Все… Аут!
Память воспроизвела слова, когда-то сорвавшиеся по дурости, и я вскинула на Антипова виноватый взгляд, раскаиваясь за ложь. Думала, увижу на его лице брезгливость или злость, но нет. Он улыбался и казался очень довольным.
Мы не отводили взгляда друг на друга. Во мне росло отчаяние от всего сразу. Не знала, что говорить и делать. И пока я силилась вынырнуть из воронки безнадеги, в которую меня засосало, Леша наклонился и коснулся моих губ своими. Легкое касание, пробное, а меня коротнуло в миллионы вольт, посылая импульсы к каждой клеточке тела. В груди взорвался фейерверк из ярких искр, что высыпали на коже мурашками. Неожиданно, невозможно и до паники сладко.
Он водил губами по моим с каким-то тихим, отчаянным, сдавленным стоном, а я не могла пошевелиться. Целовал нежно, интимно. Влажный язык толкался мне в рот, но я стиснула зубы и не пускала его в себя. Застыла. Заморозилась. Превратилась в настоящую фарфоровую игрушку: урони — и она рассыплется на мелкие осколки. Не могла принять того, что происходило на фоне измученного сознания.
— Я люблю тебя, Маш. Люблю тебя, — сбивчиво шептал он, целуя уголки губ, щеки, нос, глаза. — Люблю. Слышишь? Моя детка. Моя кукла. Моя Машенька.
Он сошел с ума, и я вместе с ним. Меня накрывало непониманием, потому что к таким признаниям оказалась не готова. Совсем. Никак. Не сейчас. Он не мог меня любить! Это игра. Его месть. Его бенефис! Внутри меня сладкой болью звучали его слова, но разум твердил, что потом меня ждет что-то похуже домыслов Валеры. Антипов и Соболева — это эталон, пара. Я и Леша — неестественный ход вещей. Я кукла, а это его очередное веселье.
— Нет! — выкрикнула я и оттолкнула от себя мажора.
Глядя на него, демонстративно вытерла губы, и произнесла то, что само всплыло в мозгу:
— Засунь свою любовь себе в конкретное место, поглубже! — и рванула домой.
Зайдя в квартиру, закинула злополучные продукты на кухонный стол и ушла к себе в комнату. Не раздеваясь упала на кровать и зажмурилась. Пропускала под сомкнутыми веками каждую секунду произошедшего, словно прокручивала киноленту на проекторе. И чем больше просматривала, тем отчетливее понимала, что наделала.
Не выглядел Леша как циничная сволочь, наоборот, был открыт. В его словах не слышалось ни намека на насмешку или фальшь — только ошарашенность, решительность, радость. Вспоминать его взгляд после моих слов я не желала. Гнала от себя ту боль и непринятие очевидного, которые мазнули по лицу Антипова, моментально скрываясь за нечитаемой маской.
И все же сомнения грызли меня, напевая о недоверии и тут же о моей глупости. Как?! Как же я могла безумно любить и так обидеть того, кто стал моим сердцем?!
Глава 25
С этого момента я погрузилась в персональную преисподнюю.
Полночи рыдала, а еще полночи смотрела в потолок и улыбалась. Жалела, что не ответила на поцелуй, не позволила себе узнать каково это — любить до умопомрачения, взаимно. Конечно, не факт, что Антипов любил меня так же как я его, но то, как он шептал мне столь важные слова, как смотрел, обнимал, целовал… говорило о многом. И вывод напрашивался один — я самая большая дура на свете.
Несколько раз мне хотелось написать ему. Хватала в руки телефон и… откидывала в сторону. Проще всего объясниться путем сообщений, но это выставляло меня еще более малодушной, чем уже себя показала. Оставалось ждать утра и бежать в лицей, чтобы все исправить. Рассказать о страхах, которые меня одолевали, о заблуждениях и немного об обидах.
Я сидела на подоконнике вестибюля и ждала Антипова. Откуда взялась уверенность, что он меня не пошлет подальше — не знаю. Наверное, просто не думала об этом. Он сделал свой шаг, и пусть мой ход оказался неверным, но я должна переиграть. Должна признать ошибку.
Так я заблуждалась ровно до тех пор, пока в двери лицея не вошел Леша в сопровождении Марины. Девушка обнимала его за талию, а он ее за плечи. Оба выглядели довольными и счастливыми.
