Хотя бы на пару минут.
Но он как будто читал ее мысли.
Наклонился и лег, прижимая Таню к кровати своим весом. Она вспомнила ту ночь. Такую же позу. Их жесткие, грубые движения, от которых они оба задыхались и тихо стонали в ночную пустоту.
– Ты так и не сказала мне, почему я здесь? – шепнул он, сжимая голую Танину ягодицу рукой.
Это была мука. Настоящая пытка, от которой у Тани гудело в башке. Даже страх, что в комнату войдет кто-то из родителей, ушел на второй план, прогнулся под тяжестью дикого возбуждения.
– Чтобы… вытаскивать у меня из задницы занозы?
– Я бы с большим удовольствием что-нибудь вставил в твою задницу. Но ты соврала.
– Мы можем поговорить об этом, когда я не буду лежать под тобой кверху жопой в доме моих родителей, пока они в десяти метрах от нас готовят картошку в духовке?
– Нет.
– Ладно… – она вздохнула, мысленно считая до десяти. Грудь болезненно ныла, а еще, что было самым ужасным – она чувствовала член психа своими ягодицами, и у него крепко стоял, ну что за совпадение! – Ладно. Ты был прав. Насчет мамы. Мне просто не хочется ее разочаровывать.
– Почему это звучит так неправдоподобно?
– Потому что ты придавил меня своей тушей!
Таня дернулась.
Псих выдержал пару секунд, а потом привстал, резко переворачивая ее на спину.
Таня заскулил, когда их бедра соприкоснулись, а когда улыбка психа – просто дьявольская, ужасно сексуальная улыбка – свалилась на нее как бетонная плита, она уже не могла говорить.
Только губы облизывала, как будто у нее был припадок.
Псих внезапно перевел на ее губы взгляд, глаза его помутнели. Лица их было так близко, что хотелось просто взять и сделать это. Забыться, прекратить сопротивляться, послать к чертовой бабушке все свои страхи и сомнения.
– Знала бы ты, Таня, как сильно я хочу тебя…
В дверь постучали.
Он не договорил. Псих не договорил!
Хочет ее что? Поцеловать? Трахнуть? Убить? Скорее – третье. Но Таня так и осталась страдать в неизвестности, потому что им пришлось отползти друг от друга, поправляя одежду. Дверь открылась, и мама, абсолютно счастливая от увиденной картины, позвала их к обеду.
За обедом все вели себя непринужденно и до тошноты мило. Таня старалась не ерзать, сидя за столом, но остаточная боль после занозы никуда не делась, и ей приходилось стараться изо всех сил, чтобы выглядеть счастливой и бодрой.
Псих же в это время вовсю развлекал родителей. Он травил байки из своего детства о том, как он тащил домой всех животных, найденных на улице, и закатывал настоящую истерику, когда мама отказывалась их оставлять.
Таня перевела взгляд на Джека, который удобно устроился в проходе между кухней и гостиной. Псих совершенно не изменился. По всему выходило, что он и в детстве был больным на голову маньяком.
Они уже приступили к десерту (купленным в супермаркете вафлям, так как никто из них не был способен что-то испечь, не устроив пожар), когда отец вдруг выбил из Тани воздух одним вопросом:
– Как вообще у вас двоих разворачиваются дела? – он перевел взгляд с психа на Таню, а потом обратно.
Они сидели на почтительном расстоянии друг от друга, хотя, будь Танина воля, она бы предпочла есть в другой комнате или, к примеру, на другой планете, только не рядом с ним. Хотя, помимо этого, было и противоположное желание – забраться к психу на колени и не слезать с них. Ее так сильно швыряло из стороны в сторону, что она начала подозревать у себя шизофрению.
Таня прокляла папу взглядом, открыла рот, чтобы ответить, но псих вдруг оторвался от пожирания вафель и улыбнулся, откидываясь на стуле:
– О, я от Тани в полном восторге, – он бросил на нее беглый взгляд. – Вы воспитали чудесную девушку. Как будто специально для меня. Правда, Таня?
Он потянулся и коснулся ее коленки рукой.
Таня сглотнула ком и натянула улыбку, но на самом деле ей хотелось окунуть психа лицом в горячий чай.
– Разумеется.
– Иногда, конечно, она бывает той еще занозой в одном месте, но даже в такие моменты она – само очарование.
Таня подавилась и начала кашлять, прикрывая салфеткой рот. Мама тут же засуетилась, похлопывая ее по спине, а псих при этом выглядел таким самодовольным, словно смерть фейковой девушки входила в его планы на сегодняшний день.
* * *
Прогулка не задалась с самого начала.
Во-первых, погода решила резко испортиться и, вместо солнечного неба и мягкой осенней листвы под ногами, Таня получила противный снег с дождем прямо в лицо.
Во-вторых, она злилась на себя за то, что не надела другую обувь, и теперь шлепала по грязной жиже в кроссовках, чувствуя, как с каждой минутой ее ноги все сильнее промокают.
И, наконец, в-третьих.
Таню после обеда нещадно клонило в сон, и шла она по узкой тропе впереди остальных с едва ли не закрытыми глазами. Не было ничего удивительного, что в какой-то момент она споткнулась и полетела прямо в лужу всем своим не слишком большим телом.
Если бы она снималась в мелодраме, то, по закону жанра, псих поймал бы ее за секунду до падения, и они столкнулись бы взглядами, а время вокруг них замедлилось бы. Возможно, на фоне в это время играла бы какая-то романтичная музыка про планету любви.
Но Таня была в своей никчемной жизни, а здесь таких чудес не происходило, поэтому она рухнула на землю и за секунду вымокла вся до нитки.
Честно говоря, вставать не особо хотелось. Была крошечная надежда, что если она останется так лежать, лицом вниз, то никто не заметит ее позора. Но псих не был бы собой, если бы не присел на корточки рядом с ней.
– Мое ты недоразумение, – произнес он, ласково откидывая волосы с ее лба.
Иногда, когда он говорил так, Тане начинало казаться, что это все искренне. Что вот эти «чувства» для родителей являются настоящими чувствами психа. Что он и правда умиляется ее неуклюжести, ее занозам, вечным падениям и мелким проблемам с координацией.
Но потом он вдруг начинал подленько хихикать над ней и снова становился собой – злобным демоном. Наверное, Тане стоило радоваться, что у нее не было причин привязываться к психу еще сильнее.
Джек, который больше
