И хлынул свет – Ольга Петровна открыла глаза.
- Ребенок здоров, - нагнулась к ней хирург, - но пока очень слабенький, недоношенный ведь. Но его подтянут. А теперь вам нужно отдыхать.
И ей опять на лицо натянули пластмассовую маску. Она почувствовала, как ее приподняли и переложили со стола на кровать и вывезли в предоперационную.
- Срочно заказывайте кровь отрицательного резуса, - послышался над головой обеспокоенный голос того же хирурга. – Еще один экстренный случай, еще одно кесарево.
Но Каменева уже опять провалилась. Следующие сутки женщина балансировала между долгим сном и редкими прояснениями сознания. Тогда Ольга Петровна видела у своей кровати какого-то юношу, видно, студента-медика: стоило ей открыть глаза, он тут же начинал что-то записывать в тетрадь, которую держал на коленях.
На вторые сутки ее вывезли в больничный коридор.
- Ольгушка, - ласково назвала ее медсестра, устанавливая капельницу. – Полежите тут вдвоем денек напротив друг дружки. Так все время будете под моим присмотром, я по коридору туда-сюда раз сто за смену пробегаю. Сразу замечу, если что не так пойдет.
Ольга Петровна повернула голову налево и увидела на койке у противоположной стены тоже женщину под капельницей. Скорее всего, именно ей заказывали кровь отрицательного резуса.
На следующий день их обеих перевезли в палату. Ольга Петровна впервые попыталась встать, надела выданный кастеляншей застиранный халат с завязочками под левой грудью, умылась, причесалась. Подошла к соседке. Та спала. Ольга Петровна посмотрела на бледное молодое лицо и … ахнула.
- Ну что, Ольгушки, познакомились? – в палату вошла говорливая медсестра. - Вот ведь как бывает: в один день двум Ольгушкам сделали операцию и родились два замечательных малыша: мальчик и девочка. Ой, не случайно это, ваши детки в будущем встретиться должны.
- Ну, уж нет, - подумала Ольга Петровна и вернулась на свою кровать.
- Как дела, Ольгушки? - вслед за сестрой навестить бывших пациентов пришла хирург. – Я вам кесарево очень аккуратно сделала, чтобы еще раз могли родить. Так что жду, годика через два приходите вновь.
- Что вы, - замахала руками Ольга Петровна, - мне уже 37. Считай, успела заскочить в уходящий поезд в самый последний вагон. Сын такими трудами дался! К соседке обращайтесь, она молодая. Наверняка соберутся с мужем еще разик.
- Нет, не соберемся, - тихо сказала проснувшаяся от шума Оля и - отвернулась к стене.
- Мы мало общались со второй Ольгушкой, - насупилась Ольга Петровна, почему-то эти воспоминания были ей явно неприятны. – В роддоме особо и не поболтаешь, там жизнь течет по строгому расписанию: кормежка, процедуры, кормежка, процедуры. Только заснешь, как уже включают в палате свет: 6 утра, дети кричат, есть просят. Оля только смогла рассказать, что приехала в столицу из какого-то маленького городка, собиралась стать журналисткой, но не поступила в институт. Отца ее девочки зовут Павел, они не успели расписаться, потому что его на работе отправили в длительную командировку. А живет она пока у старой тетки Любы, в коммуналке. Люба пару раз передавала второй Ольгушке яблоки в роддом. Но встретить мамашу с малышом родственница не смогла – заболела. Я попросила Андрея Петровича, чтобы он на день выписки – а нас понятно в один день не только оперировали, но и в один день выписывали - два такси заказал и оплатил. Чтобы Олю с дочкой довезли до дома. Потом мы какое-то время перезванивались, вернее, звонила в основном она – обсуждали то, что волнует молодых мам: как ребенок ест, чем болеет, где достать теплый комбинезончик на зиму, у каких знакомых освободилась коляска.
- У вас, наверняка, сохранился телефон этой женщины, - впервые за весь вечер вмешалась в разговор Лиза. - Где она живет? Нужно вернуть ей письмо.
- Оли нет, - Ольга Петровна сложила очки в футляр и долгим взглядом посмотрела на Лизу: что-то настораживало ее в незнакомой гостье. Неужели банальная ревность матери к новой избраннице сына? Нет,… тут что-то совсем другое. Но что? Что же?.. В висках застучали молоточки - такие же ощущения она испытывала, когда… вспоминала мужа. Только какое отношение Андрей Петрович может иметь к Лизе?
- Твоя тезка вернулась назад, в городок, из которого когда-то приехала в Москву? – предположил Илья, вернув мысли женщины к предмету обсуждения.
– Нет, - Ольга Петровна отодвинула от себя старый конверт. - Оля умерла.
ЛЮБЕ с трудом удалось уговорить Олю не делать аборт.
- Не бери грех на душу, - твердила она своей подопечной. – Дитя – награда для женщины. Вон мне такого подарка не досталось, прокуковала век одна-одинешенька. И что теперь – умру, на могилку никто вспомнить-поплакать не придет.
- Но я на свою зарплату ребенка не подниму, - кричала в истерике Оля. – Да и жизнь теперь как строить? Мне всего 19. Мечтам конец!
- А как же я? – обижалась Люба. – Считай, что нас уже двое. Давно пора расстаться с метлой, пенсию себе заработала. Буду за твоим дитем смотреть, силы пока есть.
Но, когда на «скорой» Олю увезли в роддом, Люба испугалась: а вдруг дура-девка решит ребеночка в больнице оставить? И старая дворничиха предприняла ряд предупреждающих шагов. Во-первых, нашла в роддоме «агента», который обязался известить Любу в случае надвигающейся опасности. Помочь вызвалась старшая медсестра отделения: «Не волнуйтесь, обе Ольгушки под моим постоянным присмотром. Если что, сразу позвоню».
Во-вторых, передавая молодой мамаше авоську с яблоками, Люба приложила письмо. После традиционных поздравлений и восхищений, так, между прочим, приписала: «Я тут на днях старую знакомую встретила, которая ребеночка без мужа родила. Представляешь: когда мужик узнал, что у него теперь дочь есть, тут же на Зинке и женился. Вот как в жизни, оказывается, бывает». Придумала, конечно, тетя Люба про Зинку, но была уверена, что ложь во имя добра разрешается, лишь бы Оля какое-нибудь безрассудство не совершила. Думала, главное сейчас малышку домой привезти, а там природа возьмет свое, проснется в женщине материнский инстинкт и забудется сказка про вышедшую замуж Зинку.
Оля, вернувшись из роддома, уже через пару месяцев вышла на работу. Денег, не смотря на Любин оптимизм, катастрофически не хватало. Молодая женщина превратилась в ходячий автомат. Вставала все так же рано, бежала на участок: разгребала снег, посыпала песком дорожки. Потом как раз успевала к открытию детской кухни: своего молока у нее, как перенесшей кесарево сечение, не было, поэтому ребенку полагалось лечебное питание. Получив бесплатные бутылочки с кефиром, пачку творожка, Оля неслась домой. Баба Люба (теперь ее называла так не только Оля, но и все соседи по квартире) уже варила и давила овощное пюре, чтобы накормить малышку.
