Сначала Ирена не могла понять, почему Густав непременно хочет показать ее своему сельскому другу. Но неподдельное восхищение ею Ганса Ахтерера заставило ее смягчить свое отношение к Гансу. Дошло даже до того, что он стал нравиться ей. Она ценила в нем силу и мужество и считала его более привлекательным, чем инженер, который всем своим видом — бледным лицом, худощавостью — олицетворял для нее тип болезненного горожанина в сравнении с пышущим деревенским здоровьем Ахтерером. Кроме всего прочего, в общении с Иреной Ахтерер был особенно внимательным и любезным. Это не могло укрыться от глаз Греты, и, хотя та не выказывала своих чувств открыто, Ирена с самого начала заметила ее неприязнь к себе.
После первого года их семейной жизни родилась Рената. Когда Густав, сияя от счастья, пришел в больницу навестить жену, она сразу же заявила ему, что не намерена больше рожать детей, с нее достаточно и одного раза. Инженер думал, что это настроение через некоторое время пройдет, однако этого не случилось. Ему не оставалось ничего другого, как подчиниться решению жены. Время от времени он еще мечтал о сыне, особенно когда стал преуспевать в своем деле и расширил скромную мастерскую по производству металлоизделий до фабрики средней величины. Рената так и осталась единственным ребенком. Отношения с женой стали тяготить инженера и в дальнейшем уже не углублялись. Они ограничились его физическим влечением к ней, гордостью за ее внешность и некоторыми общими интересами — такими как собирание антиквариата, обустройство дома и совместные путешествия. Ирена прекрасно выполняла все свои немногочисленные обязанности, но не уставала повторять, что лучше бы она занялась чем-нибудь другим. Что она имела в виду под «другим», ее муж так и не узнал, да и она никогда не предпринимала попыток что-либо изменить.
В этой атмосфере и росла Рената, не чувствуя особой привязанности к себе ни одного из родителей.
* * *
Спустя полчаса после отъезда супружеская пара Бухэбнер проезжала мимо огневых позиций зенитной артиллерии. На бывших пастбищах были построены деревянные бараки, за ними расположились зенитные орудия с косо направленными в небо дулами пушек. Солдаты в серой униформе не спеша передвигались по полю, пока не было необходимости приводить орудия в действие.
— Ужас, — сказала Ирена. — Мне иногда так страшно. Тебе не кажется, что, когда мы приезжали сюда четыре недели назад, этих артиллеристов здесь не было?
— Да, — ответил инженер, — все очень изменилось.
Как они и опасались, на открытом участке дороги их остановил жандарм и потребовал разрешения на проезд и документы на машину. Густав спокойно протянул их ему.
— Вы везете что-нибудь? — спросил жандарм.
— Дрова, — сказал инженер и, прежде чем от него этого потребовали, встал и открыл багажник. Дрова были недавно нарублены, от них шел сильный запах древесины.
— У вас слишком много дров. Я не думаю, что столько разрешено брать с собой и свободно перевозить.
Инженер достал из бумажника разрешение.
— Дрова нам нужны для производства.
Жандарм внимательно прочитал документ.
— У вас нет грузовика, чтобы перевозить дрова? — спросил он.
— Грузовик нужен на заводе, — ответил инженер. — У меня важное военное производство.
Это не соответствовало действительности.
— Кроме дров, вы ничего не везете?
— Нет, — ответил инженер.
— Вы знаете, что я имею право в целях проверки выгрузить все дрова?
— Да, знаю.
— Проезжайте, — крикнул жандарм. — Хайль Гитлер.
— Хайль, — сказал инженер и захлопнул багажник.
Он сделал это слишком поспешно. Жандарм опять взглянул на него так, будто передумал отпускать его. Инженер быстро сел в машину и дал газ. Кожаные перчатки, которые он не стал снимать, были мокры от пота.
Некоторое время они ехали молча. Было еще тепло, с введением летнего времени дни стали длиннее. Ирена, которая во время проверки тихо, но в напряжении сидела в машине, рассуждала о том, какие неприятности могут ждать их дома. Мысль, что после такого дня ей придется еще чем-то заняться дома, даже если ей поможет Лангталер, была для нее непереносимой. Ренату, конечно, еще не уложат спать, и она будет докучать ей своими просьбами рассказать о деревне. Единственное, чего в этот раз Ирена страстно хотела, — это принять горячую ванну, лечь в мягкую кровать и почитать на сон увлекательную книгу. И больше ничего.
— Нам нужно поговорить, — сказал неожиданно муж. — Я должен тебе кое-что сказать и не могу ждать до дома.
— Что-нибудь неприятное? — спросила Ирена с отвращением. — Если да, то поговорим об этом после.
— Позже у тебя опять не будет времени, ты вечно находишь отговорки. Сейчас, когда ты сидишь рядом, ты моя заложница.
Он быстро схватил ее руку. Ирена отпрянула.
— Без долгих предисловий: мое предприятие на грани закрытия.
Она так внезапно вскочила со своего места, что задела руль и машина съехала с дороги.
— Ты с ума сошел! Как могут остановить предприятие, которое ты создал?
— Могут. Закон о закрытии предприятий, не работающих на военные нужды, существует уже долгое время. А мне, несмотря на все связи, не удалось придать своей фабрике статус военной. Я не хотел обременять тебя этими проблемами. Какое-то время все выглядело так, будто мы могли работать дальше. Я попробовал заинтересовать своей продукцией военную промышленность. Но мощность моей фабрики слишком мала. А другие изделия в данный момент не пользуются спросом ни в народном хозяйстве, ни в военном ведомстве. Со мной случилось то, о чем так красноречиво говорил господин рейхсминистр пару месяцев назад: меня закрывают. Благодаря этой мере для военной промышленности высвободится дополнительно более миллиона рабочих мест. Вместо военной промышленности можно спокойно сказать «вермахт». К сегодняшнему дню закрыты уже сто тридцать тысяч предприятий. Поэтому нет ничего удивительного в том, что это случилось и с нами.
— Но ведь можно что-то придумать, — сказала Ирена так, как будто во всем, что с ними должно случиться, виноват ее муж, его слабость и неспособность сопротивляться.
— Бессмысленно, — ответил инженер. — При закрытии предприятий не предусматривается подача жалоб. В качестве единственного утешения мне обещают в случае славной победы в войне вновь открыть мое предприятие.
— А что будет с твоими грузовиками и легковой машиной?
— Грузовики конфискуют. Может быть, и нашу машину тоже. Даже если мне оставят ее на некоторое время, то я не смогу получать бензин. А переходить на древесный газ вряд ли имеет смысл.
