— Мать призывает. Приехала, а меня нет. Говорит, что соскучилась. Это ли не чудо…
Вернувшись в пустую квартиру, я завалилась спать и спала непозволительно долго — мне снились цветные сны, сотканные из обжигающих чувств и ярких красок, — а после пробуждения два часа умучивала беговую дорожку, до полного расслабления лежала в ванне с жасминовой пеной и размышляла над произошедшим.
Тимур ненадолго подарил мне уверенность, что время, ушедшее навсегда, вдруг вернулось — как родной, давно потерянный человек возвращается в добром светлом сне…
И я всей душой благодарна ему за проявленную деликатность, за умопомрачительное признание, за крепкие объятия, за новые надежды.
Пусть я коротаю вечер одна, теперь это состояние не пугает — мысли о будущем не утягивают в черную пропасть обжигающего отчаяния, и я даже… готова расправить плечи и вспомнить, каково это — быть свободной.
Проверяю телефон — пропущенных от мамы нет, и Олег больше не достает — не звонит и не заваливает гневными посланиями. Зато директ переполнен сообщениями от Тимура — смешными и горькими, серьезными и искренними до трагизма. Читаю и перечитываю их и скучаю по нему настолько сильно, что сердце сбивается с ритма.
— Что же мне делать, Тимур?.. — дышу на окно и рисую на запотевшем стекле кривое сердечко, пронзенное стрелой. — Неужели принять твои правила?.. Только где взять характер. Где взять силы и смелость?..
Закат окончательно превратил улицу в иллюстрацию к фэнтези. Раньше, в далекой юности, я обязательно выбрала бы правильный ракурс и запечатлела такую красоту. Впервые за долгое время меня тянет снова взяться за камеру — легендарная, пережившая множество приключений зеркалка уже не подлежит ремонту, но возможности современного смартфона куда шире.
Меняю спортивные штаны на джинсы, скрываю бледное лицо козырьком бейсболки и, зацепив на ходу ключи и проездной, покидаю квартиру.
По красному асфальту вихрями кружатся розовые опавшие лепестки, ветви кленов сплетают под подошвами сети теней, я грею в руке телефон и зорко высматриваю подходящие темы для фото: потрепанных бродячих котов — хозяев подворотен, грустных стариков с юными глазами, смеющихся беззаботных детей, игрушки, забытые в песочницах, обрывки афиш на стенах…
В груди бабочкой трепещет что-то живое, рвется наружу, болит и ноет, адреналин покалывает пальцы, на глубоком вдохе захватывает дух. Это состояние называется вдохновением. Возведенным в крайнюю степень влюбленностью и весной.
Кошусь на свое отражение в витринах и верю: я действительно красива и еще совсем молода. А впереди миллионы дорог и возможностей!..
Меня несет в центр — к музыкальному фонтану, усыпанному огнями реклам ТРЦ и мрачным елкам за офисным зданием. Ненавижу это опостылевшее место, но страстно желаю повторить привычный ежедневный маршрут.
С Тимуром мы увидимся завтра — условились встретиться на остановке в 6:50. Однако я уже готова ответить ему — забить на предрассудки, посмотреть в красивое лицо и произнести вслух три заветных слова.
Почему нет? В этом нет ничего плохого…
Щелкаю камерой и ловлю отличный кадр — дети, взявшись за руки, бегут из темного сквера к свету. Увеличиваю его и с удовлетворением отмечаю, что получилось идеально. Тут же из бессознательного прилетает название фото: «Мы…»
Нужно обязательно поделиться «манифестом» с Тимуром.
Захожу в директ и открываю диалог, но в последний момент не решаюсь — рядом может быть мама, ему не избежать расспросов. Это все ни к чему.
На плечо ложится чья-то настойчивая ладонь — оборачиваюсь, натыкаюсь на требовательный цепкий взгляд и растерянно обозреваю смутно знакомую одутловатую физиономию. Олечка Снегирева. Принесла нелегкая.
— Идет, не здоровается… Гляньте на нее! — вместо приветствия наезжает она, и я пускаюсь в извинения:
— Прости. Задумалась… Привет!
Ненавижу свою уступчивость. Видел бы меня Тимур.
