И эти несвязные оправдания были лучшим доказательством тому, что он тогда все же не спал! Притворялся, что дрыхнет, а сам спокойно наблюдал, как она подбирается к нему и завоевывает его пространство. И молчал!
— Значит, вы знали… — перебила поток сумбура Катерина.
23
— Знал, — ответил Максим Викторович, разом прекратив ее мучительные старания четко выразить мысль. — Но я же понимаю, что вы не специально.
— Не специально, — Катерина жадно ухватилась за подсказку. — Я просто… Когда сплю, сама не своя… То есть своя, но не сама… То есть во сне могу сделать что-то такое…
— Конечно, я понимаю. Это во сне… — с готовностью подтвердил он.
И была в его словах какая-то неловкая торопливость. Или едва заметная фальшь. В общем, что-то такое, что Катерине сразу стало ясно: врет! Черт! И он врет, и она врет. И он знает, что она врет. Потому что если закинутые руки-ноги и нарушенную границу можно еще было хоть как-то объяснить, — внезапным приступом лунатизма, например, или тем что она «во сне» и «сама не своя», — то что делать с ее музейно-прекрасными исследованиями?! Не заявишь же: я спала, а моя рука самовольно трогала колечки волос за ухом, водила пальчиком по бровям, по губам… И это моя рука разглядывала ямочку между ключиц, и даже хотела там поцеловать…
Катерина судорожно сглотнула, вырываясь из наваждения, и с ужасом поняла, что даже сейчас, думая все это, она таращится на воротник рубашки Максима Викторовича. Именно в то место, где под тонкой белой тканью как раз и находится та самая ямочка. Катерина испуганно вскинула взгляд. Босс внимательно смотрел на нее, и в глубине его невозможных глаз жарко полыхало что-то.
— Я правда не хотела, и мне очень жаль — тихо сказала Катерина, покраснела и опустила глаза. — Я не знаю, что на меня нашло.
Она думала, что сейчас сгорит со стыда. И в принципе была бы не против: пусть бы на ее месте осталась только кучка пепла. Кучке пепла все равно, что мужчина в ее объятиях изображал спящего красавца. Кучке пепла все равно, что из сказанного секунду назад лишь последняя часть — правда. А остальное… Она хотела, и ей нисколько, как ни странно, не жаль. Вот только дальше-то что?!
И ведь главное — если бы не глупые россказни о судьбе, она бы ни за что не попала в такую ужасно неловкую ситуацию. Вот только их выпустят! Она сразу рванет туда, за город. Сжечь ведьму!
— Мне бы ничего такого и в голову не пришло… в обычных обстоятельствах… — ровно выговорила Катерина и услышала еле заметный вздох Максима Викторовича. Видимо, это он от облегчения. — На работе меня интересуют только работа. Я, знаете, не из тех, кто приходит в офис искать приключения.
— Полностью разделяю вашу точку зрения, — снова торопливо согласился с нею босс. — Я в принципе против романов на работе.
Катерина, наконец, осмелилась поднять голову, и они с Максимом Викторовичем широко и натянуто улыбнулись друг другу, демонстрируя радость от того, что консенсус нашелся, и их нелюбовь к романам на работе обоюдна.
— Корпоративная этика… — зачем-то добавил Максим Викторович.
— Субординация, — выдвинула весомый аргумент Катерина.
И они снова радостно заулыбались внезапному взаимопониманию.
Говорить было больше не о чем, и Катерина здорово обрадовалась, когда пришло сообщение о том, что машины подъехали и готовы развезти их по домам в ту же минуту.
Она поднялась с дивана и бросила быстрый взгляд на босса. Странное в этот момент у нее было чувство. Как будто бы она прощалась с ним.
Все.
Никогда она не будет накручивать на свой пальчик его непослушный вихор, выбивающийся у виска. И не коснется больше его мягких и теплых губ, не дотронется до ложбинки между ключицами. От этого было не то чтобы грустно, просто как то… пусто.
Может быть, права Юлька, и ей действительно давно пора наладить личную жизнь. А что, появится у нее свой мужчина. Обязательно хороший. И пусть у него не будет такой замечательной упрямой складочки между бровями, и глаза пусть будут не такие голубые. Но все же ей с ним должно быть хорошо. Наверное.
