– Я все понял. Обыскиваем, но не раздеваем догола. – Как ни серьезно было положение, он разочарованно присвистнул. – А я-то размечтался, как буду щупать богатеньких дамочек…
– Ближе к делу. Обратитесь за добровольным содействием. Попросите разрешения применить металлоискатели. Все знают, что такое металлоискатель в аэропорту.
– У меня нет оборудования. Давно собирался купить, но… Сами знаете: то одно, то другое.
– Возьмите взаймы у гостиничной охраны.
– Как я сам до этого не додумался!
– Вот уж не знаю. – Митч вернулся к излюбленному занятию – разглядыванию Ройс. – Скорее всего воришка выбросит сережки, и вы подберете их до появления полиции. Он-то думает, что вы вызовете ее с ходу. Где ему знать, что ваша сегодняшняя страховка не покрывает возможные потери, и вы будете выбиваться из сил, чтобы обнаружить пропажу.
Заносчивый тип. Но говорит дело.
– Спасибо, Митч. – Помявшись, Гас нехотя выдавил: – Я ваш должник.
– Запомним.
– Лучше бы они нас отпустили, – сказал Уорд Фаренхолт Бренту. – Это же курам на смех!
Ройс не отрывала глаз от бисера на своем платье. Митч смущал ее своим масляным взглядом. Ей казалось, что он способен на расстоянии запустить руку ей в платье. Непрекращающийся жар между ног свидетельствовал, что ее тело тоже не торопится забывать недавнюю встряску. Она была вынуждена признаться себе, что сама далась ему в руки.
Почему, почему?! Вместо ответа ее терзала брезгливость к самой себе. Без помощи психиатра ей не обойтись. Прямо в понедельник – на прием!
– Прошу внимания, – ожил громкоговоритель, – Обыск аукционного отсека не привел к обнаружению сережек. Просим всех выстроиться у буфета и добровольно пройти проверку на металлоискателе.
– Придется согласиться, – сказал Уорд, видя, как все потянулись к буфету, – иначе проторчим здесь всю ночь.
Поволновавшись несколько секунд, Ройс все же обнаружила на кресле свою сумочку в форме котенка. Брент обнял ее за талию, подталкивая в очередь за родителями и Кэролайн. Очередь приняла форму воронки. Ройс засосало в ее центр.
– Прибор обязательно среагирует на стальные бусины на моем платье, – сказала она Бренту.
– Главное, чтобы у вас не оказалось краденого.
Ройс задело, с какой неприязнью произнесла эту реплику Элеонора. Значит, она приняла верное решение: выйдя за Брента, она очутилась бы в аду, созданном зловредной свекровью. Она не удержалась и пошутила:
– Я сунула сережки себе в лифчик.
Кэролайн хихикнула и посоветовала:
– Перестань, Ройс, не то они тебя разденут. Представляешь, какой это будет ужас?
– Ничего, они не там, а в сумочке. – Она показала им сумочку-котенка, умещавшуюся у нее на ладони. – Тут только для них и есть место.
– Поберегись, они, чего доброго, примут твои слова за чистую монету, – предупредил Брент.
Фаренхолты смотрели на нее во все глаза, будто она и вправду была способна на кражу. Глаза у всех троих были холодные, отчужденные. В них читалась злоба, которую она прежде не замечала.
– Кто же совершит такую глупость, чтобы положить сережки в то место, где их так легко обнаружить? – С этими словами Ройс расстегнула сумочку.
В следующее мгновение ей почудилось, что рядом вырос фотограф со вспышкой. Но нет, то была не вспышка, а спокойное мерцание: у нее в сумочке лежали бриллиантовые сережки!
– Чья-то идиотская шутка! – Ройс обернулась к Бренту, но тот попятился от нее, воссоединившись с родителями.
– Как ты могла, Ройс? – с негодованием процедил Брент.
Она воззвала было к его здравому смыслу, хотя ее уже охватил страх:
– Зачем бы я стала открывать сумочку, знай я…
– Вы арестованы. – Сильная мужская рука сковала ее запястье.
– Это ошибка! – обреченно возразила она, чувствуя, что вокруг смыкается толпа: каждому хотелось поглазеть на сережки и злосчастную сумочку, перекочевавшие в руки охранника.
– Так я и знала, что она выкинет что-то в этом роде, – заявила Элеонора сыну.
На красивом лице Брента выступили красные пятна, он брезгливо стиснул челюсти. Неужели он способен поверить, что это ее рук дело? Кажется, способен. Невероятно! Разве он ее не любит? Почему он не говорит ни слова в ее защиту?
Молчал не один Брент, но и все вокруг. Ройс читала у всех в глазах безоговорочное осуждение и тщетно переводила взгляд с одного лица на другое в поисках сочувствия. В задних рядах она заметила Митча, который по-прежнему таращился на нее, только на сей раз с непроницаемым видом.
– Зачем я стала бы совершать подобную глупость? – взмолилась она.
– Не говори ни слова. – Рядом с ней появилась Вал. Ройс заметила, что к ней протискивается и Талиа. – Мы постараемся оказать тебе помощь. Не волнуйся.
Несколько охранников проложили коридор в толпе любопытных. ЭТО ПРОИСХОДИТ НА САМОМ ДЕЛЕ, ПРОИСХОДИТ СО МНОЙ! Ее захлестнула волна горячего стыда. На лице появилось упрямое, замкнутое выражение, всегда служившее отцу поводом для подтрунивания. Ройс не сводила глаз с двери, стараясь не замечать вспышек и тихого стрекотания видеокамер, снимавших сцену ее унижения, которой предстояло благоприятно повлиять на вечерний рейтинг нескольких телеканалов.
Дорога до участка превратилась в череду образов и ощущений, которые она отказывалась воспринимать осознанно. Она улавливала только хрип рации и завывание сирены. Потертое заднее сиденье машины провоняло табаком. От переднего сиденья ее отделяла стальная сетка, за которой она чувствовала себя опасным зверем, запертым в клетке.
Она все больше понимала, что происходящее с ней – вовсе не шутка, и все больше поддавалась панике. Кто-то подложил чертовы сережки ей в сумочку с намерением подвести ее под арест. Она сама облегчила задачу своим недругам, оставив бархатного котенка на столе. Устроить ей ловушку мог кто угодно, но у нее почему-то не выходила из головы торжествующая улыбка Элеоноры Фаренхолт.
Неужели она ее так люто ненавидит? Ройс вспомнила все мелкие уколы, завуалированные и открытые оскорбления, которые ей приходилось выслушивать от будущей свекрови. Все признаки ненависти были налицо, только она отказывалась правильно интерпретировать факты.
– Что мне теперь делать? – обреченно шептала она. – Уверена, Брент мне поможет, – Однако, уговаривая себя, она отлично знала, что это иллюзия. Он твердил о своей любви, однако истолковал первое же сомнение не в ее пользу. Это причиняло ей столь же сильную боль, как и сам факт ареста.
Значит, он ее не любит? Она все время задавала себе этот вопрос, вспоминая, сколько раз он заверял ее, как она нужна ему. Она принимала его за внимательного, любящего человека, точную копию ее отца. Но при первом же испытании он встал на сторону своих родителей, тем самым плюнув ей в лицо.
