Лишь в кабинете Сидорова вздохнула спокойно — через опущенные жалюзи осуждающие взгляды не проникали. На тумбочке уже закипал чайник. Юра вытащил очередную коробку конфет.
Катя засмеялась:
— Ты их рожаешь, что ли? Представляешь, какая я буду через месяц на твоих конфетах?
Сказала и смутилась. По ее словам выходило, что она планировала оставаться рядом с Сидоровым как минимум еще месяц. А совпадали ли ее планы с Юриными? Не решит ли он ее чересчур самонадеянной? С другой стороны, разве то, что он остался у нее до утра, не свидетельствовало о переходе их отношений на более высокий уровень?
— Я вообще-то их и сам люблю, — ответил Сидоров таким тоном, словно бы намекал, что конфеты предназначены вовсе не для Кати. — Ты же знаешь, я сладкоежка.
Сказал, словно отбрил. Неласково, отчужденно. Или ей это только показалось? Он ведь и правда всегда любил сладкое. Тогда почему же Катерина решила, что конфеты предназначались для нее? В конце концов, конфеты — обыкновенный продукт питания. Ведь если бы Юра угостил ее колбасой или булочкой, ей бы не пришло в голову, что они были куплены только для того, чтобы сделать ей приятное. Что колбаса, что конфеты — это не цветы. Вот если бы Сидоров преподнес ей шикарный букет, или хотя бы одну розочку, из этого уже можно было бы делать какие-либо выводы. Но цветов он ей не дарил…
Говорить было в принципе не о чем. Вернее, Катерине безумно хотелось задать Юре пару-тройку очень важных вопросов, но она никак не отваживалась. Да и вопросы были какие-то… малоэтичные, что ли. И пусть она для Сидорова не посторонний человек — о, еще какой не посторонний после сегодняшней-то ночи! — все равно неловко было в лоб задавать ему вопросы о его планах в отношении Кати. Это звучало бы, наверное, как просьба жениться на ней, или мольба не отправлять ее в отставку. А потому она молча прихлебывала кофе, с удовольствием закусывая шоколадной конфеткой.
Интересовали Катю не только планы Сидорова на будущее, но и его прошлое. Хотелось знать, как он женился. И — главное — по любви ли? Ей так хотелось надеяться, что ни о какой любви Сидорова к рыжей и речи быть не могло, что женился сугубо из принципа, или назло ей, как она в свое время выскочила за Ковальского. Ведь если назло — то и развестись сможет практически безболезненно. Хотя… а ребенок? Это с женой легко разбежаться — поставил штампик в паспорте, и свободен. А с сыном разве так просто разведешься?
Кофе закончился на удивление быстро. Это когда беседуешь с кем-то, лишь изредка вспоминая об ароматном напитке, маленькая чашечка может показаться бесконечной. В ситуации же, когда двое сидят рядом и молча пьют кофе, он заканчивается на третьем глотке…
Она встала, отряхнула юбку. Специально не стала в этот день надевать брюки — они, конечно, очень удобны в носке, а зимой так просто незаменимы, но по степени женственности и эротичности никогда не сравнятся с мини-юбкой. А в этот день Кате не пришлось с утра добираться на работу тремя видами транспорта, и вечером, как ожидалось, Сидоров отвезет ее домой в тепле и комфорте автомобиля. Тоненькие колготки были практически не заметны, но в то же время дополнительно стройнили и без того безукоризненные ноги. Не собиралась привлекать к ним Юрино внимание, и все же не удержалась: наверное, подобные жесты характерны для каждой женщины, сидят глубоко внутри. Даже не осознавая, какие чувства или мысли может вызвать в собеседнике, Катерина наклонилась, постепенно распрямляясь, медленно провела руками по икрам, коленям, словно бы расправляя несуществующие складки.
Сидоров подошел к ней, обхватил одной рукой за талию, другой приобнял чуть ниже, погладив ладонью ткань юбки. Катино сердечко затрепетало: хотелось оказаться дома, за закрытой дверью, где никто не смог бы им помешать. Здесь же, в рабочем кабинете, что бы там ни думали сотрудники с их осуждающими взглядами, они никогда не позволяли себе переходить границы дозволенного. За исключением единственного раза, самого первого и самого незабываемого. Ей так хотелось полностью окунуться в счастье, или хотя бы в единение, пусть запретное, но такое сладкое… Однако не было ни малейшего желания опошлять их и без того непростые отношения сексом на скорую руку в каморке. Пусть с евроремонтом, но это все равно был рабочий кабинет, и с истиной любовью, которой была пропитана каждая Катина клеточка и которую, она надеялась, испытывал в ее отношении Сидоров, он не имел ничего общего.
Она чуть отстранилась от него, взглянула с озорной усмешкой:
— Нет, Юр, не здесь. Потерпи до дома.
И, узрев в уголке его губ капельку расплавленного шоколада, засмеялась:
— К тому же я не целуюсь с чумазыми.
Прикоснулась пальчиком к пятнышку, но лишь размазала. Чуть потерла…
Дверь распахнулась, издав легкий стекольный звон. Катя вспыхнула смущенно, спешно отдергивая руку, в то же время возмущаясь про себя: какая наглость, кто посмел вот так, без стука ворваться, прекрасно зная, что они с Сидоровым находятся там вдвоем…
Юра распахнул объятия, но это вряд ли укрыло от посетителя правду: они все еще стояли в непозволительной близости друг к другу. Катя запоздало отшатнулась и лишь тогда повернула голову. Все в той же шикарной шубке на пороге стояла рыжая.
Сидоров стремительно сделал шаг назад, словно бы демонстрируя супруге свою отстраненность от подчиненной:
— Лида? Я тебя не ждал. Что-то случилось?
Быстро спрятав руку с вымазанным шоколадом пальцем за спину, Катерина спросила официальным тоном:
— Я могу идти, Юрий Витальевич?
— Да-да, конечно, Катерина… э-э… Захаровна. Так что за проблемы?
Катя не стала дожидаться рассказа рыжей о проблемах, быстро ретировалась. Если и раньше ее всюду сопровождали неприязненные взгляды, то теперь и вовсе хотелось провалиться сквозь землю от стыда. Коллеги даже не прятали насмешливых улыбок. Инстинктивно вжав голову в плечи, она добралась до своего стола, села и попыталась спрятаться за монитором от посторонних глаз.
Рыжая покинула кабинет минут через десять. Не глядя по сторонам, прошла к выходу и, не попрощавшись с коллективом, перешагнула порог, с легким хлопком прикрыв за собою дверь. А Катя до конца рабочего дня так и не пришла в себя. И, что было совсем невыносимо, так и не дождалась от Сидорова хоть какого-нибудь знака. Только в шесть часов, когда сотрудники покинули офис, смогла, наконец, вздохнуть спокойно и с удовольствием расправить спину. Никак не могла решить, что же ей теперь делать — ехать домой, или ждать, когда Юра соизволит покинуть свое убежище. Или не ждать, а самой нагло ворваться в кабинет и устроить допрос с пристрастием. А может, не надо никаких допросов, лучше тихонько прижаться к любимому и помолчать с ним в унисон?
