мрачное чувство затуманивает мои мысли.
Что-то не так.
Совершенно и совершенно неправильно. Мне не следовало идти с ним. Я должна была оставаться в комфорте своего пушистого одеяла и смотреть "Настоящее преступление", а не участвовать в них на самом деле.
Может быть, я просто слишком переживаю.
В конце концов, я смотрю больше испорченного дерьма, чем следует считать здоровым. Мой разум слишком осторожен и—
Себастьян останавливает машину на усыпанной гравием дороге. Прямо посреди темного, пустого леса.
Его голос приобретает пугающие нотки, когда проникает под мою кожу.
— Выметайся.
Наоми
Моя кровь шумит в ушах, когда я смотрю на темный лес и его деревья, которые принимают форму дьявольских рогов.
Себастьян остается невозмутимым за рулем, острые черты его лица затенены отсутствием света.
Темнота делает все зловещим и навязчивым, вызывая мурашки по коже.
— Что ты подразумеваешь под «выметайся»?
Я ненавижу, как мой голос срывается, опускаясь до дрожи.
Вместо того, чтобы ответить мне, он выходит из машины и обходит ее с моей стороны, затем распахивает дверь.
Мое сердце подпрыгивает в тот же момент, когда он хватает меня за локоть, его тепло, как нож, готовый вонзиться в меня.
Оставь меня умирать.
Мои ногти впиваются в ремень безопасности, и я качаю головой. Я ни за что на свете не переступлю порог. Не обращая внимания на мою реакцию, голова Себастьяна заглядывает внутрь, и я перестаю дышать, когда его тело прижимается к моей груди, пока он расстегивает мой ремень безопасности. Острые, как бритва, его прикосновения пронзают меня насквозь, образно разрезая мою одежду и угрожающе прижимаясь к моей чувствительной коже.
Как только он отстегивает меня от ремня безопасности, он вытаскивает меня из машины. Я, спотыкаясь, поднимаюсь на нетвердые ноги, резко выдыхая с шипением, как будто я прошла физическую тренировку. Он тащит меня к деревьям, даже когда я пытаюсь вырваться из его хватки.
Машины больше не видно, но ее дальние фары отбрасывают тень на его лицо и напряженные мышцы тела. Вот тогда он, наконец, останавливается.
— Что это? — Я возвращаю немного силы своему голосу и использую его как броню.
Однако непривычность ситуации является недостатком, и мне хочется ухватиться за решения, которые я уже пропустила.
Себастьян указывает подбородком на лес, окружающий нас со всех сторон, на высокие, ужасные деревья и кромешную тьму, которая нарушает полоска белого света, исходящего от луны. Но даже это прерывается высотой деревьев. Фары машины все еще отбрасывают ужасный блеск на его лицо. Или, может быть, мне это только кажется из-за того, что мой пульс продолжает стремительно биться.
Это неправильное место. Совершенно верно.
Он решил остановиться в пустынном месте, которое я не узнала бы даже при дневном свете. Дорога отсюда не видна, и только характерные звуки сов и какое-то шипение ночных животных разносятся вокруг нас.
— Ты слышала о Блэквудском лесе, Наоми?
Я скрещиваю руки на груди и резко втягиваю воздух. Я притворяюсь невозмутимой, хотя на самом деле нахожусь на грани срыва. Это похоже на эпизод моих настоящих криминальных подкастов.
Может быть, Себастьян — серийный убийца.
Серийный насильник.
Серийный подонок.
Может быть, он использует свою внешность и обаяние, чтобы заманивать девушек, чтобы трахнуть их во всех позах, а затем убивать и хоронить их в лесу, где их никто не найдет. Или, может быть, я слишком много смотрю "настоящие преступления".
Прочищая горло, я решаю сохранить свое притворное спокойствие.
— Конечно, я слышала. Я живу в этом городе уже четыре года.
— Тогда ты, должно быть, слышала о многочисленных захоронениях, разбросанных вокруг. Говорят, в нашем городе не высокий уровень преступности, но, может быть, это потому, что все они были спрятаны влиятельными людьми давным-давно. Возможно, некоторые из исчезновений, о которых сообщалось в полицию, в конце концов, не были случаями побега.
Хорошо. Теперь мне страшно.
Вычеркни это. Мой режим выживания включается на полную мощность, как тогда, когда прошлой ночью за мной следил тот фургон.
Никто не станет говорить об убийствах и преступлениях посреди темного леса, если только у него на уме не насилие.
Мои колени ударяются друг о друга, и мое горло сжимается, прежде чем я задыхаюсь:
— Почему ты все это мне рассказываешь?
— Чтобы поднять тебе настроение.
— Зачем?
Он использует свою хватку на моем локте, чтобы притянуть меня ближе. Так близко, что я тону в его присутствии и в том, как легко он может раздавить меня.
Показалась ли мне привлекательной разница в массе тела в моем доме? Как я могла, зная, что он мог использовать это, чтобы стереть меня?
Горячий тенор его голоса вибрирует от его дыхания на раковине моего уха.
— Беги, Цундэрэ.
— Б… Бежать?
— Да. Он отпускает меня. — Я выиграл пари и хочу, чтобы ты бежала.
— Зачем?
— А ты как думаешь?
Несмотря на темноту, окутывающую нас со всех сторон, я вижу мерцающий свет в его тропических глазах.
Теперь они кажутся затравленным островом, который вот-вот заманит меня к своим берегам и не даст мне выбраться.
— Чтобы ты мог преследовать меня.
Хриплый звук вырывается из моего горла, и что-то странное вспыхивает в моей груди.
Что-то, чего я не хочу испытывать.
Я смотрю на Себастьяна и замираю от того, насколько он близко, как будто он собирается попробовать мои слова на вкус и вдохнуть мой воздух. То есть, если он уже не является таковым.
— Я не играю. — Мой голос слаб, едва слышен в оглушительных последствиях его заявления.
— Кто сказал, что у тебя есть выбор? Или ты играешь, или я оставляю тебя здесь. Дорога примерно в двадцати минутах ходьбы, так что ты найдешь свой путь… в конце концов.
Я стучу кулаком ему в грудь.
— Ты не можешь этого сделать.
— Почему бы и нет, когда ты та, кто отказывается от пари, которое ты проиграла?
— Но почему? Зачем тебе это делать?
— Потому что это весело, и, учитывая, как у тебя перехватило дыхание при мысли о том, что тебя преследуют, я уверен, тебе это тоже понравится, малышка.
Боже. Неужели он настолько настроен на язык моего тела? Что ж, думаю, я тоже сосредоточена на нем, но в данный момент его лицо — чистый лист. Я ничего не могу разглядеть за тенями, разбросанными по нему.
— Почему ты не выбрал кого-то другого, кто готов играть в твои сумашедшие игры?
Меня встречает тишина, и я почти вижу, как кривятся его губы.
— Это должна быть ты.
— Мы не знаем друг друга.
— Я
