Входная дверь открывается и передо мной появляется улыбающийся отец под ручку с мамой, к которой я тут же бросаюсь в объятия.
— Мамочка, — кричу я от радости.
Мы стоим и обнимаемся с ней дольше, чем стояли в обнимку с Яном. Все уже прошли в дом, оглядывая местный интерьер, обсуждая погоду, а я все никак не могу отпустить эту худенькую женщину, родившую меня двадцать лет назад.
— Ты в порядке? — участливо спрашивает она меня.
Мы отходим с ней в угол зала и она закидывает меня вопросами, где я была все это время, как со мной обращались… Я лишь киваю, не вдаваясь в подробности и говорю о том, что со мной все хорошо, а потом приходит отец и вытаскивает нас из уединенного места.
— Пошлите, — бурчит он недовольно. — Ставите меня в неловкое положение.
Очень хочется напомнить в каком неловком положении я была в их компании с Сегмузовым, когда он мне залепил пощечину…
Я выхожу на кухню, где за столом уже сидит Ян. Напротив него присаживается отец, мама. А мне доводится роль хозяйки.
— Покажешь, что приготовила, милая моя? — обращается ко мне Ян, играя в какую-то свою игру.
И я подыгрываю сразу же:
— Конечно, дорогой.
Я бросаюсь исполнять все его просьбы: сставлю чай, накладываю и подогреваю еды, режу хлеб с овощами… Пока они разговаривают о погоде, инвестициях, футболе, а потом плавно переходят к еде.
— Прекрасно выглядит! — хвалит меня мой мужчина, оглядывая брокколи с мясом. — Обожаю.
Я совершенно не хочу есть, но его настойчивое желание, чтобы я присоединилась склоняет меня к тому, чтобы я наложила немного еды и себе на тарелку.
Открывается бутылку вина, чаепитие откладывается на более позднее время.
Первые десять минут воцаряется молчание, только бряцание вилок доносится в тишине и только спустя время отец проявляет себя первым.
— Вкусно, — выдавливает он из себя улыбку. — Вкусный ужин, приятный дом. Только компания не та, в которой я тебя оставлял, когда мы прощались с тобой и твоим женихом…
Началось. Я судорожно выдыхаю, готовясь отбивать перекрестный огонь.
Рука Яна на моем колене, его многозначительный мягкий взгляд в мою сторону дают мне понять, что не стоит. Он все сделает сам.
— Ян, как оказалось, не умеет обращаться с девушками, — сообщает мой мужчина, вытирая губы салфеткой.
— А ты умеешь, значит? — не удерживается от уточнения отец.
Он ведет себя нагло, разнузданно. Конечно, хозяин положения. Может забрать меня в любой момент.
Ну зачем Ян позвал его на ужин? Хуже только сделал!
— А я умею, — ответил Ян. — Поэтому она здесь. Со мной. — Говорит он твердо, делая глоток вина из бокала. — И хотелось бы, чтобы так и осталось.
Это радует, но вот нисколько не обнадеживает.
Ян ставит фужер на стол, упираясь своими ладонями в твердую лакированную поверхность, глядя исподлобья в сторону сидящего напротив отца.
Мужчина с проседью цокает языком и отодвигает почти нетронутую тарелку с едой. Он никогда не любил брокколи.
И допивает залпом вино.
— Я говорил с Яном Сегмузовым. Он скучает. Я бы хотел, чтобы ты вернулась к нему, — буравит он меня взглядом. — Сегодня же.
И в этот момент влезает Ян, переключая его взгляд на себя.
— На сколько он скучает? На какую сумму точнее?
Мама с укором смотрит на своего мужа, которого я уже отцом не могу даже мысленно назвать. Его глаза загораются, он задорно смотрит на присутствующих и возвращает тарелку с ужином к себе назад.
— Поэтому ты пригласил меня на ужин? — ухмыляется он. — Так бы и сказал. Я-то подумал, что тут будет демонстрация новой прекрасной семьи…Кольцо, был уверен, что подаришь при мне и замуж ее позовешь. Не?
Ян качает головой.
— Значит все же более легкий, но дорогой способ выбрал? — уточняет отец.
Видно, что былая неизаинтересованность пропала из его глаз.
Я вся красная от гнева и смущения, как вареный рак. Хочется вилкой ему в руку воткнуть.
Он, словно читает мои мысли, поспешно хватает ее. Она в его руке порхает сейчас бабочкой, цепляя все овощи на своем пути и закидывая их в рот. Он даже не жует. Смотрит заискивающе на Яна и пытается просканировать его своим взглядом.