В горле почему-то запершило. Видимо, от усталости. Или от виски.
В полном молчании они спустились вниз. Двери уже были открыты, а за ними ждали две машины, похожие, словно близнецы.
Катерина и Максим Викторович, не сговариваясь, остановились на пороге. Наверное, в тот момент нужно было что-то сказать. Не покидало ощущение, что после этой ночи они стали одновременно ближе и дальше друг от друга. Но Катерине, как назло, ничего подходящего не приходило на ум.
— И вообще, из служебных романов ничего хорошего не получается! — неожиданно выпалила Катерина.
— Совершенно ничего хорошего! — глядя ей в глаза, согласился босс.
Вот и хорошо, что они все выяснили.
— До свидания, — тихо сказала Катерина.
— До понедельника, — сказал Максим Викторович.
Она кивнула и нырнула в предназначенное ей такси. Два автомобиля одновременно взвизгнули и тронулись с места. Ее повезли налево, его — направо.
24
Ранним воскресным утром из точки А домчаться в точку Б можно за считаные минуты. Не успела Катерина разобраться с тем, что творится у нее в голове, как автомобиль остановился около ее подъезда.
Она спокойно поднялась по лестнице, так же спокойно открыла дверь квартиры, но едва наткнулась на свое изображение в зеркале, как ее самообладание лопнуло, словно раскаленная лампочка, на которую попала капля ледяной воды. При виде двух синяков разной степени живописности и средних размеров шишки, что кокетливо примостилась сбоку, над виском, как миниатюрная шапочка у модницы, решившей посетить королевские скачки, Катерина стиснула зубы и прищурилась. Обида и злость, которые тлели, придавленные рассудительностью, с того самого момента, как она уселась в такси, смешались в дьявольский коктейль и рванули наружу, сметая на своем пути остатки здравого смысла.
Едва сдерживая желание запустить чем-нибудь потяжелее в зловредную стекляшку, Катерина буквально содрала с ног кроссовки и промаршировала в комнату. В первый раз в жизни ей хотелось ломать и крушить, разбить что угодно вдребезги, раскрошить в пыль! Еще пару минут назад она отдала бы половину своего скромного состояния за возможность просто растянуться на кровати. Но сейчас этот предмет мебели вызвал только новый приступ раздражения.
Черт бы побрал того германского идиота, что перепутал все на свете и забронировал для них с боссом один номер. Черт бы побрал то мгновение, когда она согласилась там остаться, а не уехала в другую гостиницу. Мокрые майки?! Ха-ха! Да уж лучше всю жизнь ходить в мокрой майке, чем вляпаться так, как она вляпалась! Черт бы побрал дурацкую молодоженскую кровать вместе со всеми лепестками, шампанским и кривыми ножками, из-за которых ее постоянно сносило туда, куда не следует. Черт бы побрал господина Гольдшмита с его пивом и вечеринкой, после которой она впервые протоптала дорожку на половину босса. Черт бы побрал ее, Катеринину, уверенность в том, что босс спит, и она может безнаказанно удовлетворить свою тягу к прекрасному и распустить руки. С какого такого перепуга она вообще рискнула лапать Максима Викторовича?!. И черт бы побрал эту его интеллигентность, мешавшую спать ему две ночи подряд. Да пусть бы он лучше храпел, как шеренга тракторов и возился, как уж на сковородке. Пусть бы лучше он ползал по всей кровати и разбрасывал где попало свои руки-ноги. Она бы вытерпела. Все было бы лучше, чем то, что случилось.
Катерина со злостью швырнула на кровать сумку, из кармашка которой тут же вывалилась флешка. Вот она, маленькая стервозная штучка, которая виновата в том, что Катерине пришлось пережить под утро. Почему на ней не оказалось нужной информации?! Об пол ее немедленно! Раздавить!
Возможно, флешке в этот момент и пришел бы конец, но в дверь очень кстати позвонили. Катерина вздрогнула и вкрадчиво развернулась. Если бы старуха-процентщица была бы в то мгновение, когда к ней в квартиру поскребся Родион Раскольников, в таком же состоянии, что и сейчас Катерина… Совсем неизвестно, о чем бы дальше писал господин Достоевский…
