Дима крепко сжал ее плечо и после небольшой паузы произнес:
– Ну, фамилия и правда корявая, но мой далекий прапрадед получил ее еще при крепостном праве, когда бежал на Кубань, она символизировала волю. Предок мой очень гордился этой фамилией и завещал ее своим потомкам.
– Он что, сам тебе это сказал? – фыркнула Женя. – Ты мне еще от Ярослава Мудрого свою родословную расскажи!
– Нет, у отца шашка есть, то завещание на ней на старославянском нацарапано. Я тебе потом покажу. Это наша семейная реликвия.
– Подумаешь, реликвия. Это же было очень давно. Прошло столько лет! Неужели из-за какой-то ржавой шашки наша семья должна получить такую ужасную фамилию?
– Ева, мне неприятно это слышать. Давай не будем больше об этом?
Женя испугалась, что окончательно все испортила.
– Димочка.
– Да?
– Ты ведь не передумал насчет свадьбы?
– Дуреха ты моя, неужели ты думаешь, что за двадцать минут я могу разлюбить тебя?
Девушка облегченно вздохнула. В конце концов, про фамилию можно поговорить как-нибудь в другой раз. А когда Дима ее поцеловал, девушке вообще не захотелось думать о будущем. Только о настоящем!
Потом они гуляли по набережной. Женя прихрамывала, опираясь на крепкую руку парня, а он весело подшучивал над ее походкой. Здесь, на окраине города, было тихо. В ту ночь многие не спали, но выпускники шумели далеко оттуда, в центре, на главной набережной, где были фонтаны и памятники и где можно было сделать классные групповые снимки на память.
– Эх, жаль, не сфотографировались со всеми, – вздохнул Дима.
– Ну и что. Это так важно?
– Ну... на память бы остались фотки.
– Для меня важен только ты, Дима. Никто-никто, только один ты.
– Да, – ответил он и крепче прижал к себе девушку.
Когда небо начало светлеть, они вернулись на мост. Горизонт багровел прямо на глазах. Стало уже прохладно, и Дима накинул любимой на плечи свой пиджак. Потом они съели по маленькой шоколадке, которые Женя нашла в кармане пиджака. Заботливый Димочка приберег их специально для такого случая, но сам же и забыл благополучно.
И вот, наконец, первый солнечный луч ударил им в глаза.
Это действительно было великолепное зрелище. Горизонт на востоке, как на заказ, был ровным и отсекал солнечный диск точной прямой линией. Огромным красным яблоком солнце медленно поднималось из своей постели, и молодые люди зачарованно, открыв рты, наблюдали это пробуждение. Лицо уже ощущало тепло первых лучей. Жене казалось, что и город, и река, и весь мир словно созданы для них двоих, что все это принадлежит им и так будет всегда. Всегда, и только для них двоих.
В последнее время Иван Алексеевич стал обращать внимание на то, как болезненно его жена реагирует на самые безобидные фразы, которые напоминают ей о возрасте. Через три недели супруге исполнялось сорок лет, и, хотя выглядела она совсем неплохо, он по вечерам иногда замечал, с каким ужасом она рассматривает морщинки в уголках глаз. Но Инге Константиновне грешно было жаловаться: дородная, светловолосая и голубоглазая, она до сих пор притягивала взгляды мужчин на улицах. Впрочем, те же мужчины, заходя в кабинет к Инге Константиновне, видели существо среднего пола, сухое и жесткое, как наждачная бумага.
Иван Алексеевич подозревал, что Инга не захочет отмечать свой день рождения дома и даже постарается отвертеться от праздника на работе. Но от семьи подарок все равно купить надо – неразумно приучать детей к тому, что можно забыть семейное торжество. Несколько дней он мучительно соображал, что же купить жене к юбилею, но, так и не придумав ничего, решил ограничиться заказом огромного торта. Даже если Инга и не желает отмечать свою годовщину, дети всегда будут рады съесть по большому куску сладкого.
Иван Алексеевич думал и о том, что в следующем году ему тоже стукнет сорок. Но он к этому факту относился спокойно. В конце концов, какая разница, двадцать ему, сорок или шестьдесят. Нет, наверное, все же разница есть. Если он доживет до шестидесяти, дети к тому времени станут взрослыми, и они с женой останутся вдвоем. Интересно, что тогда Инга будет думать о своем решении родить Люсю для того, чтобы удержать мужа в семье. Иван Алексеевич не был дураком, он понял это сразу, как только Инга объявила о своей беременности. Да, ее расчет оказался верным, он не ушел к Ирине – женщине, которую встретил и полюбил слишком поздно. Сколько же ему тогда стукнуло? Тридцать? Верно, тридцать... Два года он колебался – уходить от жены или нет... Надо было сразу уйти... Жизнь сложилась бы тогда совсем по-другому... Но лучше об этом не вспоминать... Прошлое – оно прошло, надо жить настоящим.
Как-то вечером за ужином Инга Константиновна оповестила своих мужчин:
– В этом году на день рождения я никого звать не намерена. Отметим тихо, вчетвером. Людмилу на выходные заберем из лагеря и отметим.
Дима обрадовался. Когда несносная Люська надоедала ему вечерами, он мечтал о том, чтобы ее поскорее отправили в лагерь. А когда его желание осуществилось, то оказалось, что ему не хватает приставучей сестренки и что он скучает без нее.
На следующий день Дмитрий поинтересовался у отца, какой подарок хочет мама.
– Ограничимся только цветами, – посоветовал сыну отец.
Время пролетело быстро, и, когда до дня рождения оставалось всего несколько дней, Инга Константиновна вдруг сообщила:
– Ваня, Дима, я срочно уезжаю в центр. На семинар.
– Ты уезжаешь? – удивленно приподнял брови Иван Алексеевич. – И надолго?
– Дней на десять, – кивнула Инга Константиновна.
– Что? – переспросил Дима. – Ты едешь в Краснодар?
– Да. На семинар. Новые методы управления и все такое.
– Но мы ведь собирались в субботу забрать Люсю, ты же сама говорила.
– Ничего страшного. Без меня съездите и заберете.
Иван Алексеевич посмотрел на жену:
– Вы с ней не виделись почти месяц. Ребенок ведь скучает, как ты не понимаешь?
– Ничего страшного, – махнула рукой женщина. – Сильнее потом обрадуется. Я же не могу ради этого бросить свою работу!
– Я вижу, Люся тебе совсем не нужна, – погрустнел Иван Александрович. – Зачем тогда рожала?
– Постыдился бы при сыне, – вскипела Инга, – думай, прежде чем что-то говоришь!
– Непонятно, зачем вы нас с Люськой завели, – не выдержал и Дима.
Храбрости ему придавало сознание того, что скоро он уедет из этого дома, подальше от постоянных выяснений отношений и упреков.
– О, – произнесла Инга, – я вижу, ты совсем взрослым себя возомнил. Собственное мнение решил заиметь. Не рановато ли?
– В самый раз. Оно мне в казарме как раз пригодится, – огрызнулся Дмитрий.