— Жанна, иди с Алисой в гостиную, поговорите о своем, девичьем. Мы к вам присоединимся через 15 минут, — выдает он сквозь зубы.
Мама быстро встает и беспрекословно идет в сторону выхода. Вот что значит послушная жена. Вышколил.
Но я не спешу.
— Нет, — качаю я головой, глядя на отца. — Ты же меня продаешь! Я хочу присутствовать. Я е живой товар! Вдруг продешевишь?!
Мой ненавистный взгляд совершенно не меняет дела. Он, как ест, так и продолжает. С нарастающим аппетитом.
Чтоб ты подавился и скончался прямо перед нами! Тогда все проблемы разом ушли бы.
— Иди в гостиную, — опережает меня Ян, сжимая мою руку под столом. — Тут ничего интересного не будет. Мужской короткий разговор. — Убеждает он меня.
— Меня, как козу продают и мне нельзя на аукционе присутствовать? — возмущаюсь я.
— Точно нужна тебе? — ухмыляется папаня, нарезая мясо ножом на своей тарелке. — Сегмузова такие цепляют. А тебя-то чего? Мазохист что ли?
— Смотри, а то мало ли в мясо яда тебе подсыпала! — не удерживаюсь я от ответной колкости, перед тем как покинуть помещение с гордо поднятой головой.
Глава 24
Мы сидим с мамой на диванчике, прижавшись друг к другу и вслушиваясь в короткие приглушенные фразы, доносящиеся до нас с кухни.
Разговаривать не хочется. Мы с ней по разные стороны баррикад. Это ощущается все сильнее с каждым разом. Она все более послушная, я все сильнее сопротивляюсь.
В конце концов я не выдерживаю напряженного накала и подкрадываюсь к двери, чтобы подслушать, о чем же они говорят.
— Лис… — говорит мама с укором, но я лишь отмахиваюсь от нее.
Не ее судьба решается, ей не так тяжело как мне. Ей не понять. Никогда. Она же не была на моем месте.
— Тебя не продавали! — рявкаю я ей и она поспешно отворачивается, пряча взгляд.
Так-то лучше. Я прислушиваюсь.
— …только так, — слышу голос отца. — По-другому, извини, ты солидный человек, я вижу, но мне нет профита.
Он что-то упрямо затирает Яну, убеждая его. В чем только?
Становится неудобно, что я так себя повела с мамой. В груди сдавливает от стыда.
Кошусь на блондинку с огромными голубыми глазами в темном платье, которая поджимая губы, следит за мной с тревогой.
Ее же всегда подавлял отец. Она, наверное, и жизни настоящей не знает. Чего я на нее срываюсь. Она такая же марионетка, как я.
— Прости, — шепчу я ей.
Женщина кивает, ее губы дрожат.
И я тут же забываю о ее существовании, возвращаясь к разговору за столом в кухне.
— … Не вешай мне на уши лапшу…Евгений Борисович, — узнаю твердый голос Яна, — не девственница. Замуж Сегмузов ее не возьмет. Хочешь дочь отдать в секс-рабыни? У него два борделя во владении. Туда ее передаст, как наиграется же.
По телу бегут мурашки. У Сегмузова бордели? Вот те на! Вот почему он так себя по-свински ведет. Вот почему, собирался меня изнасиловать. Он привычен к такому поведению!
И девственницу ясно, почему хотел…
Теперь мне к нему точно нельзя. Становится ясной моя возможная дальнейшая расплата.
Я понимаю, что боялась только Сегмузова, а это было только цветочками. Он же мог отдать меня на потеху своим друзьям…. Еще возможно, и отдаст…
Сглатываю подступивший к горлу ком. Не плакать. Взять себя в руки. Но огромный саднящий ком возвращается, не давая дышать.
— …долги мои закроет. А Алиса адаптируется, отработает и вернется, если ему неугодной станет…
Голос отца проникает прямо в душу, делая мое тело ватным. Не чувствую его.
В каком я состоянии буду, когда вернусь, козел? Ты об этом подумал? Разбитую вазу не привести в изначальный вид!
Ну за чтоооо он так со мной?
Я поворачиваюсь к матери и смотрю на нее огромными глазами полными боли. Хочется завыть от этой несправедливости. Отец хочет сбагрить меня какому-то мудаку, закрывая глаза на то, что он разорвет меня на куски, как только я окажусь в его лапах.
