А вот с жильем сначала было плоховато. Хотел я купить и даже приценился к маленькой избе, ее здесь называют «балок». Но хорошо, что не купил. Это просто коробка из бревен, и когда настала зима, то сколько этот балок ни топи, все одно по утрам на стенках иней, вода в сенях замерзает, и прочие туалеты, конечно, тоже.
Но вдруг мне случайно дали комнату в общежитии. В квартире три комнаты, в большой живет учительница с милиционером, в другой – инженер с буровых, а мне перепала третья, шестнадцать квадратных метров, но я живу и еще остается место для Нины.
Я так думаю, что пожить здесь и заработать можно. Всяких вкусностей в городе в магазинах мало, но мясо есть, хлеб есть, весной, сказали, привозят и овощи. Да и хорошо, что соблазнов мало. Больше можно скопить денег, вернуться в Москву и купить большую и хорошую кооперативную квартиру. Плохо, Нина, то, что ты здесь вряд ли найдешь работу. На буровых одни мужики, в детских садах все женские места уже заняты, мужиков хватают, а вот для женщин с работой плохо. Но мы что-нибудь придумаем, потому что я столько здесь зашибаю, что хватит на троих, да еще и останется. Так что приезжай. Морозы, конечно, стоят жестокие, но терпеть их здесь легче, чем в Москве, а летом, говорят, очень хорошая рыбалка, ягод полно в лесу. Но много всякого гнуса. Я уже сказал соседям, что ты ко мне приедешь, и разговоров тут о том, кто с кем в загсе расписан или нет, никто не ведет. Да и расписаться можно, если что. Отдельную квартиру мы получим здесь не скоро, да она нам и не нужна. Протрубим год, подпишем контракт, подъемные получим и еще три года поработаем, так что в Москве будем, как короли, и купим все, что нам положено.
Ехать тебе будет тяжеловато. Лучше не поездом до Тюмени, а самолетом. В Тюмени пересадка, и самолет летит уже к нам. А может быть, я так подгадаю, что повезу отсюда в Тюмень металлолом по зимнику, и тогда тебя, Нина, встречу, и мы поедем в Нижневартовск на моей «татре». Сэкономим. Это немного больше тысячи километров, но ничего страшного, в машине тепло и я купил транзистор. Я вызову тебя на телефонные переговоры после Нового года, и мы обсудим, как да что. Приезжай. В Москве тебе делать совсем нечего. Сопьешься ты с Натальей, ей уж в жизни на все плевать, а тебе идти этой дорогой негоже. Что у тебя там раньше с кем из дружков было, так на то мне наплевать, потому что я человек современный и сам монахом не был. Бросай там все к чертям собачим, да и нет там у тебя ничего, а здесь мы начнем настоящую жизнь, и все у нас будет хорошо. Одному здесь жить плохо, потому что уходит много денег, потому что жизнь получается без организации, жрешь-пьешь, что под руку попадется, а работа тяжелая, хочешь заработать, так на время не смотришь и крутишь баранку иногда по десять-двенадцать часов в день. Даже до комнаты иногда не возвращаюсь, а сплю на буровой в вагончике, они здесь такие круглые, как цистерны. А потом можно подумать и устроиться бурильщиком, там у них сейчас вахтовый метод, да пока об этом думать не надо. Здесь бывают из тундры всякие чукчи и можно купить оленину, а рыбы так и вообще навалом. Кино тоже есть. Плохо с пивом, привозят редко. Я так думаю, Нина, что нам здесь нужно заложить прочную материальную базу нашей жизни, чтобы было с чего как следует начинать. Вернемся в Москву и сразу все купим, и ты забудешь про свою жизнь на кухне.
Всем в доме и во дворе от меня привет. Слупи с Анатолия сорок рублей, он мне должен, и я тебе доверяю. Наталье тоже привет, она человек душевный, я ее тоже вспоминаю.
Василий Селиванов.
ЛЮБИ МЕНЯ, КАК Я ТЕБЯ, И БУДЕМ ВЕРНАЯ СЕМЬЯ!»
Нинка дочитала письмо и от растерянности даже не знала, что сказать.
А Наталья уже выпила из горлышка бутылку пива, глаза у нее прояснились, и она засмеялась, громко и со злобой.
– Ну не гад, а? Я же не против была, чтоб он к тебе клеился! Так сказать надо было, чтоб живого человека не обманывал, чтоб за спиной всякие шашни не крутил!
– Я ничего не крутила...
– Да верю я, что ты ничего не крутила! Но я-то хороша, старая дура, сижу рядом с молодой девкой, вставленными зубами щелкаю и думаю, что счастье в руки валится! Ох и дуры же мы, бабы, бываем! Ох и дуры! Так нас и надо уму-разуму поучать! Хоть бы в зеркало на себя сначала посмотрела, прежде чем всякие планы строить! Давай выпьем уж как следует по такому разу?! Только теперь тебе до магазина бежать.
Нинке пить с утра не хотелось. Да и над письмом надо было подумать. Но она боялась, что Наталья разозлится вконец, раскричится да под горячую руку еще и выгонит ее.
Нинка пошла в магазин, и пока стояла в длиннющей очереди, все думала: ехать или не ехать в этот неизвестно где расположенный Нижневартовск? Из Васиного письма получалось, что самой по себе Нинке делать там вроде бы и нечего. Комнату сторожить, пока он делает свои «ходки», и обеспечивать ему обеды и постирушки. Еще всякие прочие ночные дела. Про то, чтоб Вася настраивался сразу расписаться с ней в загсе, Нинка уловила так, что это откладывается на будущее, после того, как будет создана база и они вернутся в Москву.
К тому моменту, когда подошла Нинкина очередь, она окончательно запуталась и решила, что время для раздумий у нее еще есть и можно еще с кем-то и посоветоваться. И тут же поняла, что советоваться нынче не с кем. Наталья в этом деле советчик плохой, а про тетку Прасковью и говорить нечего, та уже выходила из своей норы не чаще, чем раз в неделю, и то, что она жива еще, определяли только по голосу телевизора.
Однако Наталья, успокоившись, без совета молодую подругу не оставила.
– Гад он, Васька! Но парень хороший. Добытчик.
– Так гад или хороший? – засмеялась Нинка.
– Для меня – гад. А у тебя другая позиция.
– Гад – он везде гад.
– А не скажи! Я одного старика знала. Матушка еще жива была, мы на Разгуляе жили. Так семья у старика была, всем пример! Жену холил-нежил, детей в люди вывел, сам в отрепье ходил, а вся семья как с картинки. Вечно внуков на коляске возил, добренький, ласковый, мягкий, как котенок. Ну а помер, так прознали, что он до войны в лагерях этих сталинских палачом был. Людей убивал за деньги. С каждой головы отдельная плата. Чем больше убьет, тем больше получит. Ясно стало, на что он свою семью обувал-одевал.
– Так и что? Сволочь твой старик.
– Для тебя, меня да расстрелянных. А для семьи своей?
– Для них что Дед Мороз, – согласилась Нинка.
– Про то и толкую. Так и наш Вася. Меня нагрел, а с тобой будет, может, что твой принц из сказки.
– Так ты бы поехала на моем месте?
Наталья Нинку не пригласила, выпила сама рюмку, почмокала губами и без улыбки сказала:
– На своем бы месте поехала. На твоем – нет.
– Что так?
– До денег он жадный, однако.
