– Аллистер.
Аллистер не сводил с меня глаз, даже разговаривая по телефону.
Мне показалось, что я слышу человека на том конце линии, и его слова не звучали похоже ни на один из знакомых мне языков.
– Когда вы в последний раз его видели? – Аллистер молчал пару секунд, а потом в его глазах зажглось раздражение. – Завтра буду. – Он завершил звонок.
В комнате повисла тишина.
Все было кончено.
Меня наполнило разочарование… и что-то более весомое.
Но потом он сел на корточки передо мной, провел рукой по щеке и поцеловал. В моей груди разлились шок и тепло. Я застонала, обняла за плечи и забралась на него, оказавшись на его коленях. Аллистер был так хорош на вкус, к нему так легко было привыкнуть. И я упивалась каждым движением и каждым прикосновением губ. Он целовал меня с полной отдачей, словно имел на это право, словно я принадлежала ему.
Поцелуй стал другим, непохожим ни на что из того, что я испытывала раньше. Более нежный… более значительный, и мне это не понравилось. Я потянулась к его ремню, но меня остановила его железная хватка на моем запястье.
– Аллистер, – умоляюще сказала я.
– Мой язык только что был внутри тебя, – раздраженно сказал он, – можешь уже начинать звать меня по имени.
Я открыла рот. Закрыла.
Его взгляд потемнел, когда он заметил выражение моего лица.
– Ты забыла, как меня зовут.
Когда я не стала отрицать, он покачал головой и уронил меня обратно на кровать. «Боже мой, да как же его?» Я была пьяна, когда спросила его много месяцев назад, и то, что я всегда звала его Аллистером или офицером, совершенно не помогало памяти.
– Мне надо уехать на какое-то время, – сказал он, накидывая пиджак. – Можешь тут переночевать, или я отвезу тебя домой.
– Как тебя зовут? – спросила я.
– Позаботься о том, чтобы узнать о человеке до того, как полезешь к нему в постель, Джианна.
Я прищурилась.
– Ты что, знаешь по имени каждую женщину, с которой спишь?
– Да.
Я вздохнула, внезапно почувствовав себя максимально обнаженной. И уставшей. Я не хотела возвращаться к себе в квартиру, точно не этой ночью. Магдалена заходила всего пару раз в неделю, так что там было одиноко.
– Я бы осталась здесь, – пробормотала я.
Он остановился передо мной.
– Мы еще поговорим об этом, когда я вернусь.
– Об этом?
– О нас.
Оу. Меня накрыл миллиард противоречивых чувств, так что я решила проигнорировать их.
– У тебя хоть нормальный выбор хлопьев?
Он провел пальцем по моей щеке.
– Ты меня не забудешь. – Это было приказом, но сквозь него проступила едва заметная уязвимость, согревшая мне сердце. Мои волосы были в беспорядке, резинка сползла до середины хвоста. Он стянул ее со спутанных локонов и убрал к себе в карман.
– Как может кто-то забыть твое лицо?
Почему-то это показалось ему смешным. Улыбка тронула уголок его губ, и это было так сексуально, что я встала и поцеловала его. Он издал недовольный звук, но позволил мне этот поцелуй. Мягкий, влажный и сладкий.
Он вложил в мою руку визитку.
– Позвони по этому номеру, если тебе будет что-то нужно.
– Обязательно, офицер.
Он легонько шлепнул меня по заднице и вышел из комнаты.
Позже я озаботилась поиском информации. Его звали Кристиан.
Но это уже ничего не значило.
До нашей следующей встречи мы не виделись три года.
* * *
Я шагала вдоль по Седьмому проспекту, пытаясь одновременно удержать в руках телефон, стакан с латте, коврик для йоги и сумочку.
– Нет, ну какой мужик отлизывает девушке, а потом даже не звонит ей, чтобы она могла отплатить тем же? – это первое, что я услышала от Валентины, когда наконец смогла прижать телефон к уху.
– Напомни, почему я вообще тебе об этом рассказала? – спросила я.
– Потому что я экспертно разбираюсь в мужчинах, а ты хотела понять, что творится в мозгах у твоего федерала.
Это правда.
– Ну и?
– Поверить не могу, что это говорю, но, солнце мое, кажется, ты ему не нравишься.