Окинув меня мимолетным взглядом, Антипов ухмыльнулся краем губ и переключил все внимание на друзей.
Я вновь стала пустым местом. Сделав вид, что жду Золотареву, отвела глаза в сторону, сжав пальцами подоконник до ломоты в костях.
Несколько уроков ломала голову, стоит ли мне вмешиваться теперь в его жизнь. Ревность била все рекорды по глупостям, которые готова совершать. Начиная от примитивного скандала с высмеиванием его признания и заканчивая уговорами простить меня. Какой-то шизанутый мозговой штурм, который бросал меня как шторм в десять баллов рыбацкое судно. И все, что я придумала на текущий день — это ходить поодаль и наблюдать. Любовалась со стороны как конченный сталкер.
— Маш, не изводи себя. Пойдем на урок, — грустно улыбалась Кира, утягивая меня в класс.
— Соболева и в туалет с ним ходит? — зло процедила, не теряя из вида мажора.
— Плюнь, Машунь.
Удивительно, что подруга меня не высмеивала, а лишь понимающе вздыхала. Вероятно, она догадалась о моем отношении к Антипову раньше меня самой.
А дальше… только хуже.
Постоянное ноющее чувство в груди и маниакальное желание привлечь к себе внимание. Я увязала все глубже, отмечая то, что не видела в нем раньше: приятный смех, не со мной; заинтересованные взгляды, адресованные не мне; легкие улыбки, не для меня; низкий голос, нежные губы, чертовы янтарные глаза… и все это не для меня.
День за днем я мучилась рядом с ним, но без него.
До новогоднего бала оставалась неделя. А я продолжала наблюдать за идиллией в отношениях мажора и первой красавицы. Несколько раз мы сталкивались с Лешей в коридоре, но он проходил мимо, будто мы незнакомы. Сложно передать словами, как меня ломала любовь к нему. Выворачивала до тихих истерик и неконтролируемых психов. Я замыкалась в себе, превращаясь в комок оголенных проводов под напряжением.
И я решилась.
Подойти к нему и поговорить. Избавить себя от неопределенности. И тут в пору смеяться! Истерично и громко, как умалишенной. Все как раз ясно и понятно, только я не хотела с этим мириться. Мне было плохо без него. Без его «детка», даже обидного «кукла», без гадких замечаний, сильных рук… без всего, что связано с ним.
Желая бросить Леше вызов, я ожидала, что он снова найдет способ сделать меня своей игрушкой. Вновь откроется. Не задумывалась, что сценарии разные, и тупо шла по проторенной дорожке. Рассуждая о любви и взаимности, забыла, что связь двусторонняя. Я же создала игру в одни ворота, хотя сама давно бегала по полю, скрываясь ото всех.
С последнего урока я вышла позже остальных. На фоне всех душевных терзаний плохо написала контрольную по алгебре.
— Я не узнаю тебя, Мария, — преподша крутила в руках листок с моей работой. — Что происходит? Ты одна из немногих, кто радовал меня своим усердием и внимательностью. Я ставлю тебя в пример другим ученикам, а тут такое…
— Простите, — поглядываю на дверь, мечтая уйти побыстрее.
— Мне не нужны твои извинения, Сафронова. Дам тебе шанс исправить оценку, но легко не будет. Пятого января придешь и сделаешь два варианта.
— На каникулах? — возмутилась праведно. Ничего себе наказание…
— Именно. Я и так делаю это в виде исключения.
— Да, конечно, — кусала губы, прикидывая в уме сколько осталось времени до звонка и успею ли застать Лешу внизу.
Мне на все было ровным счетом плевать. Все мои стремления и мысли витали на первом этаже. Торопилась.
Попрощавшись с учителем, вылетела из класса, сбежала по лестнице и собиралась завернуть за угол, к гардеробу, но меня остановила Соболева.
— Сафронова, аккуратнее надо быть. Тут вообще-то нормальные люди ходят, — красотка оценивающе посмотрела на меня и усмехнулась.
— Извини, — без толики раскаяния ответила, делая шаг в сторону.
— Куда так торопишься? — Марина полировала большим пальцем нарощенные длинные ногти, покрытые хищно-красным гель-лаком.
— На кудыкину гору, — я сжала сильнее лямку рюкзака.