— Ну, привет! А я тут с младшими гуляю. Мы ведь к свадьбе готовимся! — Олечка охает, оттаскивает меня к бордюру и доверительно шепчет: — Моей дурехе шестнадцать, а зятю — девятнадцать, сам еще ребенок!.. Ну ничего. Жильем обеспечим, машину купим. Как-нибудь вытянем, куда ж деваться-то!
Она втирает мне о своих "достижениях" и планах еще довольно долго, но я не слушаю. На лбу выступает холодный пот.
Естественный порядок вещей — когда люди принадлежат одному поколению, взрослеют вместе, говорят на понятном языке, не опасаются осуждения…
— Сама-то как, не надумала? Все еще никого не ждешь? Зря, зря… Хоть для себя… Давно пора! — Олечка вклинивается в мой ступор, со знанием дела оценивает фигуру, и во мне вскипает дикое раздражение. Впрочем, я тут же его подавляю.
— Нет, не надумала.
— Ладно, если кого увидишь — передавай привет! — она вдруг вспоминает об оставленных без надзора детях и порывается бежать.
— Хорошо! — улыбаюсь и отваливаю. Падаю на лавочку, где недавно в компании Тимура убивала платье, сжимаю и разжимаю кулаки — на душе мутно и горько, а из тела будто разом выкачали энергию.
По общепринятым меркам Олечка вчистую обставила меня — обзавелась всем, что дает ей право называться состоявшейся женщиной, однако до сих пор при любом удобном случае задевает и выводит из равновесия. Неужели ее "полноценность" не принесла счастья? И почему мне, никчемному сбитому летчику, никогда не приходила идея бесцеремонно влезать в чью-то жизнь с идиотскими советами?!
Отдышавшись, закидываюсь новой подушечкой жвачки. В висках зарождается занудная еле слышная боль.
У крайней скамейки шумит молодежь — подростки или на пару лет старше, по внешности не определить. Скольжу по ним незаинтересованным взглядом, но тут же подбираюсь: это ребята из тусовки Тимура, с ними рыженькая — развязная самоуверенная девица, которой он посвятил тот многозначительный пост.
Это на нее он умудрился запасть!.. Прищурившись, концентрируюсь на поиске недостатков в ее внешности, но… никаких изъянов не нахожу. Девочка и правду красива, даже грубоватая мода не портит образ, к тому же у нее есть явное преимущество передо мной. Юность…
Она купается во всеобщем обожании — жеманничает, хмурит брови, капризно выпячивает губу и гнусит:
— Тим больше не появляется?
Один из парней с эффектным синяком вокруг глаза метко отщелкивает окурок в урну и сплевывает:
— Да пошел он. Всегда был шизиком, а как спутался с этой милфой, окончательно фляга свистанула. Слова не скажи, шутки фильтруй… Он мне чуть ребра не переломал! Вовремя оттащили. Лично я не собираюсь с ним больше тусить.
…Милфа… «Mother I'd like to f*ck»…
По сердцу царапает ржавое лезвие.
Все и начиналось, как будоражащая глупая интрижка — я самодовольно рассуждала, что у всех зумеров в голове каша, но наслаждалась вниманием молодого мальчика, а для Тимура это никогда не было игрой.
Связь с «мамашей» породила насмешки и слухи в его окружении.
Драка и административка тоже случились из-за меня.
Сколько еще неприятных болезненных ситуаций он переживет из-за меня?
Мигрень уже полыхает смертоносным огнем, глаза щиплет, подкатывает слабая тошнота, но я продолжаю подслушивать.
— И чем она его зацепила? — не унимается явно уязвленная девчонка, и другой товарищ Тимура гадко ржет:
— Слышал, он денег ей должен. Отрабатывает…
Закрываю диалог с так и не отправленным «манифестом», прячу телефон подальше в карман и быстро ухожу. Бегом пересекаю площадь, залетаю в заднюю дверь пустого вечернего автобуса, занимаю свободное место и рассеянно разглядываю городские пейзажи, проносящиеся за окном. Голова вот-вот взорвется, но терпеть давно стало привычкой.
Ни одна живая душа не узнает, как мне сейчас хреново, и что послужило тому причиной — не узнает тоже.
Тимур… Каким бы волшебным он ни был, ради его же блага связываться с ним категорически нельзя.
Как же хорошо, что у меня хватило осторожности и выдержки не зайти дальше.
