мышления такого человека, как Роман Орлов.
У которого всё продаётся и покупается, а девушке в девятнадцать всего добиться проще, найдя богатого любовника.
– Да хватит строить из себя оскорблённое достоинство, – поводит плечами будто бы в отвращении. – Марта, я очень хорошо знаю свою жену. А ещё знаю, что она бы никогда не впустила в дом молоденькую девушку. Красивую девушку. Она что-то задумала.
В его голосе столько уверенности, что её можно на вес продавать тоннами.
Он оборачивается ко мне всем корпусом, становясь похожим на хищного зверя перед прыжком.
– Уясни кое-что сейчас, чтобы потом не плакать: если ты с ней заодно, то лучше не надо. Не хочется, чтобы такая хорошенькая девочка расстроилась. В войне лучше быть на моей стороне, понимаешь?
– Вы мне угрожаете?
– Я тебя предупреждаю, – бросает равнодушно и в салоне раздаётся тихий щелчок. – Ты не дура, потому просто подумай, что с тобой станет, если я узнаю, что ты подаёшь патроны моей жене.
– Вы точно сумасшедший.
Роман обжигает меня улыбкой, становясь почти очаровательным.
– Всего доброго, Марта. Дальше, думаю, сама доберёшься. Остановка рядом. Маме привет.
Интересно, можно ли быть ещё злее? Рискуя вписаться в какой-нибудь поворот, я мчу по вечерней трассе, разгоняю кровь, пытаюсь погасить в себе вспышку гнева.
Но не получается.
На кого я злюсь? На себя, что подставил Марту? Совсем расслабился и забыл, что в чёртовом родительском доме даже у стен есть уши, а неприятные сюрпризы подстерегают на каждом шагу?
На дуру Тихомирову, которая слишком много себе позволяет? Как там говорится? Берега попутала? На язык её длинный, на характер?
Регина выскочила, что чёрт из табакерки и мне потребовалось с десяток минут и пара матерных выражений, чтобы доходчиво объяснить, что со мной так нельзя.
На Марту? На мать, отца?
На кого ты, Марк, злишься?
Ночной город радует пустыми дорогами, лишь редкие автомобилисты проезжают мимо, рассекая тьму светом фар. Пригибаюсь всем корпусом, лавирую, встраиваюсь в нужные ряды, проезжаю километр за километром, изо всех сил стараясь держаться в пределах допустимой скорости.
Мне не нужны аварии. Мне нужно прочистить голову.
Понять, что со мной происходит и откуда столько злости и горечи на корне языка.
Я будто бы убегаю от кого-то. Пытаюсь скрыться в ночи, раствориться в темноте, стать совсем невидимым. Мысли в голове тяжёлые, вязкие – хоть о стенку бейся, не поможет.
Хочется найти бар. Найти самый дальний столик, заказать пива и надраться, чтобы хотя бы до утра ни о чём не думать. Ввязаться в честную драку, набить кому-то морду, чтобы на утро все жёлтые газетёнки раструбили, какое дерьмо – наследник Орловых. Представляю отцовское лицо – впрочем, с отцом у меня хорошие отношения. Его бы мне расстраивать не хотелось.
Наверное, только из-за него я и не спустил ещё репутацию семьи в самую грязную канализацию. Уж точно не фальшивые усилия матери хранят нас от окончательного позора.
Меня заносит в какой-то совершенно незнакомый район. Пытаюсь сориентироваться, куда меня притащили мои эмоции, глушу мотор и оглядываюсь по сторонам.
Обычный многоэтажки, панельные унылые дома, в многочисленных окнах горит свет, во дворах почти никого. Мой мир так далёк от всего этого, что становится даже любопытно – какие люди тут живут? Такие же, как Марта?
Смеюсь, представив Регину в таком дворе – наверняка волдырями бы покрылась и лопнула от злости.
Оставляю мотоцикл, замечаю небольшой магазинчик “стекляшку”, и иду туда. Вряд ли там принимают оплату через Эппл пэй, но несколько сотенных купюр в заднем кармане валяется, хватит.
Внутри, конечно, не “Азбука вкуса”, но чисто и пахнет приятно. Какими-то конфетами: ванилью и шоколадом. Полная молодая женщина в голубом платье, положив руки на прилавок, улыбается мне широко и как-то кокетливо, что ли.
Я знаю этот взгляд: она наверняка потребитель всех этих жёлтых новостей.
Когда ты входишь в сотню самых завидных холостяков страны, иногда хочется сквозь землю провалиться. В Гарварде было хорошо: там всем плевать на мою фамилию, перспективы, папу и всё, что с этим связано.
Там было свободно, но на родине… глупый ажиотаж, который кажется слегка диким.
Наверное, потому меня Марта и волнует – в её глазах нет этого всего. Она просто девушка, у которой даже не мелькает мысль ухватиться за меня, как за единственный шанс. Ей будто бы ничего от меня не надо, и это удивляет немного, выделяет Марту в череде всех этих охотниц за сокровищами.
А ещё я явно не пронзил её сердце навылет с первого взгляда, и это немного царапает. Когда такое со мной было-то в последний раз? Чёрт, Марта даже выкать никак не перестанет.
Чудная.
Натянув на лицо каменную, достаю из тихо гудящего холодильника бутылку негазированной воды, бросаю на прилавок сотню и быстро выхожу прочь. За спиной удивлённый вскрик: “Сдачу, сдачу возьмите”, но я игнорирую продавщицу и иду дальше.
Я иду вперёд, совсем не имея цели. Ныряю в пустоту тихих дворов, купаюсь в тишине и редком лае собак. Рыжий кот с полосатым хвостом сидит у ножки фонаря, умывается и косит на меня янтарным глазом.
– У меня ничего для тебя нет, приятель, – говорю, когда кот решает потереться о мои ноги.
“Мяу”, – равнодушное в ответ, и кот уходит, гордо задрав полосатый хвост.
Я пью воду жадными глотками, но чуть не давлюсь, когда телефон, о котором почти забыл, разрывает тишину слишком громкой мелодией.
Я знаю, кто это звонит, и я сминаю в кулаке полупустую бутылку с водой, напрочь забыв о мучающей жажде.
Регина, чтоб её… невозможная баба.
Злость, от которой я почти избавился, снова вспенивается бурным морем, и мне приходится сделать несколько глубоких вдохов, чтобы не сорваться. Тихомирова дурная, но не злая – я пытаюсь об этом помнить, пока дыхательной гимнастикой занимаюсь, а Регина сбрасывает и трезвонит в третий раз.
– Марк, ну нельзя же быть таким упёртым, – я явственно вижу её надутые утиной задницей губы, хотя между нами километры.
– Такой сукой тоже быть нельзя, но тебе же плевать.
Короткая пауза и пыхтение в трубке выдают состояние Регины: она очень похожа на мою мать, возможно, потому у них такое взаимопонимание и любовь. Я точно знаю: Тихомирова умеет себя контролировать, но сейчас ей просто необходимы несколько секунд, чтобы переварить мою грубость.
Я иду обратно к мотоциклу, а Регина уже щебечет о том, что вовсе на меня не злится и готова что угодно сделать, чтобы загладить наш конфликт.