Я поразмышляла над этой мыслью. Согласиться с ее словами я не могла – он меня поцеловал, – но с чего ему не звонить мне аж две недели с тех пор. Чувство уязвимости преследовало меня с той самой ночи. Он видел меня обнаженной, заставил гореть в его руках. Я умоляла его дать мне больше. А получила ничего. Он даже галстук свой дурацкий не снял. Может, это все было частью его игры. А может, я ему уже наскучила. Мои щеки раздраженно вспыхнули.
– У него были только мюсли с изюмом, – пробормотала я.
– Ась?
– Не, ничего. – Я отпила латте, потом сказала: – Он оставил мне свой номер.
– Серьезно? А почему ты ему не позвонила?
– Потому что не хочу ему звонить, а просто хочу знать, почему он не звонит мне.
«Железная логика».
Валентина засмеялась.
– Слушай, твой федерал очень горячий, видит бог, я бы и сама ему не отказала, если бы он захотел прогуляться, но доверять ему нельзя. Типа совсем нельзя.
– О, поверь мне, я в курсе. Он пристрелил Очаровашку.
– Кого? Хотя нет, постой, не хочу даже знать. Рикардо мне сказал, что никто не знает, откуда этот федерал родом, он просто в какой-то момент появился в нашем мире, сразу со связями от Ла Эмэ до «Братвы».
Я в последнюю секунду успела увернуться от велосипедиста.
– Да, да, да, он суперважный чел с супер-важными связями, – пробормотала я, закатывая глаза.
– Оказывается, он неплохо шарит в компьютерах, вроде бы даже гениален или вроде того. Как Эйнштейн, только бессовестный. Наверное, поэтому Бюро его и подхватило. Нельзя верить тем, кто работает на правительство, Джианна. Он обрюхатит другую женщину близнецами, как только вы начнете встречаться.
– У тебя восхитительно богатое воображение.
– Спасибо.
Короткий писк сообщил мне об еще одном входящем звонке, и я напряглась от предчувствия, увидев индекс Чикаго.
– Мне надо идти, Валентина. Позже поболтаем.
– Удачки.
Я ответила на второй звонок.
– Алло?
– Джианна.
От скорби в ее голосе моя кровь заледенела в венах.
Я остановилась посреди тротуара, чувствуя, как пульс колотится в горле.
– Тара… как она?
После долгой паузы я уже знала.
Знала, что моя мама умерла.
– Нет… – Я стояла на месте, но земля под ногами двигалась, грозя разверзнуться и поглотить меня. Горло сдавило, а слова были еле слышны.
– Я должна была увидеться с ней завтра. – Билет до Чикаго в моей сумочке внезапно стал весить десять кило.
– Джианна… Мне так жаль, но ее больше нет. Она так долго боролась…
Латте выскользнул из моих пальцев и расплескался по асфальту. Солнце грело кожу, но под ней не осталось ничего, кроме льда. В ушах звенело, а шум улиц Нью-Йорка словно потух под крепкой хваткой скорби.
– Я приеду к ней завтра, – бездумно сказала я.
– Она очень тебя любила. – Голос медсестры тронули ноты слез и улыбки. – Ты была для нее всем.
Розовое церковное платьице. Ее улыбка. Рука на моем сердце. «Танцуй под эту музыку… когда захочешь и как захочешь».
Боль, злая и острая, вырвалась из клетки глубоко внутри меня и схватила за горло.
– Почему? – всхлипнула я. Почему она? Почему этот мир такой нечестный? Такой жестокий? Почему любовь ранила сильнее самой острой боли?
– То, что она прожила так долго при такой тяжелой стадии рака, уже было благословением, Джианна. Тебе повезло провести с ней так много времени.
Единственным благословением была Тара. Только благодаря ей я могла видеться с мамой в хосписе, где она жила последние два года. Мой папá запретил мне ее посещать. Он и дышать бы мне запретил, если бы мог.
Слезы жгли глаза, сердце, душу.
– Спасибо тебе, Тара, за все, что делала для нее… и для меня.
– Ну, я бы не смогла смотреть на себя в зеркале, если бы разлучила мать и дочь.
Я стояла, невидяще глядя перед собой, и мир казался таким большим, таким тяжелым, что нести на себе его вес было невыносимо больно.
