Крис проглотил еду в мгновение ока, запил соком и сказал:
— Я сюда никого не водил. Только Джимми. — и посмотрел на Стэна, словно ожидая, какая последует реакция. Стэн невозмутимо кивнул, слизнул с губ майонез и принялся ждать продолжения. — Он был ужасно смешной, когда мы познакомились. Он в музыкальной школе играл на скрипке, а на гитаре научился сам. Тайком от родителей. Ему мамаша все запрещала. А когда меня увидела, так чуть коньки не отбросила, — Крис негромко рассмеялся хрипловатым смешком. — Знаешь, такая тетка, размером с подсвечник и всех в кулаке держала. И Джимми, и мужика своего. — Крис опять усмехнулся, весело глядя на Стэна, — только куда ей со мной тягаться.
— Отбил? — весело спросил Стэн, ему отчего-то стало смешно глядеть на блестящие глаза Харди и его наморщенный нос.
— А то, я вообще сперва думал, что он гомик и в меня втрескался. Так он за мной таскался.
Стэн рассмеялся и подумал «Интересно, зачем он мне это говорит, он что, думает, что я тоже в него влюблен?» От этой мысли ему почему-то стало неприятно, как будто он лгал себе, но разбираться не стал, просто поднялся с места и подошел к парапету. Ветер свистел у уха, и Стэн моментально продрог, хотя вокруг был жаркий день, но он продолжал упорно стоять, положив кончики пальцев на выветрившийся камень. Он смотрел на город, ставший для него сейчас местом непреходящего страха, и думал, что сегодня, пожалуй, первый день после ареста Томаса, когда он чувствует себя почти спокойным. Почти счастливым. И что как странно, но Крис сейчас совершенно не раздражает его, напротив, их связывает странная близость, как будто этот пижон — единственный в городе человек, на которого он может положиться. Словно только когда они оставались наедине, проявлялась истинная суть их отношений, и тот, кто так страшно раздражал Стэна на людях, здесь становился просто другим человеком. Словно выходила наружу какая-то иная природа, заложенная в них изначально, природа, благодаря которой они были братьями, союзниками против всего мира, несмотря на их вопиющее несходство.
Крис встал рядом, и Стэн почувствовал, что на него накидывают куртку. Крис неожиданно крепко обнял его за плечи и прижал к себе. Они молчали, только слышно было легкое и неровное дыхание музыканта.
«Он сейчас поцелует меня», — почему-то подумал Стэн и прикрыл глаза, о мысли об этом предполагаемом поцелуе у него голова пошла кругом. Но Крис только тихо сказал:
— Странное место, правда?
— Почему странное? — машинально спросил Стэн.
— Здесь все становиться таким, какое оно есть, — резко ответил Крис и отстранился от него.
Он отошел на полшага и вдруг позвал:
— Тэн, пойди сюда.
Стэнфорд подошел и увидел, что Крис, присев на корточки, чертит что-то в пыли.
— Слушай, — сказал он, подняв голову, — может ты знаешь, что это?
Стэн посмотрел. На земле был нарисован равнобедренный треугольник, перечеркнутый у вершины прямой.
— Это?
— Ага, что это?
Стэн порылся в памяти.
— Да, я знаю. — он сел на корточки рядом с Харди. — Это символ средневековых алхимиков, знак огня. Стихия огня.
— Ясно. — печально ответил Крис, судя по всему, кто такие алхимики, он все же знал.
— А что?
— Не знаю. Какой-то гад нарисовал это на моей машине.
— Ну мало ли… — пожал плечами Стэн.
— Ты не понял. — Крис посмотрел на него потемневшими то ли от страха, то ли от ярости глазами, — На лимузине, он стоял в гараже, туда мышь не проберется. Фигня какая.
Стэн не знал, что на это сказать.
— Ладно, — Крис обречено махнул узкой ладонью, словно прощая коварному Мирозданию все свои неприятности, включая изуродованную машину. — Пошли.
Они спустились вниз и сели на мотоцикл. Сидя сзади рок-певца, Стэн подумал, что он не станет писать об этой поездке в дневнике. Ни за что. Просто потому, что он боится, что кто-то сможет это прочитать.
Крис загнал мотоцикл в гараж, находившийся на той улице, где он когда-то жил, вышел, тщательно запер за собой дверь и вытащил из кармана мобильник. Набрал номер и сказал:
— Бобби, я вернулся. Приезжай.
Он присел на корточки возле стены гаража, достал из кармана пачку «Бонда», закурил и закрыл глаза. Здесь он чувствовал себя, как дома. Здесь, если бы его узнали, несмотря на то, что он выглядел, как обычный парень из тех, кто в потрепанных кожаных куртках и армейских башмаках сидят по вечерам в местном баре, а в кармане у них нож или кастет, если бы и его узнали, то не стали бы подходить. Здесь уважали чужую личную жизнь и право на тайну. А все его старые друзья либо умерли, либо по тюрьмам, все изменилось так, как он и не ожидал. Но сейчас Крис Харди понимал, что бывают изменения и пострашнее. Он сполз по стене гаража и сел на землю, почти подтянув длинные ноги к подбородку. Его била дрожь, он весь горел, как при высокой температуре. Его лицо, обычно почти непроницаемое, с жесткой складкой у губ, сейчас выглядело измученным лицом больного ребенка. Он жадно затянулся, выпустил дым из ноздрей, и снова перед ним как на четкой кодаковской фотографии, хранившейся в глубине его сознания, встало лицо Стэна Марлоу, его серые неподвижные глаза с диким огнем, прячущимся в них, и маленький сжатый рот. Крис не знал, что делать. Он никогда не попадал в такую ситуацию, он готов был целовать Стэну ноги, только бы добиться хоть одного ласкового слова. Он чувствовал себя отчаянно униженным, хотя бы одним наличием этого ужасного невзаимного чувства, от которого вся его жизнь превратилась в ад. Каждый вздох давался с трудом. Он даже не мог понять, что его так влечет к Стэну, но справиться с этим влечением он не мог.
Крис сидел так, пока не приехал Бобби. Он выкурил за это время четыре сигареты, прикуривая их одну от одной, и пытался понять, что же он должен сделать, чтобы добиться хоть какой-то взаимности от Марлоу или забыть его, как страшный сон. Он перебрал в памяти всех женщин, которые окружали его на данный момент, прикидывая, какая из них поможет выплеснуть наконец это жуткое напряжение, от которого, казалось, все внутренности скручиваются в узел. Но сейчас при мысли о том, что он, который, не задумываясь, ложился в постель с любой, хоть чуть-чуть приглянувшейся ему девицей, должен будет прикасаться к кому-то еще, кроме Стэна, Крису стало дурно. Похоже, из этого кошмара не было никакого, даже временного выхода. «Напьюсь, — подумал он отчаянно, — поеду к Джимми и напьюсь. Я больше не могу». Но он отлично знал, что и это безотказное средство бесполезно. Он плохо пьянел, мог влить в себя очень много, а напиться до такого состояния, чтобы забыть о Стэнфорде Марлоу, означало допиться до смерти. Мальчишка вошел в сердце Криса Харди, как гвоздь, и эта рана кровоточила все сильнее. Вдобавок, спиртное только усиливало то непрерывное сексуальное возбуждение, в котором он находился.
