– А почему не успела? Ты же каждый день на работу ходишь! Вот и меняй наряды каждый день! Это же так, должно быть, приятно…
И вовсе Маруся не находила в этом ничего приятного. Появляясь на работе в чем-то новом и изысканно-модном, с тщательностью подобранном для нее свекровкой на этих самых шопингах, тут же ощущала она на себе оценивающие взгляды девчонок. Хоть и незаметные, хоть и исподволь в ее сторону направленные. Проглядывала в них, как ей казалось, вместе с оценкой дорогого наряда и откровенная, даже злая иногда насмешка – ну и вырядилась наша деревня… А вот там, дома, в Кокуе, когда, бывало, приходил кто в обновке, тут же и окружали, и хвалили, и критиковали откровенно, и языками цокали, и трогали-щупали…
– Не надо, Ксения Львовна! Правда – не надо! Не привыкла я так, чтоб каждый день разное носить… – замотала головой Маруся. – Не умею я этого…
– Ой… ой… Что это у нас тут за бунт на корабле… – смешливо стянув губы бантиком, ласково просюсюкала Ксения Львовна, обняв ее за плечи и слегка встряхнув. – На нашем семейном корабле бунты не приветствуются, Марусечка… Можно сказать, в корне подавляются… Тем более на нашем семейном корабле все женщины должны выглядеть принцессами, модно и дорого одетыми… Ты ведь на нашем корабле теперь плывешь? Правда?
– Ну… да… правда… – растерянно закивала Маруся.
– Умница! Завтра тебе костюмчик новый купим. Я уже придумала – какой… Брючки широкие, строгие, с завышенной талией, с коротким пиджачком и белой блузкой…
– Ну что, не удался протест? – грустно усмехнулся Никита, когда Ксения Львовна вышла из их комнаты. – Вот тебе пожалуйста – яркая иллюстрация к твоему давешнему вопросу о поводке и благих намерениях. Хочешь ты этого или не хочешь, а будешь делать то, что маме потребно.
Ей ведь только хорошее потребно, не так ли? Как тут запротестуешь?
– Ну да. Все так, конечно. А только… только… Ведь и впрямь неудобно же отказать! Получается, человек для тебя старается, а ты морду от добра воротишь? Она действительно как лучше хочет…
– Ну да. Конечно же как лучше, – грустно усмехнулся Никита. – Руководствуясь исключительно самыми высокими благими намерениями. И с рубашкой твоей тоже так получилось, помнишь? Тоже из благих намерений…
Вот зря он напомнил ей про это недавнее недоразумение с рубашкой. Совсем зря! Она уж и забыть успела про ту историю с рубашкой. А он напомнил… Зачем? Она ж тогда хотела себя с лучшей стороны проявить, от чистой души помчалась после зарплаты в магазин, чтоб Никите новую рубашку выбрать. Хотя у него и так этих рубашек – завались, но ей тоже хотелось как-то проявить свою женскую заботу, подарок сделать… Купила самую дорогую, немецкую, голубенькую. Примчалась домой радостно возбужденная, тут же заставила примерить…
– Марусенька, это что такое? – нарисовалась в дверях их комнаты свекровь в тот как раз момент, когда Никита стоял в этой злосчастной рубашке перед зеркалом. – Что это, я тебя спрашиваю?
– Так рубашка… Новая… – удивленно повернулась к ней Маруся, не расслышав поначалу в голосе Ксении Львовны угрожающих ноток.
– Я вижу, что рубашка. Но что это значит, Марусенька?
– Как – что значит? – непонимающе пожала она плечами. – Зашла вот в магазин, купила мужу обновку с зарплаты…
– Ты считаешь, что твой муж нуждается в обновках? Ты считаешь, что у него рубашек нет?
– Мам, прекрати… – с досадой развернулся от зеркала Никита. – Ну купила и купила, чего ты…
– Помолчи, Никита! Я не с тобой разговариваю! – обиженно проговорила Ксения Львовна. И тут же слезная тень пробежала по ее лицу, и губы поджались тонкой ниточкой, будто нанесли ей только что смертельную обиду. Резко развернувшись, она быстро вышла из комнаты, даже не взглянув на стоящую столбом удивленную Марусю.
– Чего это она, Никит? – переспросила Маруся робко, когда за Ксенией Львовной закрылась дверь. – Чем я ее обидела? Может, рубашка плохая? Но мне в магазине сказали, что она из всех самая хорошая и модная, самого лучшего качества… Ой, как неловко получилось… Пойду спрошу, что это она так разобиделась…
– Не надо, Марусь. Не ходи, – усмехнувшись, тихо проговорил Никита, кидая снятую рубашку на спинку кресла. – Ты все равно маминых претензий не поймешь, я думаю.
– Да что я, совсем глупая, что ли? – обиженно подняла она на него глаза. – Как это – не пойму? Нет, надо выяснить…
Ксению Львовну она застала в гостиной. Та сидела с отсутствующим видом перед телевизором, тупо уставившись в экран. Но наличие внутренней обиды никаким отсутствующим видом не прикроешь. Тем более, когда очень хочется, чтоб обиду эту заметили, и тем более, чтоб еще и сильно виновато ею озадачились.
– Ксения Львовна, я так и не поняла… – присела с ней рядом на краешек дивана Маруся. – Вы на что обиделись-то?
– Марусенька, давай с тобой договоримся сразу, на берегу… – продолжая бесцельно нажимать на кнопки пульта и не поворачивая к ней головы, настороженно-ласково проговорила свекровь, – ты никогда больше не станешь этого делать…
– Да чего, чего делать-то? – в отчаянии развела руками Маруся. – Что я такого сделала?
– Ты пойми, Марусенька, я вас с Никитой очень, очень люблю! – вдруг резко повернулась к ней Ксения Львовна, прижав ладони к груди. Глаза у нее при этом были такими отчаянными, что Марусе тут же захотелось сделать все так, как ей хочется. Только вот что ей хочется, так и оставалось непонятным. – Позволь мне самой заботиться о вас, Марусенька… Ну согласись, ведь это же не так и плохо, когда кто-то очень хочет о тебе заботиться! Ведь мы же одной семьей живем, правда? И ничего в том страшного нет, когда тебя в этой семье кормят, любят, одевают, ублажают… Семья – это единый и монолитный организм. Ведь так?
– Ну да… Наверное… – растерянно подтвердила Маруся. – Организм, конечно… А при чем тут рубашка-то?
– Да я сама, сама вам обоим куплю все, что надо, Марусенька! И даже больше! Поверь, вы ни в чем не станете нуждаться, пока я жива. И ты всегда будешь одета, как куколка…
– Но как же, Ксения Львовна… Я ведь тоже зарабатываю… Я и сама могу…
– То, что вы с Никитой вдвоем зарабатываете, можете оставить себе на карманные расходы, – вдруг снисходительно усмехнулась она, зло сверкнув глазами. – И вообще, не надо сейчас, Марусенька, о материальном… Ты бы лучше озаботилась тем, чтоб забеременеть побыстрее! А все остальные проблемы, в том числе и материальные, пусть тебя не волнуют. Я очень надеюсь, ты сейчас все поняла правильно… Ведь поняла?
– Не знаю, Ксения Львовна… Как-то странно все это…
– Чего тебе странно?
– Не знаю. Не могу объяснить…
Так и не смогла она тогда выразить словами чувство появившейся внутри смутной неудовлетворенности. Помычала бестолково и замолчала.
