодня достаточно прошлого.
Конечно, у меня имелись возражения на этот счет. Казалось, будет правильным, раз уж мы потянули за ниточку, распутать этот клубок до конца. Но в то же время я понимала, что нахожусь еще далеко не в той форме, чтобы подвергать свою психику испытаниям. Уверена, и Семен думал в первую очередь об этом, когда предложил отложить беседу. Он всегда по-своему обо мне заботился.
— Ладно. Просто пообещай на будущее, что впредь не станешь ничего от меня скрывать. Ну, или что-то делать, не посоветовавшись. Как показал опыт, ты не такой умник, как о себе возомнил, — добавила, выпустив под конец язву. Шведов хмыкнул:
— Добро, — и спросил, резко переменив тему: — Так ты пойдешь купаться?
— Нет. Уже что-то не хочется. Да и обмыться потом тут, наверное, пока негде. Давай просто посидим.
Говорить прямо, что наш разговор вытянул из меня последние силы, не хотелось, но, думаю, Шведов и так это понимал.
В итоге мы опять с ним обнялись и просидели, глядя на море, еще не меньше часа, молча пялясь на горизонт.
— Эх, такого зрелища меня лишила, — усмехнулся Семен, когда мы стали собираться.
— Какого? — искренне не поняла я.
— Ты голая в море… М-м-м…
— Говоришь так, будто я тебе и впрямь нравлюсь.
— А у тебя какие-то сомнения на этот счет?
Я опять вспомнила ту стыдную сцену в душе. Пожевала губу, раздумывая, не достаточно ли с нас откровений на сегодня?
— Были. Да. Не бери в голову.
— Нет уж, погоди. Давай выкладывай. Мало нам недопониманий на ровном месте? Что я сделал не так?
— Да ничего. Наверное, это мои тараканы. Просто ты же… В смысле, мы давно не были вместе. А в последний раз… Ну, там, в душе… Может, помнишь?
— Как такое забыть?
Я внутренне напряглась, опасаясь, что не распознала насмешки. Уставилась ему прямо в глаза. И выдохнула, лишь когда убедилась, что в них нет ничего кроме голода…
— Ну… Вот. Ты потом лег спать, а я…
— Ты бы предпочла, чтобы я не ложился?
— Да, — качнула головой. — И знаешь, что я хочу сказать? С этой стороной жизни нам тоже нужно что-то делать. Потому что наш секс… совершенно меня не удовлетворяет.
Глава 14
Семен
Не удовлетворяет, значит. Вот как. Ясно. Понятно.
